– Не знаю, – признался парень. – Может, что-то съел?
Вот только ел он в последний раз вчера вечером, и с того момента времени утекло немало. Если он действительно отравился консервами, это проявилось бы гораздо раньше.
– Почему стоим? – крикнул Цент, не приближаясь к пленникам.
– Вове нехорошо, – сообщила ему Катя.
– Хорошо ему быть и не должно. Идите, или я рассержусь.
Вова сделал еще три шага, и резко остановился, согнувшись вперед.
– Ай! Ай! – запричитал он, держась руками за живот, из которого неслось несмолкаемое бурление.
– Ему совсем плохо, – сказала Центу Катя. – Он не может идти.
Цент пожал плечами и вытащил из кобуры пистолет.
– Ладно, – не стал спорить он. – Не может идти, пусть останется здесь. Навеки.
Как только ствол пистолета нацелился на Вову, у того чудесным образом все прошло и рассосалось.
– Со мной все хорошо! – выпалил он в ужасе, поскольку прекрасно понимал: этому страшному человеку что его убить, что муху прихлопнуть – все едино.
– Так и знал, что симулируешь, – кивнул Цент. – Еще раз вздумаешь нас задерживать, и я решу все твои проблемы со здоровьем одним движением пальца. А теперь пошел вперед!
В тот момент, когда Цент окончательно уверовал в то, что никакого бункера нет, и новых знакомых пора валить, они достигли цели путешествия.
Посреди леса возвышался холм, высокий, большой, выглядящий чужеродным элементом среди окружающего ландшафта. Его можно было бы принять за древний курган, если бы в одном из его склонов не чернел провал входа, тщательно замаскированный высаженными по краям кустами. Цент разглядел массивную железную дверь, круглую вращающуюся ручку на ней, и выцветший, почти стершийся символ дефицита, очередей и талонов – серп с молотом.
– Мы на месте, – сказал дядя Гена, повернувшись к Центу. – Вот вход. Внутри вы найдете все, что я перечислил. Теперь мы можем идти?
– Можете, – не сдержав усмешки, ответил Цент. Он не мог понять, действительно ли дядя Гена держит его за идиота, или просто тыкает наугад – авось прокатит.
Изверг из девяностых указал пистолетом на металлическую дверь.
– Вы пойдете туда, – сообщил он. – Первыми. А мы за вами.
– Мы же договорились… – обиженно загудел дядя Гена.
Цент навел на него пистолет и нахмурил брови.
– Мы договорились, это да. Договорились, что вы отведете нас к великим запасам еды, оружия и амуниции. А не к железной двери, за которой скрывается непонятно что. Как только я увижу свою тушенку, вы можете быть свободны. Но не раньше.
Он кивком головы указал на дверь, и повторил приказ:
– Отпирай ее! Живо!
Дядя Гена уронил голову и поплелся исполнять полученное распоряжение.
6
Чтобы провернуть ручку, пришлось попотеть. Вначале ее тянул один дядя Гена, затем к нему присоединились Саша и Вова. Потянули, кряхтя от натуги. И тут Вова почувствовал, что сейчас разразится катастрофа. В его животе творилось нечто страшное, нечто такое, природу чего он не понимал.
– Эй, ты куда это намылился? – крикнул ему Цент, когда Вова, на полусогнутых ногах, попытался забежать за другую сторону холма.
– Мне надо! – приплясывая, и корча гримасы страдания, признался Вова слезным голосом.
Цент навел на него пистолет.
– Терпи! – приказал он. – Или ты не мужик?
Вове очень хотелось быть мужиком, но в животе уже бушевала настоящая буря. Он понял, что не вытерпит.
– Я не могу! – простонал он. – Пожалуйста, отпустите меня.
– За дурака вы меня держите, или как? – удивился Цент. – Никто не уйдет с моих глаз. Ясно?
Вова понял, что сейчас разразится катастрофа, и он совершит грязное дельце на глазах своей возлюбленной. Если Катя увидит все это, она никогда не захочет быть с ним. Он бы, на ее месте, не захотел.
– Я вас прошу! – рыдал он. – Войдите в мое непростое положение!
– Нет! – отрезал Цент. – Если приспичило, то устраивайся здесь, у меня на виду. Или так, или терпи.
Терпеть уже было невозможно, и Вова, мысленно прощаясь с надеждой на большую и чистую любовь, выбрал меньшее из двух зол. Оно было ненамного меньше другого зла, но все же меньше.
Он едва успел спустить штаны и присесть, как слабительное показало свою силу. Вова выпил минералки больше всех, вот и доза коварного препарата ему досталась лошадиная. Точнее – слоновья.
Такого позора Вова прежде не переживал, и очень надеялся, что не переживет никогда. Напрасно наделялся.
Первым над ним засмеялся бездушный изверг Цент. Прямо-таки захохотал, глядя на сидящего на корточках юношу с красным от стыда и мокрым от слез лицом, из которого со свистом и грохотом вылетали последствия передозировки слабительным средством. Второй засмеялась Машка. Следом за ней Таня, а потом Саша с дядей Геной. Катя крепилась долго, но когда она залилась звонким хохотом, Вове реально расхотелось жить.
Лишь одного человека не насмешило чужое унижение – Владика. Тот вообще не понимал, что тут смешного. Ну, ему было ясно, почему ржет Цент – тот всегда любил посмеяться над чужим горем. Но с остальными-то что? Или они думают, что сами никогда не окажутся в такой же ситуации, как несчастный Вова? Если так, они плохо знают Цента.
– Да отоприте вы уже, наконец, эту дверь, пока Вова бесстыдник не загромоздил все подступы! – сквозь смех потребовал Цент.
Дядя Гена и Саша навалились на колесо, и то медленно сдвинулось с мертвой точки, издавая отвратительный визг и скрежет. Они провернули колесо трижды, затем потянули его на себя. Взвыли ржавые петли, и толстая дверь медленно приоткрылась. Пока все смотрели на черный прямоугольник входа, Вова быстро подтерся листиками с ближайшего куста, и попытался принять самый невинный вид, дескать, ничего не случилось.
– Идем внутрь, – скомандовал Цент. – Вы первые, мы за вами.
– Всем идти необязательно, – намекнул дядя Гена. – Я мог бы один показать вам все, а остальные….
– Останутся валяться здесь, зверски убитые, – закончил за него Цент. – Мне что – сто раз повторять? Живо все внутрь!
Почти сразу за дверью начиналась железная винтовая лестница, уводящая куда-то во тьму. К счастью, участники экспедиции захватили с собой фонарики.
Ступени и перила были покрыты толстым слоем бурой ржавчины, которая явно указывала на то, что уже многие годы нога человека не ступала в это подземелье. Звуки шагов эхом скатывались вниз и терялись в загадочных глубинах. На бетонных стенах колодца сверкали капли конденсата.
– Как давно построили этот бункер? – спросил Цент. Голос его прозвучал непривычно глухо, будто он произносил речь, сидя в пустой бочке.