Чёрная сова

– Но мне надо выговорить, выскрести все из души. – как то кисло пожаловался бывший бравый капитан, сглотнул пустым горлом, прокатывая комок или шар по гортани.

Андрей же почему-то вспомнил, как они парились в бане на заставе и Жора глотал не жуя, вареные яйца.

– Слушать не хочу. – отрезал он. – И не могу.

– Твоя воля, брат. – покорно согласился однокашник. – Ждал, думал, выслушаешь…

– У тебя, наверное, есть, кому слушать!

– Есть. – согласился новобранец Егорий. – Только я хотел сказать…. То, что никому не смогу сказать, даже духовнику. Но ты справедливо меня осадил, благодарствую. Во мне еще столько грязи, обиды! Которая не отстоялась, не вызрела, как грязь…

– С какой стати в Норильске погранзона? – усмиряя кипение чувств, спросил Терехов. – Мне сказали, открытый промышленный город…

Жора пожал плечами.

– Весь Таймыр – особая зона. С севера у нас граница почти не прикрыта.

– Не было печали… И что посоветуешь?

– Не посоветую – помогу. – вдруг с готовностью заявил однокашник. – Ты женитьбу затеял, чтоб паспорт поменять?

– Ну.

В голосе его все-таки послышалось облегчение.

– Так и понял… Только в милицию с обменом не суйся. Ее сразу арестуют, она во всех розыскных базах забита, я проверял. Найди надежного человека в МВД, и через него, за деньги… У меня есть один продажный лакей!

– Уже нашел, дальше что?

Жора поплутал взглядом по монастырскому двору, испытывая явное желание посмотреть однокашнику в лицо.

– Смотри, чтоб не обманули. А то и бабки получат, и сдадут потом.

– Как сделать, чтоб не сдали?

Он помедлил, разглядывая ботинки Терехова и вроде бы даже усмехнулся.

– Наивный ты человек, Шаляпин. Может, у тебя что-то и получится с Таймыром. Ты чище меня…

И осекся, вспомнив, что обещал избавить однокашника от исповеди. Наверное, он нарушал монастырские правила и этикет, учил мирского человека дурному, однако в армии курс молодого бойца потому и назывался карантином, что там выявлялись и лечились все болезни, и не только физические.

– Снимай на телефон, на диктофон пиши все разговоры. – со вздохом сожаления заговорил Жора. – Прямо в наглую, без стеснения, чтоб искушений не было. Хотят бабок – поймут и стерпят. Такой у них бизнес.

Терехов пожалел, что сам не догадался сделать этого с паспортистом, хотя привязать его на короткую цепь еще было можно, когда придется передавать фотографии, потом свидетельство о браке и отдавать всю сумму окончательного расчета.

– И будь осторожен, никому не доверяй. – продолжал учить послушник, напрочь забыв где находится и в каком он теперь положении. – Если проколешься на каком-то этапе, за тобой установят слежку, оперативное наблюдение. Почаще отслеживай хвосты. Но могут подослать хорошего знакомого, даже лучшего друга перекупить.

– Моего друга не перекупить. – заверил Терехов, думая о Мишке Рыбине.

– Запомни: поймают на криминале и перекупят с потрохами! Кому сидеть охота?… На встречи не подъезжай на машине, лучше брось за пару кварталов. Иди пешком и с оглядкой.

Теоретические зачатки конспирации им втолковывали еще в Голицинском погранучилище КГБ, Терехов много что помнил и слушал с неохотой.

– А что с пропуском в зону? – уже без всякого стеснения спросил он. – Месяц ждать не могу. Связи остались?

– Сейчас за территорию нельзя. – Жора с тоской поозирался, – Без благословления… После вечерни заступлю на службу. И пойду в самоход… Тут дисциплина – Голицино отдыхает.

– Возьми телефон!

– Святая простота… Такие вопросы с глазу на глаз! Она же в розыске, понимаешь? Сторожки расставлены всюду. В авиакассах, на вокзалах…

– Пропуск нужен завтра к вечеру. Ее имя теперь будет Терехова Алевтина.

Сказал об этом умышленно, чтобы досадить, уесть, но Репей укрепился в монастыре, хорошо держал удар – даже не дрогнул и только спросил:

– Она-то хоть знает?

– Придет время – узнает. – отмахнулся Терехов.

– Правильно, с ней так и надо. Паспортные данные впишешь сам.

И как-то резко, без всяких слов, отстал, будто выпрыгнул из лодки на берег. А Терехов напротив, выйдя с монастырского двора, оказался в водовороте. Позвонил бракодел и просил срочно приехать в ЗАГС, где его ждали, и уже с банковскими чеками о переводе денег. Он пересчитал наличность, и оказалось, не хватает, запросы устроителей семейного счастья были не хилые, и пришлось заезжать домой. И тут, после нравоучений послушника Егория, Андрею показалось, что у подъезда вертится соглядатай: пенсионного вида серый человек с газетой. Может, какой сосед греется на солнце бабьего лета – Терехов почти не знал жильцов дома из-за вечных командировок, а может и шпион, ибо смотрит в газету и одновременно стрижет по сторонам острыми глазками. Пока сидел в машине и отслеживал его поведение, позвонил паспортист и поторопил с фотографиями, чем еще больше насторожил. Почему именно в это время, когда он заехал на квартиру?…

Тоскливое, сосущее чувство завертелось под ложечкой. Однако напоминание о фото подвигло Терехова не тратить время на конспирацию и не поддаваться липким, шизофреническим мыслям. В квартиру он не пошел, оставил машину во дворе и побежал сначала в фотосалон на углу. Скучающая без работы джинсовая девица преспокойно его выслушала, ничему не удивилась – даже тому, что снимать придется в полутемной комнате и без вспышки, потому как у женщины светобоязнь. Назвала цену услуги, взяла какой-то аппарат с мощным объективом и заперла двери своей кандейки.

– Я готова.

В тот момент его это не насторожило, и лишь у подъезда, когда он вновь заметил пенсионера с газетой, вдруг подумал, что ведет в дом, к Алефтине, совершенно незнакомого, не проверенного человека. Навязчивая мысль, заложенная Репьем и приставшая, как репей, подтолкнула воображение, но отступать было поздно. Он галантно взял фотографа под локоток, отворил дверь и ввел в квартиру.

Ничего не подозревающая невеста чувствовала себя хорошо только в глухой, без окон, ванной комнате, где снимать было невозможно, поэтому он постучал и отворил дверь.

– Нужно сфотографироваться на паспорт. – сказал в темноту.

Она все видела, точно нашла его руку и опустив завесу паранджи, покорно вышла в коридор. Терехов завел ее в полутемную комнату и посадил на стул.

– Придется снять маску и включить свет. – предупредил он.

– Нет, только маску. – поправила девица, глядя на клиентку равнодушно. – Я сниму и вытяну в фотошопе. Подержите экран за спиной.

И раскрыв, как зонт, вручила его Андрею.

Щелкнула всего один раз, и даже не глянув на монитор аппарата, забрала вещички и ушла. Терехов не удержался, подбежал к окну и отвернув брезент, проследил, как она выйдет из подъезда. Вышла спокойно, однако пенсионер вскинул голову на дверной стук, посмотрел и, спрятав газету в пакет, побрел в противоположную сторону.

Вот и гадай, совпадение это или впрямь слежка? Может, пошел топтать девицу, отрабатывать контакты?…

Тем временем Алефтина скрылась в своем убежище, а Терехов открестился от назойливой подозрительности, выгреб из тайника всю наличность, в том числе, деньги, отложенные на дорогу и покупку снегохода, запер квартиру и снова побежал в фотосалон. Через десять минут в его руках уже было шесть снимков на паспорт: у невесты оказалось совершенно спокойное лицо и нормальные, широко открытые глаза – подправила в фотошопе. Однако Андрей поехал сначала в банк, потом в ЗАГС, и тут опять ощутил приступ мании преследования. На сей раз молодой парень томился возле брачных ворот, вроде бы слушал музыку через наушники, но сам стриг глазами, обшаривая всех, приближающихся к заветной двери. Можно подумать, невесту ждет, например, заявление подавать, однако заметно, сечет за мужчинами, и иногда достает из внутреннего кармана какую-то бумажку, вроде фотокарточку. Терехов понаблюдал за ним из машины, и уже когда почти убедился – слежка! – парень неожиданно спрятал наушники и ни с того, ни с сего набросился на другого. Драка завязалась жесткая, стремительная, явно с соперником, охранник на воротах бросился разнимать, и Андрей под шумок, облегченно и свободно, вошел в заветные ворота.

Фиктивный брак заключали в отдельном, узеньком, похоже, архивном кабинете и в деловой обстановке. Тетушка в старомодном беретике приняла банковские чеки, взяла паспорта и не глядя, точно развернув нужные страницы, вляпала штампы. Потом молча и от руки выписала корочки свидетельства о браке, поставила печати, однако вручила с язвительной торжественностью, должно быть, в душе брезгуя ролью продажной чиновницы или напротив, восхищаясь своими возможностями.