Возвращение Каина

Внезапно он поймал себя на том, что вот уже часа два как ни разу не вспомнил их недавний поход к старику художнику! Буря чувств и страстей бесследно пропала вместе с притягательным и отвратительным пороком, который Кирилл узрел в мастерской. Там была другая! А эта, с половой тряпкой в руках, измазанная клеем, и есть его будущая жена…

Ему стало отчего-то грустно. Жаль было расставаться с той, другой, порочной и целомудренной, бессовестно-обнаженной перед стариком, перед его блудливым и вместе с тем мудрым глазом. И одновременно влекущей к себе с такой силой и страстью, что Кирилл готов был разгромить мастерскую и посрамить ее!

Эта, шушукающаяся за дверью, была мила, обаятельна, но… не порочна. С этой хотелось ходить босиком по свежевымытому полу, курить, читать газеты и ждать ужина…

Она заглянула со своим восторженно-деловым видом:

– Сейчас мы идем на реку купаться!

«А ужин?» – чуть не спросил он.

– Пока я домываю, девчонки сообразят что-нибудь поесть, – она угадала мысли. – Ты можешь одеваться!

Кормили Кирилла три ее подружки – рослые, приятные девушки подставляли ему бутерброды с маслом и консервированной килькой, кусочки мороженой ливерной колбасы, кабачковую икру, зеленый горошек; он молотил все подряд, и она сидела напротив и смотрела. И ей было приятно, как он хорошо ест. Сама же и чаю не попила, вдруг заторопила:

– Все! Уходим! Пока вода теплая!

К реке они шли переулками, мимо старых деревянных домов, которые в темноте все казались пустыми. На пути им неожиданно встретилась ее знакомая – рыжеволосая, яркая девушка. Они обнялись, защебетали – очень долго не виделись! Полтора года!

– Пойдем с нами! – захлебывалась от радости будущая жена. – Ночью вода теплая! И никого-никого нет!

Приводились какие-то причины, одна из них – нет купальника, но рыжей так и не удалось отвязаться. Они сбежали по травянистому берегу к воде, над которым белел широкий деревянный помост с лесенками и скамейками, поспорили, откуда лучше заходить, и решили все-таки купаться цивилизованно. Неподалеку от помоста чернел горбатый пешеходный мост, а на противоположной стороне реки, подсвеченная снизу прожекторами, стояла белая пятикупольная церковь с золотыми крестами. Ее отражение лежало на воде покойно, как в темном, старом зеркале.

Девушки начали раздеваться, а она склонилась к уху Кирилла и прошептала:

– Купание нудистское… Тебя это не смутит?

И, не дождавшись ответа, упорхнула к девичьей скамейке. Кирилл поставил сумку (ее велено было взять с собой), хмыкнул с ощущением удовольствия и стал снимать мундир. Нет, та, другая, была здесь, с ним, и только сейчас вновь обнажила свой порок. Он не смутился, однако не хотел быть нудистом принципиально, ибо обнажение второй половины человечества воспринималось им как некое олицетворение природной красоты, гармонии и изящества, но если в женской компании оказался бы голый мужик, то все бы рухнуло, обезобразилось и ничего, кроме омерзения, не вызвало бы. Он выждал, когда девушки отплывут, размялся и наудачу нырнул головой вниз. В полной темноте он шел ко дну и не мог его достать. Казалось, прошло много времени, и закрытые глаза наливались кровью от недостатка кислорода – дна не было! Либо оно растворилось во мраке черной воды. Кирилл вынырнул и поплыл к девушкам. Их ненамокшие волосы (спускались по лесенкам) плавали на воде и в отблесках света с другого берега отливали одинаковым зеленовато-золотистым цветом…

Он понял, что потерял ее! Все четверо в ночных сумерках на реке были похожи, и даже та, рыжая, была неузнаваема…

А он плыл, чтобы, оказавшись с ней рядом, найти под водой руку и незаметно отвести ее от подруг.

– Посмотрите, кто к нам плывет! – воскликнула одна из девушек, вполне возможно, и она. – Это же мужчина!

– Мужчина! Мужчина! – с притворной угрозой заговорили остальные.

– Я – водяной! – крикнул Кирилл. – Я ваш царь! И повелитель!

– Это не водяной, это мужчина! Это не царь! – наперебой загомонили девушки. – Как он посмел войти в воду, когда настал наш час!

– Молчать! – рявкнул по-царски Кирилл. – Ракам скормлю! Хвосты отрежу! Из ваших зеленых косм веревок навью!

– Нахал! Как он смеет? Выдает себя за царя! А сам обыкновенный мужчина! Что сделаем с ним, русалочки?

– Крови хочется!

– Нет, я возьму его в мужья! – воскликнула одна, и Кириллу почудилось – она! Он метнулся к ней и вдруг близко увидел лицо – рыжая!

– Топи его! – крикнула рыжая. – Мужа хочу! Топи!

И остальные набросились на Кирилла со всех сторон, обвили ногами, уцепились руками за шею, за голову… и стали топить!

Он сопротивлялся вначале для игры и даже поддавался множеству насевших на него тел, и ощущал кожей холодные, не будоражащие сознание обнаженные груди, знобящие, крепкие бедра – где-то среди всего этого волнующего кольца были ее груди, ее бедра… Он барахтался, отбивался руками; они же, не стыдясь и не опасаясь его блудливых рук, не отпускали, погрузив с головой свою жертву.

Через полминуты он понял, что не вырваться и что это игра, потерявшая свой смысл, еще миг, и он хлебнет воды! Глаза полезли из орбит, тело и руки потеряли всякую чувствительность, и ничто, кроме жажды жить, не трогало сознание. В мозгу же застряло единственное слово – «жалко» – невесть чего и почему…

А они визжали и смеялись над его головой. И топили…

Неожиданно это «жалко» вылетело из головы, и на его месте горячим шкворнем впилась в мозг единственная мысль – утоплю! утяну за собой! И обратившись в тяжелый камень, он сам пошел ко дну. Руки и ноги вмиг разжались, и Кирилл, освобожденный от пут, еще какое-то время шел вниз и ступил на дно! Резко оттолкнувшись, он вылетел из воды – девушки с визгом расплывались в разные стороны. Ни острить, ни шутить он не мог, и чтобы как-то взбодрить себя, он перевернулся на спину, сделал несколько глубоких вдохов и поднял руки к тусклым городским звездам.

– Гори, гори, моя звезда, – фальшиво спел он. – Звезда любви… приветная!

– Ты у меня одна заветная! – отозвался узнаваемый Ее голос. – Другой не будет никогда!

Она подплыла к нему, а точнее, под него, взяла его под мышки, как изображают на плакатах по спасению утопающих, и потянула к берегу. Девушки оставались посередине реки и, похоже, начали играть в догонялки. Она же трелевала его к берегу, и Кириллу ничего не оставалось, как повиноваться ее рукам и петь. Он не мог сейчас признаться, что ему было плохо, что его и в самом деле чуть не утопили. Стыдно признаться! Пусть она думает, что у него просто лирическое настроение от тихо мерцающих звезд…

Возле помоста он развернулся, взял ее за талию и приплавил к лесенке. Они поднялись молча. Сейчас она не стеснялась Кирилла, стремительно и точно открыла сумку, выхватила оттуда махровую простыню и, прижавшись к нему, накинула ее на головы. И сразу стало тепло, и тело ее, влажно-холодное, мгновенно погорячело.

– Ты умница, – прошептала она. – Ты совсем не похож на военного… Но если ты меня завоюешь совсем, я буду счастлива.

Кирилл ничего не нашел ответить ей и после паузы тоже шепотом спросил:

– Твоя рыжая… подружка? Она не косоглазая?

– Разглядел! – усмехнулась она с легкой ревностью, но тут же спросила озабоченно, глядя на воду: – Почему ты спросил? Зачем?..

«Русалочки» купались в отражении церкви на воде, весело, со звоном разбивали его, и белые осколки, расплываясь, колебались на волнах.

– Мне показалось, что она – косоглазая…

– Она действительно… косоглазая. – Тело ее вдруг похолодело, и Кирилл ощутил, как по ее коже побежали мурашки. – Мне же говорили! Меня предупреждали!

Она сдернула простыню и торопливо начала одеваться.

– Уходим! Быстро! Пока они в воде!.. Боже мой, меня ведь предупреждали! Как же я?.. Ведь чувствовала!.. Как ты заметил?.. Полтора года не было, и именно в эту ночь нарисовалась! Мне же говорили!

Впервые в ее голосе Кирилл услышал отчаяние. И в этом же голосе звучало предупреждение – не сочувствуй мне! Не говори никаких слов! Я сама! Я все сама! А за подсказку, за твое зрение – спасибо! Ты меня выручил. Ты спас меня!

Они снова спешили по ночным деревянным кварталам без единого фонаря и без света в окнах. Из-под ног неожиданно с визгом вылетали невидимые коты, и она всякий раз с испугом прижималась к Кириллу. И всякий раз повторяла непривычную для его слуха и ее языка фразу:

– Боже, помилуй! Боже, помилуй!

Он уже привыкал ничему не удивляться…

Кирилл рассчитывал, что они вернутся в общежитие, но скоро оказался перед кирпичной «хрущевкой», возле двери с кодовым замком.

– Я не запомнила шифр, – призналась она. – Не успела запомнить… Ты сможешь открыть?