Возвращение Каина

– С помощью лома можно открыть даже танковый люк, – сказал Кирилл.

– А без лома?

Кирилл осмотрел кнопки замка, наугад набрал несколько чисел – гиблое дело, можно стоять до утра и перебирать варианты. И тут его осенило!

– Поедем ко мне! Я тебя познакомлю…

– Нет! – отрезала она. – К тебе я смогу поехать только утром. Открывай замок!

Еще один экзамен! «Если ты меня завоюешь совсем…» Открывать его нужно с блеском, элегантно, как профессиональному «медвежатнику». Только не стоять и пыхтеть, не тыкать пальцем в небо: с каждым промахом теряется шанс на победу…

Он осветил кнопочный блок зажигалкой – тупые, невзрачные бочонки с цифрами, тупая и потому неприступная конструкция. Кирилл погасил огонек и зажмурился. Запечатленный зрительной памятью, замок стоял перед глазами… И в нем что-то было не так! Матовый блеск пластины и строгие ряды кнопок имели неуловимый пока изъян в своем однообразии. Кирилл еще раз осветил замок, поднес зажигалку вплотную к пластине и понял, в чем дело: вокруг трех кнопок были едва заметные пятна грязи, видимые только в косом свете. Глаз – инструмент потрясающий!

– Запомни цифры: три, пять, восемь, – сказал он буднично. – И чтобы больше не забывала.

– Три, пять, восемь, – повторила она. – Теперь запомнила.

Он нажал кнопки – в замке послышался щелчок, дверь отворилась.

Она хоть и мимоходом, но оценила это – едва коснувшись губами его щеки, ступила за порог и стала отсчитывать каблучками ступени. Кирилл на всякий случай готовился к встрече с ее родителями либо с кем-то из домашних, да, к счастью, в маленькой двухкомнатной квартирке оказалось пусто. Она впустила его в небольшую комнату и с нескрываемой гордостью сказала:

– Это мой дом, частная собственность.

В стенах своего дома она опять изменилась – ее тянуло к бытовой откровенности и домашним хлопотам. Заметно было, что переехала она сюда недавно и не успела еще разгрести переселенческий хаос.

– Приданое, скажем, небогатое, – изображая рачительного жениха, сказал Кирилл. – Скажем даже, бедненькое. А если уж говорить правду, беру я в жены бесприданницу.

– Нахал! Я целый миллион заплатила! – почти серьезно заявила она. – Все, что можно, продала, в долги залезла… Мамины золотые часики так жалко! Теперь мне чудится, что они тикают где-то в этих стенах.

– Комната в общежитии у тебя была очень хорошая, – заметил он. – И мамины часики остались бы на ручке.

– Я совсем не могу жить в общежитии, – с какой-то застарелой, но уже излеченной болью сказала она. – Я даже этого слова боюсь.

– А соседи тебя не смущают? В одной квартире? Коммуналка еще хуже общаги, – со знанием дела сообщил Кирилл. – Она обманывает человека, она создает иллюзию дома. И потому в коммуналках можно ходить по общим местам в домашнем халате. Или вообще…

– У меня очень хороший сосед! – радостно заявила она. – Правда, я его видела только раз…

– Сосед?

– Да, молодой человек, – поддразнивая Кирилла, с удовольствием проговорила она. – Работает шофером на международных рейсах. У него огромная машина, целый поезд! Он сейчас в рейсе, гуманитарный груз.

– Ну, ежели сосед! Да еще такой!.. – Кирилл по-хозяйски повесил свой мундир в шкаф и сел за стол. – У тебя была великолепная перспектива! Жаль!

– Почему – была? – словно обломком стекла, царапнула она своим тоном. – Почему – жаль?

– Потому что поезд ушел!

– Не говори гоп, – многозначительно заметила она и тем самым словно подожгла в нем уже потухшую ревность. Только вместо страшного старика художника в воображении сложился образ молодого и наглого шоферюги. Кирилл представил, как она, забывшись, выходит обнаженной на кухню, а этот международник жарит там яичницу. А может быть, выходит в таком виде умышленно – ведь это же ее дом…

«Как я вовремя успел! – подумал он. – А мог опоздать, на один день, на один час…»

– Кстати, он обещал привезти мне жалюзи на окно, – вспомнила она. – Днем от солнца невозможно спрятаться. И жарко…

«Конечно, поэтому ты будешь ходить по комнате голая, – подумал он. – Тебе же нравится такое состояние…»

– Что же… – Кирилл встал и прогулялся, сунул руки в карманы. – Когда он возвращается из рейса?

– Зачем тебе? – Она собиралась поить его чаем и хлопотала у стола. – Хочешь познакомиться?

– Да… Хочу его встретить где-нибудь возле города. Так сказать, на подступах.

– И расстрелять!

– Не-ет, – промолвил Кирилл злорадно. – Я раскатаю его гусеницами в блин! Я разотру его на асфальте вместе с твоими жалюзями.

– О, ревнивец! О, мой Отелло! – воскликнула она. – Пей чай – и в постель. Нет, сначала в душ!

Деловитый тон о постели и душе был еще опаснее, чем битое стекло. «Так просто?.. Все так просто…» После чая Кирилл без особой охоты и без всяких предощущений сполоснулся в душе – разумеется, в общественном, на двух «хозяев», где лежали предметы мужского туалета. И эти предметы вдруг натолкнули его на мысль, что он вовсе никакой не жених, а обыкновенный одноразовый любовник. Постоянный же и давний ее любовник – это шоферюга, который помог ей купить комнату, может, и денег дал. Очень удобно, когда ты в длительных командировках: квартира под присмотром, и бегать никуда не нужно…

И тогда Кирилл стал мстить своему сопернику. Он со злорадством вылил на себя два импортных мужских шампуня в упаковке «Эротика», выдавил в унитаз и смыл весь мужской крем до и после бритья, вылил туда же одеколон и, набрав воды в раковину, выпустил три баллона дезодоранта. Пусть он теперь воняет потом и бензином.

Все это было мелко, не по-офицерски, пакостно и одновременно приятно. Кирилл вернулся в комнату, где была уже расстелена постель на широкой тахте и горел интимный ночничок в изголовье.

– Ложись, – просто велела она и удалилась в коридор. Тихо стукнула дверь ванной комнаты.

«Жаль, жаль, – снова застучало в голове, как будто он не в постель ложился, а снова тонул. И топила его она, топила неожиданную, нечаянную любовь, на которую он даже не рассчитывал, отправляясь на поиск невесты. Где родилось это чувство – то ли в мастерской старика художника, то ли потом, когда клеили обои или купались в ночной реке; где был этот первый толчок, этот удар невидимого бойка, который воспламенил заряд?.. Пока она в ванной, нужно одеться и тихо уйти. И больше никогда не возвращаться сюда! Уйти! Ибо все то, что произойдет сейчас, только усугубит боль и потерю и ничего, кроме долгих дум о безвозвратности, не оставит. Так уже было, было…

Но сквозь эти горькие размышления прорывалась та мелкая и мстительная нота, с которой он выливал шампунь и гасил баллоны с дезодорантом. Так просто уходить отсюда может только полный идиот! Наплевать на все! Сейчас она будет моя… Можно сказать, она – первый офицерский трофей его первой войны. И если от нее в буквальном смысле сходит с ума старик, знающий толк в женщинах, если шоферюга покупает ей комнату, только кретин и трус убежит с такого поля боя.

Он попробовал лечь на тахте поперек. И вместился…

Она вернулась из ванной в длинном, облипающем тело халате, и было ясно, что под ним больше ничего… Она была по-прежнему деловита и радостна.

– Ты еще не заснул?

– Я с детства боюсь спать один, – промолвил Кирилл с вызывающим намеком. Она же словно не заметила этого.

– Странно, куда пропал мой шампунь? Ты, что ли, израсходовал?

– Какой шампунь? – спросил он. – Если в эротической упаковке, то я. Мне показалось, это мужской шампунь.

– У меня другого просто не было, – смутилась она и возмутилась: – Зачем ты его весь истратил?

– Я же танкист, – со смешанным чувством острил он. – А танкисты чумазые, еще хуже шоферов. К тому же четыре года не был в бане!

– Спи, дурак, – сказала она и, сев к столу, включила маленькую настольную лампочку. – Тебе свет не помешает?

– На этом танкодроме смогу спать даже при дневном невозможном солнце…