Кинодетективы 9

Максим незаметно поглядывает на всех, Исаак разводит руки в стороны, Милка качает головой, Дарина сочувственно вздыхает, дьяк Омелько крестится, Скорик плюется, кузнец Иван делает вид, что ему это неинтересно, хорунжий Чуприна задумчиво чешет бритый затылок, сотник Крутиус крутит длинные усы, а одноглазая старуха часто моргает своим единственным глазом.

Игонькин поднимается на ноги и растерянно ходит по сеновалу.

– Это ж трибунал! Да что трибунал! Это позор на весь наш род Игонькиных.

– Подожди причитать, офицер! – Останавливает его сотник, – Письма точно нет?

– Как в воду кануло, – разводит руки в стороны Игонькин.

– Давай я ещё раз проверю, – предлагает хорунжий.

Крутиус кивает. Чуприна проверяет сначала верхнюю одежду Игонькина, а потом его самого. Крутиус вопросительно смотрит в глаза Чуприне. Тот отрицательно вертит головой. Сотник вздыхает:

– Да! История!

– Это всё черный человек сделал! – Крестится дьяк Омелько.

Чуприна задумчиво крутит на голове хохол:

– Я одного понять не могу. Ну, и забирал бы этот чертов черный человек душу русича – это ладно. А зачем ему письмо генерал-аншефа Суворова понадобилось?

– Вопрос? – Кивает сотник.

– Всё! – Выкрикивает Игонькин, – Конец!

Все смотрят на него. Тот выравнивается и гордо выходит из сеновала.

– Чего он? – Спрашивает Дарина.

– Пошёл смывать позор собственной кровью, – объясняет Крутиус.

– Это как?

– Кончать жизнь самоубивством.

Услышав страшные слова, Дарина начинает причитать. Сначала тихо, а потом все громче и громче:

– Ой, горенько какое!

За ней принимается причитать одноглазая старуха.

– На кого ж ты нас оставляешь, соколик наш ясненький?

Их поддерживает Милка.

– Ой-вей! Осиротеем мы без тебя, голубок ты наш молоденький!

– А ну, цыц! – Орет на них сотник.

Женщины мигом замолкают.

– И без ваших воплей, внутрях водовороты играют, – говорит Крутиус женщинам, а потом обращается к Чуприне, – Пошли посмотрим, чтоб он какой глупости не наделал, а то потом за него перед графом Румянцевым отвечать придется по всей строгости военного времени.

Крутиус и Чуприна выходят. Все направляются за ними.

19

Молоденький Игонькин среди инструментов выбирает косу. Примеряет её к горлу. В хлев входят Крутиус и Чуприна. Крутиус громко кашляет. Игонькин поворачивается к ним с прискорбным видом.

– А стреляться не пробовал? – Спрашивает Чуприна.

– Похороните меня под березою, в крайнем случае, под сосною, – просит Игонькин, – И маменьке отпишите, что погиб, мол, её геройский сын в неравном бою со смертельно опасным противником.

– Не сумневайся, отпишем, – кивает Крутиус, – И место тебе хорошее подберём, соответствующее твоему стану. На кладбище тебе ж нельзя…

– Нельзя, – подтверждает хорунжий.

– По статуту не положено, – объясняет сотник, – Самоубивца.

– На берегу можно.

– Ага. Возле оврага.

– Точно. Его там никто не найдет.

Игонькин пробует пальцем остриё косы. Режется. На пальце появляется кровь. Игонькин сунет палец в рот.

– Самому косой не получится, – комментирует Чуприна, – Для таких целей лучше серп взять.

– Ага. И наточить лучше, чтоб сразу, – советует Крутиус, – А то потом придется мучиться.

– Я оселок могу дать, – предлагает хорунжий, – Он у меня славный. Вмиг серп наточит.

Игонькин смотрит на них с удивлением. Он ждет, что те будут его отговаривать от самоубийства, а выходит наоборот.

– И не уговаривайте меня! Всё равно умру!

– Только давай скорей, – просит Крутиус, – чтоб засветло похоронить успели.

Игонькин ставит косу на место.

– Вы издеваетесь?

– Ни сколько, – отрицательно вертит головой Чуприна.

– А вот не буду я сейчас помирать! – Заявляет офицер.

– Ну, и правильно, – положительно принимает это решение сотник, – Зачем грех на душу брать.