– Нет. А кто это?
– Какая-то сволочь устроила охоту на бомжей, – рассказывает Дымов, – Четверых за неделю положил.
– Ты предполагаешь, что это связано с наркотой?
– Ничего я не предполагаю. Ищу мотив, но пока не нахожу.
– Сочувствую.
Дымов прячет список во внутренний карман курточки.
– Что ты слышал о Манилове?
Баранов скептически хмыкает:
– Которого со взяткой ловили?
– Да.
– Это не мы облажались, – говорит Баранов, – Прикинь: человек несет меченые купюры, заходит в кабинет, отдаёт и выходит. Эти, из отдела по борьбе с коррупцией заскакивают, а Манилова и след простыл. Он через черный ход смылся. Будто знал, что его пасут.
– Предупредили?
– Сейчас отдел внутренних расследований разбирается.
– Полетят шапки.
– Бери выше: папахи, – сообщает Баранов, – Ты думаешь, что смерть твоих бомжей связана с Маниловым?
– Нет, – отвечает Дымов, Он птица большого полёта. Ему до бомжей нет никакого дела.
22
– А Перепёлкин сам в квартире жил? – Спрашивает пенсионерок Савина.
– Нет, – сообщает Кузьминична, – Квартира коммунальная. Вот Егоровна его соседка.
Егоровна недовольно толкает подружку в бок:
– Была соседка, да вся вышла. Теперь полноправная хозяйка всей квартиры.
– А что, кроме вас в квартире никто не прописан? – Уточняет Савина.
– Нет, – отвечает Егоровна, – Не прописан.
– Как не прописан? – Возмущается Кузьминична, – Егоровна, ты же мне сама недавно рассказывала, что внучку с зятем к себе прописала.
– Ну, прописала, – поджимает губки Егоровна, – Тебя кто за язык тянет? Она ж из органов. Теперь подумает, что это я его из-за квадратных метров убила.
Кузьминична испуганно креститься:
– О, Господи! Егоровна, что ты наделала? Это что, правда?
Егоровна снисходительно вздыхает:
– Дура ты, Кузьминична. Когда бы я это сделала, если всё время с тобой сидела?
Кузьминична отодвигается от своей подружки.
– Так ты же куда-то в тот день отходила.
– Куда?
– Не знаю.
– Вот и молчи, если не знаешь.
Савина решает прервать перепалку женщин:
– А что, на жилплощадь Перепёлкина, больше никто не претендует?
– Нет, он из детдома, – отвечает Егоровна, – Комнату получил, когда на Кировском заводе работал. А мы его комнату у него недавно выкупили.
– Ты мне об этом не говорила, – подозрительно произносит Кузьминична.
– А ты у меня не спрашивала.
– Когда выкупили? – Интересуется Савина.
– Недели две назад, – говорит Егоровна, – Внучка моя предложила, а он согласился. Да его… как их? Исполнители хотели из квартиры выселить за долги. Он же за комнату, считай, лет десять не платил. ЖЭК на него в суд подал. Мы и предложили. Долг погасим и двадцать тысяч сверху. Вот он и согласился.
– Двадцать тысяч рублей? – Спрашивает Кузьминична.
– Ага. Рублей, – кивает Егоровна, – За рубли ты нынче только одну стенку от сарая купишь. И то в рассрочку. Долларов.
– Где ты их взяла?
– Не украла. Моя внучка с зятем в Китае работали. Вот там и заработали.
– А где Перепёлкин держал деньги? – Интересуется Савина.
– Я не знаю, – пожимает плечами Егоровна, – Мы ему на сберкнижку перевели, а уж потом куда он их дел, понятия не имею.
– На сберкнижку? – Переспрашивает Савина.
– Да.
Савина поднимается со скамейки.