Схимник

Подъехали к озеру. Вышли, размяли ноги, выгрузились.

– Машину здесь оставим, никуда не денется, – Санек подхватил чехол с удочками, Сергей забрал мешок с пожитками. Расположились. Сашка учил друга тонкостям ремесла, и Сергей прилежно запоминал. «Кто знает, может и проснется во мне любитель за рыбкой сходить?»

Наконец сели за стол. Санек тут же взялся за расспросы. Говорить было трудно, но под бутылочку и неприхотливую закуску язык у Сергея зажил собственной жизнью, и довольно скоро Сашка знал уже многое из личных неудач дружка. Рыбалка Сергею стала не так важна, как попытка высказаться. Санька посмеивался, да подкидывал дровишек в топку Серегиных переживаний. Позолоченный заходящим солнцем вечер накрыл их полянку. Что-то плеснуло в озере, прокричала птица. Это были последними воспоминаниями опьяневшего Сергея.

Тело пробил озноб. Сергей приоткрыл один глаз и осмотрелся. «Кажется я в палатке». Он припомнил вчерашний вечер и его замутило. «Надо освежиться». Только-только начало светать. Сергей поежился, потер плечи и решил пройтись вдоль озера. Вчера он так и не осмотрелся и сейчас с интересом разглядывал незнакомое место. Обрывки тумана медленно тянулись над заболоченным берегом. Тут и там виднелись гнилые коряги. Дальше темнел лес. Зашуршал камыш. В тихом влажном рассвете прозвенел птичий крик:

– Тюю-лии, тюю-лии.

Такой громкий, осязаемый, что поначалу заставил остановиться. А потом, словно петлей, голос опутал Сергея. И потянул за собой. Сквозь серый камыш, через черную вязкую жижу. Сергей кинулся на зов. «Что я делаю?!»

– Где ты? Где? – метался он, черпая сапогами болотистую воду.

– Тюю-лии. «Здесь», – отвечали ему. – «Сюда».

– Иду!

Упал. Вновь поднялся. На руках, по локоть, черная грязь. Где-то мелькнуло красным. Что это? Внутри мерзким зверьком заскреблась тревога. Сергей застыл. Он увидел! И ему стало страшно. Птица с человеческим лицом. Большая, яркая птица с лицом девушки.

«Что-то с мозгами моими не так. Я же вижу птицу, ее оперение, крылья, хвост, но что с головой? Голова человеческая! Так нельзя! Не может быть у птицы человеческого лица!»

«Птичьи» губы вытянулись, из овала рта послышался зов одиночества и тоски: – Тюю-лии, тюю-лии. «Приди, помоги».

– Ты куда пропал? Я все озеро три раза обежал. Думал… утоп…, – Сашка замолчал, с испугом разглядывая друга. Тот стоял весь испачканный, волосы слиплись, глаза белесые, словно мутное стекло. А Сергей словно и не замечал своего состояния.

– Здесь я был. Прошелся малек. Проснулся, дай, думаю, прогуляюсь.

– Малек? Знаешь сколько сейчас времени? – Сашка явно сдерживался, чтобы не наорать. – Что случилось-то?

– Говорю же. Пошел прогуляться. А тут крик. Жалобный такой. Вижу, птица странная какая-то. Не то – сорока, не то – ворона… Только яркая вся. Перья прям переливаются. Мне по первой показалось, что баба на бревне сидит.

– Какая баба? – Сашка уже шел к машине и даже не обернулся.

– Ну, женщина. Только паутинку с глаз смахнул – а ее уж и нет. И птица сидит на бревне.

Санек остановился и внимательно поглядел на Сергея.

– Ладно, поехали отсюда.

С той поездки прошла неделя. Сергея мало заботило, что старый друг ему не верил. Замкнутый и неразговорчивый, он был даже рад этому. Не хотелось никому ничего доказывать. Но воспоминание съедало его изнутри. Ночи. Ночи стали испытанием. Сны. Сны – как туман. На утро ничего не разобрать. Сергею вспомнились призрачные белые полотнища над заболоченным берегом. Птичий крик. «Все повторяется».

Еще одна ночь. Разбуженный каким-то движением, он приоткрыл глаза, включил ночник… и подпрыгнул от ужаса – на кровати, совсем рядом, сидела страшная птица и глядела него. Девичье лицо казалось бледным и размытым. Ярко-красные губы уже вытянулись в трубочку. Сергей не стал ждать, резко махнул ногой, пытаясь скинуть мерзкую тварь, но нога прошла сквозь воздух. Видение исчезло. Он откинулся на подушку и зажмурился, сдерживая слезы.

– Серег, зайди, – на площадке стояла соседка тетя Марина. Понурый Сергей зашел в ее квартиру. После смерти родителей, все почему-то решили, что просто обязаны присматривать за ним. Сергея это выводило из себя, но будучи не конфликтным человеком и не желая портить отношения с соседями, он делал вид, что принимает их опеку.

– Рассказывай, что с тобой? Это из-за Светки? Да ну-у… Плюнь на нее, – тетя Марина махнула сжатым в руке полотенцем. – Найдешь еще себе. Не забивай голову.

«Рассказать ей или нет?» На кухонном столе стоял старый будильник. Сергей уставился на него, отрешенно следя за секундной стрелкой. «Хуже не будет». И все ей рассказал. К его удивлению, тетя Марина ни сколько не удивилась. Только головой мотала из стороны в сторону.

– Да-а, угораздило тебя. Сереж, давай я тебя сведу… Есть тут одна. Про нее многие говорят.

– Про кого?

– Бабушка есть одна. Все Селянихой зовут. По имени-отчеству – Варвара Петровна, а между собой – Селяниха. Знает заговоры всякие, молитвы от хворей. Может помочь. Ты глянь-ка на себя, в кого превратился. Сходи к ней, говорю. Я адресочек дам. И деньжат захвати.

– Терять уже нечего, – проговорил Сергей, а у самого затеплилась надежда.

– Ты ей деньги в руки не давай, – напоследок наставляла его тетя Марина, – да и не спросит она.

– А сколько денег?

– Да сколько не жалко.

Сергей не успел закончить свой рассказ, как старушка понимающе закивала головой.

– Знаю я ее.

– Кого?

– Лярву эту. Ишь ты, птицей вырядилась. Держись, паренек. Дал слабинку. Теперь она туда бить будет. Слабинку она ищет в человеке, любую трещинку в душе, через которую и будет томить, пока не изведет.

– Так что это такое? Кто – она?

– Душа девичья плачет. Просит, чтобы помолились за нее, грешную. Не верь ты ей! Душегубка она. Сама руки на себя наложила, а теперь и других за собой тянет. Ты не первый, кого она поймала на жалобы свои.

Старушка надолго уставилась в окно. Задумчивый взгляд ее блуждал по соседским домам, тонкие губы шевелились. Сергею было неприятно за этим наблюдать и он отвернулся.

– Ты вот что, – старушка вновь смотрела на него, – сходи в церковную лавку, купи лампадку. Бабушка ушла в комнату и скоро вернулась с листком бумаги.

– Вот, читать будешь. Архангелу Михаилу. Днем дела свои делай, а к вечеру начинай читать.

Сергей крутил в руках исписанный клочок бумаги: – Так не крещенный я, – тихо запротестовал он. – И в церковь не ходил.

Старушка горестно всплеснула руками: – Это нужно не ЕМУ, дурень. Это нужно тебе.

– Сколько читать? Спорить было бессмысленно.

– Сколько сил хватит, – серьезно проговорила Селяниха. – Одно наказание тебе – не спать. Лампадку зажги, да гляди, чтобы не потухла. На третью ночь сама должна погаснуть. Ровнехонько в двенадцать ночи. Не углядишь – сам следом пойдешь. Только…, – ведунья что-то недоговаривала. Снова села напротив, отвернувшись к окну.

У Сергея вспотели ладони, купюра жгла карман. Он порывисто встал и аккуратно положил деньги на стол. Бабушка даже не посмотрела на него.

Выйдя из подъезда, Сергей попытался вздохнуть, но словно пробку вбили в горло.

– Тюю-лии, тюю-лии, – мозг пронзил звонкий перелив.

Церковь была неподалеку, через дорогу. Рядом расположился деревянный ларек. Зачем-то оглядываясь, страшась чего или стыдясь самого себя, Сергей открыл дверь церковной лавки. Теплый свет позолоты обволок его. Он робко застыл в дверях.

– Господь с нами, – встретила его приветливая женщина. Очки с толстыми стеклами. Внимательные глаза.