Поразительно: они вхожи в любые двери, живут где и с кем хотят и все их терпят. Питаются исключительно травой, и то очень мало едят.
А название мы им дали очень мягкое и нежное – "пушистики"…"
(Из личного дневника биолога
экспедиции Поля Дарреля)
С экипажем что-то случилось, какой-то коллективный заскок. Перед отлётом с планеты, оправдавшей их лучшие надежды, к Командиру обратились десять человек, то есть все, кроме пилота Рэя Коллинза, с просьбой разрешить им взять на корабль по одному пушистику каждый. Командир попытался отказать, но его умоляли прямо-таки со слезами. И он пошёл на нарушение инструкции, оправдав себя тем, что атмосфера добра и заботы в команде не помешает никому и ничему. Да и заслужили ребята не только это…
Надо было видеть лица астронавтов, когда буквально через считанные минуты они вернулись в корабль, каждый с мягким клубком в руках. Глаза светились неподдельным счастьем. А пройдя дезинфекционную камеру и впервые коснувшись открытой кожей рук шелковистой шерсти новых обитателей звездолёта, прошедших только что немыслимую для них «баню», восторгу людей не было предела. А Людмила даже уткнулась лицом в сиреневый мех и долго потом держала свою Фею у щеки. Даже природный запах животного оказался каким-то сладковатым, очень приятным. Единственно, пушистикам недоставало какого-нибудь ангельского, ненадоедливого голоска.
"Милая моя, любимая моя Наташенька, здравствуй! Пишу очередное не отправляемое письмо тебе. Знать бы как ты там сейчас, всё ли хорошо?
Эх, дочка, если бы ты знала, где мы сейчас находимся, что увидели! У-у, чудеса! Когда возвратимся, я конечно всё тебе подробно расскажу. А пока совсем немножечко напишу, что мы здесь обнаружили.
Система звезды Искусства, оказывается, состоит всего из шести планет, нескольких разрозненных астероидов и десятка комет. Планеты как планеты. Летающие глыбы с атмосферой или без. Мрачные, пустые, враждебные. Все… кроме одной! Не ожидала? Да! Да, Наташенька, мы открыли ещё одну живую планету! Интересно, какой она там у вас… у нас будет по счёту к тому времени, когда мы вернёмся, четвёртой или уже седьмой-восьмой?
Планета живая, но увы всё так же без цивилизации, без братьев по разуму. Огорчена? И где же они, интересно, прячутся, да? Но! Мы нашли следы! Мы знаем, что есть где-то рядом обитаемые миры! (Действительно прячутся?) Мы обнаружили на планете следы пребывания чьих-то звездолётов, следы вездеходов. И там бывают, как мы выяснили, регулярно. Раз в пять-шесть лет точно. Так что остаётся только поджидать там. Жаль, что не нам…
Рассказывать в письме о планете, об абсолютно другом мире, не стоит наверноеи начинать, сама понимаешь – целые тома понадобятся. Увидишь всё, когда вернёмся. Материала отснято на тысячи часов показа. Вот для науки опять сколько интересного. Экспедиции начнут посылать, изучать, обживать планету станут, что ей без людей пропадать, такой красивой и уютной. Раз другие не обживают.
Нет, всё же в двух словах об обитателях планеты скажу, не удержусь. В небе – тучи крупных птиц, наподобие наших грифов; в океане – мириады рыб, самых разнообразных. На суше – миллионы полуящериц-полукрокодилов, некоторые другие животные есть, видов тридцать всего. И миллиарды "пушистиков". Это такие маленькие мохнатые животные, которых ты увидишь и потрогаешь сама. Потому как на борту у нас сейчас находится десять "домашних" особей этих безобидных и весьма симпатичных зверьков. У меня нет своего, но думаю пока мы долетим, у них будет потомство. И тогда, если захочешь, наверное сможешь взять себе одного. Я же к ним не притрагиваюсь, знаешь, когда вижу подобных животных, перед глазами сразу встаёт та "симпатичная таксочка"… Все, может быть, думают, что я жестокий, не люблю животных. Они ведь не знают…
Ну вот, опять с восторгов перешёл на тоску… Всё, не буду!
Работы, Наташенька, море, или по-нашему – на многие парсеки. Если сюда летели практически изнывали от безделья, то на обратном пути скучать не придётся. Все полученные данные нужно проанализировать, систематизировать. Трудно вообразить, какие горы информации нужно перелопатить нашим бортовым компьютерам. И нам естественно. Представляешь, планету втиснуть в память небольшого компьютера…
А позавчера, в Первый День Отлёта Домой (с Прекрасной Новостью – как добавил Анджей) мы устроили грандиозный банкет."
(Из записей Командира корабля
«Солнечный Луч» Виктора Григорьева)
Когда покинули орбиту последней планеты, ближайшей к звезде, весь экипаж, кроме двух пилотов, получил две недели отдыха. Почти месяц до этого, по 16-20 часов в сутки, экономя на сне, с огромным удовольствием, с энтузиазмом, интересом, астронавты усиленно работали, изучая планетную систему. Испытывая огромное напряжение. Это сказывалось, все почувствовали себя уставшими. Всем необходимо было расслабиться. И хотя впечатления от увиденного не покидали, то и дело прорывались какими-то воспоминаниями, гипотезами, соображениями, старались переключиться.
Каждый нашёл себе занятие по душе. Поль и Морис целыми днями играли в шахматы и космокуб. («Ребята, дайте мозгам отдохнуть», – говорил Командир, видя их напряжённо-сосредоточенные лица.) Иногда сменяли Эрика и Линду, которые почти всё время проводили за не слишком эмоциональными видеоиграми; Жанна и Патрисия постоянно читали. А Анджей и Эмилия, как впрочем и остальные, то есть оба пилота – Рэй и Кларк, – и Командир, занимались всем понемногу: видео, чтение, игры, в том числе спортивные, немного работали.
И почти всюду пушистики находились со своими хозяевами. Даже в столовую половина экипажа являлась с ними. Эта любовь к животным прямо-таки поражала Командира и Рэя. Нет, были, конечно, в истории космических полётов случаи, когда кто-то брал своё любимое животное и отдавал ему много времени, внимания и ласки в дальних путешествиях, но чтобы так… Чтобы весь экипаж внезапно почувствовал безграничную привязанность к неземным созданиям – такого ещё не наблюдалось. Это будет предметом изучения психологам Звёздной Академии.
Особенно в этом отношении выделялась Людмила. Она постоянно возилась в своей каюте с Феей. Сделала для неё из бумаги и своих старых вещей домик. Выдумывала какие-то украшения для неё, повязывала на шёрстку цветные банты, расчёсывала её, мыла, разговаривала с ней. Вела себя словно маленькая девочка, играющая со своей любимой куклой. Выходила она только к столу, на общие сборы, и иногда в оранжерею, за травкой для своей ненаглядной Феи.
Естественно, каждое животное имело прозвище. Им дали звучные, красивые, романтичные, даже сказочные имена: Фея, Фиалка, Каролина, Дюймовочка, Джульетта, Граф, Гном, Зевс, Спутник и Сиреневое Чудо.
– Слушайте, ну ладно, – Фиалка, Каролина, Джульетта, – понятно, – сказал Анджей в тот незабываемый День Отлёта, когда все собрались вместе и представили друг другу по именам своих питомцев. – Но Граф…
– А что? – Не понял Эрик.
– А вдруг твоему Графу вздумается родить, тогда что?
Все засмеялись.
– А вы-то что смеётесь? – продолжал ёрничать электронщик. – Эрик-то сможет тогда назвать своего пушистика Графиней (так ведь, Эрик?), Поль своего, надо полагать, – Спутницей, а ты, Линда, как? Гномиха, Гномка? А-а, Леди Гном.
– Я?.. Белоснежка, вот.
– Да-а, хитрый ход! А ты, Морис?
– Зевс.
– Что «Зевс»? Просто Зевс? Мамаша Зевс?
– Именно, – с наигранным достоинством, как будто так и было задумано, произнёс теплотехник.
– По-нят-но. Больше вопросов не имею… Ах ты моя Фиалочка, радость моя!..
Ещё такой нюанс. Зверьки были одинаковыми до смеха, и, чтоб не путать их, каждый хозяин приделал своему питомцу на лапку какой-то знак отличия, ленточку или колечко из проволоки. Правда, это всё равно было неудобно, из-за длинной шерсти, но спасало то, что пушистиков почти не выпускали из рук, да и бегали они не резво, так что заглядывать на лапки часто не приходилось.
На седьмой день полёта умерла Людмила.
Она скончалась ночью. Спокойно, безмолвно. И непонятно.
Морис, муж Людмилы, сообщил об этом тихо, печально, и, как показалось Командиру, немного отстранённо, как будто речь шла о смерти не близкого, родного человека, а просто знакомого. Но, может быть, это только показалось. У каждого человека своя реакция на подобные трагедии. Виктор, сам потрясённый до растерянности, предложил ему выпить виски, но Морис отказался. Он только как-то механически поглаживал своего Зевса, словно находя утешение в этом нежном зверьке.
Три дня назад, на еженедельном медосмотре, ничего подозрительного у Людмилы не наблюдалось, ничего у неё не болело, ни на что она не жаловалась. Существовала только небольшая слабость, быстрая утомляемость, как впрочем и у половины экипажа, что врач Эмилия объяснила естественной реакцией организма, усталостью после продолжительной, непрерывной напряжённой работы в чужой обстановке, в психологически экстремальных условиях.
Обследование тела, как ни парадоксально, ничего не дало. «Причина смерти не установлена.» – Таково было невероятное заключение врача.
Пушистик Фея тихо просидела весь тот трагический день в углу комнаты. Наверное, тосковала. И только вечером, после ужина, когда Жанна пришла в Людмилину каюту, чтобы прибрать в ней, обнаружилось, что Фея дала потомство. Два малюсеньких бледно-сиреневых шарика едва выглядывали из-под шерсти матери. Жанна забрала всю семью себе, в компанию к своей Дюймовочке.
А утром завтрак прошёл уже без двух членов экипажа – Людмилы и Жанны. Жанна передала через Эрика, что немного приболела, слабость и головокружение.
– Так. – Услышав об этом, сказал командир. – Эмилия, мне кажется, у нас на борту эпидемия. Необходимо провести тщательные обследования. А сейчас, после завтрака, надень гермокостюм и посмотри, пожалуйста, Жанну. А ты, Поль, так же, ещё раз, и очень досконально, до последней клеточки, изучи Людмилину зверюшку. Вполне возможно, что именно она причина эпидемии. А остальные, и вы потом тоже, пойдут в медицинскую комнату, – распорядился Командир. – Только, если можно, без пушистиков.
Жанна лежала на правом боку на кровати, а возле нее тихонько копошились два больших и два маленьких зверька. Она их поглаживала и счастливо улыбалась, и даже не заметила, как вошли Эмилия и Поль. Она была бледна и тиха.
– Жанна, как ты себя чувствуешь?
– Да вот, голова что-то кружится, и слабость, – не отрывая взгляда от рассыпанных на одеяле сиреневых клубков, и продолжая умильно улыбаться, негромко и неторопливо произнесла она. – А вы что так?.. Так серьёзно?
– Пока не знаем.
Поль потянулся к Фее. – Я возьму её ненадолго.
– Ну-у, у неё же детки маленькие, нельзя отрывать, – проговорила Жанна жалостливо.
– Ничего, я скоро. О-о… – Поль вдруг зажмурил глаза и слегка побледнел.
– Что?..