Ветер. Книга 2. Начало времен

– Ничего я не боюсь.

Иван смазал ось, погонял её взад-вперёд, чтобы разошёлся жир. Проверил на ходу результат, остался доволен и покатил её в сторону Белого камня. По дороге останавливался рядом с любым цветущим растением, нюхал его цветы, и если запах казался ему подходящим, срывал и складывал их на дно тележки.

Иван слышал от стариков рассказы, что до катастрофы и много лет после неё природа на острове была другой. Цветов почти не было. Они появлялись в самый короткий и тёплый период лета и быстро отцветали. А в остальное время, когда не лежал снег, вся зелень состояла из низкорослой, плотной травы и мхов, ковром покрывающих землю.

Сейчас такое трудно было представить. Трава местами доходила до пояса, всё лето цвела, разнося аромат цветения даже в море. С берега наступали леса. Старшие говорили, что это прибивает течениями семена деревьев, сброшенные ещё до катастрофы. За свои семнадцать лет Иван успел заметить, как в некоторых местах деревья сильно продвинулись вглубь острова. Капраз как-то обмолвился о том, что собирается культивировать их, с целью получения дров и материала для строительства.

У Белого камня и в самом деле было полно чаек. Ивану хотелось, чтобы они склевали тюленя полностью. Ему противно было брать в руки дохлое вонючее тело. А так можно было оправдаться перед каптри.

Чайки взлетели одновременно, как белое облако, когда Иван приблизился к ним. Развороченная туша тюленя, с кишками, растянутыми на несколько метров, без глаз и почти без морды, ждала своей участи быть принесённой в жертву благородному делу. Иван набрал воздух, чтобы не дышать, подкатил тележку вплотную к туше, опустил её и приставил к тюленю. Попробовал затолкнуть ногой, но туша колебалась, и не хотела сдвигаться с места. Ничего не оставалось делать, как затолкнуть её руками. Хорошо, до воды было близко.

Пальцы проткнули дряблую мёртвую плоть. Ивана чуть не вырвало от этого ощущения. Из последних сил, рывком ему удалось забросить тушу в тележку. Иван выдохнул и побежал к воде, ловя носом приятный запах солёной воды. Пока он отмывал руки, не желающие расставаться с запахом дохлятины, чайки расселись по краю тележки и продолжили пиршество. Иван отогнал их и покатил телегу обратно.

Прометей пришёл и уже ворочал ковшом.

– Что, не обманули? – спросила Селена.

– Нет, лежал, загорал, кишками наружу.

– Цветов нарвал?

– Да, там, на дне лежат.

– Надо было их сверху положить, Иван! – заругалась Селена. – Я же из них экстракт отдельно добываю, а теперь они пропахли дохлятиной.

– Прости, я не сообразил.

– Чёрт с вами. Бросайте его в чан, а я пойду сама собирать. Нет в вас азарта, мужики.

– Нету, – согласился Прометей.

Каптри Селена взяла мешочек, нож, и ушла собирать цветы. Иван, по свету, исходящему из глаз Прометея, понял, что тому не терпится чем-то с ним поделиться.

Как только Селена ушла, Прометей бросил ковш.

– Слушай, я всё воскресенье был на подлодке… – начал он.

– Я в курсе.

– Не перебивай. В общем, мне разрешили почитать судовой журнал. Я начал читать его с того самого дня, как лодка вышла в море, в свой последний поход. И знаешь, что я там нашёл?

– Что? – Иван не имел ни малейшего представления.

– Там есть запись, такая, не уставная, не относящаяся к службе, оставленная капдва Терёхиным.

– Самим Терёхиным?

– Да, им самим. Он написал, что его дочь пошла в турпоход на плато Путорана, и он гордится её смелостью.

Глаза Прометея бегали. Он ждал, когда Иван проникнется тем, что он ему рассказал.

– И что? Я не знаю, что такое плато Путорана.

– Ах ты, балбес малолетний. Плато – это тоже горы, но с плоскими вершинами, понимаешь? Дочь Терёхина, накануне катастрофы – я по датам сверил, – была в горах, точно так же, как основатели Горбуновы.

Иван знал историю каждого основателя их посёлка, и Горбуновы были на особом счету, потому как десять лет прожили в пещере одни.

– Думаешь, она выжила?

– А почему бы и нет? Может быть, не она, но их там было много, шансы были. С подветренной стороны горы можно было легко спастись.

– Сколько туда идти?

– Это далеко, Иван. Я смерил линейкой. По прямой – две с половиной тысячи километров. Как минимум, всё лето в одну сторону, а на самом деле может получиться в два раза больше.

– Ты же знаешь, нас не ждёт ничего хорошего, когда мы вернёмся.

– Если вернёмся ни с чем – да. Возможно, нас отселят. Но с другой стороны, мы знаем, как не умереть с голоду, как сшить одежду, как пережить зиму.

– Как сварить мыло, – добавил Иван.

– Точно.

– Как-то не хочется, Прометей, всю жизнь прожить одному.

– Да? А я думал Иван, что ты меня поддержишь.

– Я поддерживаю тебя, и если ты задумаешь отправиться туда, то я помогу тебе подготовиться, но отправляться с тобой я ещё не решил. Мне тут Анхелика глазки строит. Она повзрослела, и я теперь вижу, какой красивой она становится.

– Понятно. Баба стрельнула глазками, ты и размяк. Ладно, пойду один. До апреля подготовлюсь как следует, и пойду.

– Но ты же до зимы не вернёшься? Ты же говорил, что на материке зимой град идёт с кулак, и холод собачий?

– Я что-нибудь придумаю.

– А готовить ты как собираешься? На той вонючей жидкости? У тебя спичек всего девять штук осталось.

– Придумаю, не беспокойся. Есть у меня всякие идеи, но тебе не расскажу, потому что ты не со мной.

– О, брось обижаться, Прометей. Ты как пацан. Мне нравится ходить на материк, и вообще путешествовать, но мы как будто играем в игру, от которой нет пользы, как будто тешим себя развлечениями, забывая, что на нас лежит ответственность за развитие посёлка.

Прометей налился пунцом.

– Пользы нет? – зловеще-тихо произнёс он. – Нет пользы от наших путешествий? Да они тут сами в себе закупорены, киснут, как ягоды для уксуса в бутылке. Мы же глупеем на глазах, разве ты не замечаешь? Патронов у нас осталось несколько десятков штук, а дальше что? Медведей вилами гонять? Как их делать, никто не знает, и не хочет знать. Вот, затянули одну песню – «Рис превыше всего». Так мы скоро поклоняться ему начнём, молитвы возносить и прочие глупости делать. Ты же помнишь ветряную мельницу, которая давала ток. Наши деды ещё знали, как её ремонтировать, а когда она сломалась, всё, починить некому. Смазывают подшипники, чтобы крутилась, и делают вид, что это и есть её предназначение – крутиться на ветру. А наши дети вообще будут думать, что это нерукотворное творение каких-то там Основателей.

Глаза Прометея горели, губы тряслись от волнения, лицо было совсем красным. Иван даже испугался его в таком состоянии. Он выглядел безумным, как олень, вырвавшийся из медвежьих лап.

– Я понял тебя, Прометей, я не против того, чтобы исследовать и находить что-то полезное, оставшееся от наших умных предков. Я поддерживаю тебя полностью, я на твоей стороне.