Уныло дождик моросил
Сквозь сито голых веток,
И я у осени спросил:
«Куда девалось лето?»
Улыбкой туч блеснул просвет,
Прильнув к холодным стёклам.
Сквозь них последовал ответ:
«Оно на юге тёплом».
Клин пролетавших журавлей
Меня жалел, курлыча:
«Взгрустни слегка, но слёз не лей,
Таков земной обычай».
За ними ветер ледяной
Гнал облаков сугробы
И уносил с листвой цветной
Всё злато высшей пробы.
Остыла кровь, и замер сок,
И ночь длиннее века.
У хризантем короткий срок,
Как жизнь у человека.
Седая изморозь легла,
Белея на виске.
Так долго осень не могла
Висеть на волоске.
Уже предзимний снег скрипел,
Но вот мелькнула просинь.
Я крикнуть всё же ей успел:
«Спаси мне мою осень!
Заполонили холода
Тревог и опасений».
А с неба голос: «Не беда,
Ещё есть шанс осенний.
Пока не соткан санный путь,
Зимы ждать не пристало.
А то, что стыло – ну и пусть —
Душа бы не устала».
Всё так, но что-то давит грудь,
Глаза во власти теней.
Хотелось время вспять вернуть —
Ну, сколько можно терний!
Дух слабый разум мой затмил —
Я поступил безбожно,
Зов предков к Богу устремил:
«Дай лета, если можно.
Дай “лета многая” всем нам,
А мне немного лета,
Чтобы мой парус по волнам
Пустился вокруг света.
И в бесконечности бы плыл,
На рифы невзирая.
И летний юношеский пыл
Сверкал в чертогах рая».
«Исполнить просьбу – не вопрос,
На то и Божья воля.
Но с тех, кто в рай, особый спрос», —
Изрёк Господь, глаголя.
И, продолжая монолог,
Он объяснил предметно,
Что благовидный есть предлог
Для тех, кому запретно.
Не место праздно почивать
Под сенью райской кущи
Тому, кто будет грех скрывать,
Кто алчный, льстивый, лгущий.
Среди таких пропустят тех,
Кто, верой обуянный,
Искупит свой душевный грех
Молитвой покаянной.
Но эти тяготы не в счёт
В сравнении с другими.
Лишений много повлечёт
Разлука с дорогими.
Родных, любимых, весь свой род —
Покинуть их придётся.
Оставить Родину; народ
Воспеть не доведётся.
«О Боже! Не перечисляй, —
Ведь всякая утрата
Так тяжела. А доступ в рай
Есть точка невозврата.