Смерть Семенова

– Чё зенки вылупил, говнюк, – рявкнул старший на младшего, – а ну марш спать! И для придания своим словам веса по-взрослому отвесил сыну затрещину.

Затылок будто огнем вспыхнул. Олег взвыл и бросился в свою комнату. С ним случилась истерика. Накрыв голову подушкой, он орал в другую. Крупная дрожь сотрясала все его тело.

Незаметно вошла мать, опустилась на кровать рядом. Он постепенно затих, но трясло его по-прежнему. Я стану, повторял он. Я стану милиционером. Я заберу его. Я отвезу его в тюрьму.

Станешь, говорила мать тихо и убежденно. Обязательно станешь. Будешь большим начальником. Он сам приползет к тебе. Ботинки твои целовать будет. Все они приползут на брюхе, сынок. Все так и будет. И гладила его по голове.

Ночью, успокоившись, он пробрался в ванную и долго, долго, долго намыливал руки с мылом. Смывал, придирчиво нюхал и снова намыливал, и снова смывал, пока не осталось на них никакого человеческого запаха. Ничего, кроме свежего мыльного аромата.

***

Олег нечасто показывался во дворе. О том, чтобы присоединиться к пацанам, не могло быть и речи. Выйдя из подъезда, он молча и быстро сворачивал за угол, чтобы попасть на оживленную улицу. Двор с его обидами оказывался позади.

Гость со товарищи его не замечали. Он словно сделался стеклянным. Толкнув подъездную дверь, иногда встречался с кем-нибудь из них взглядом – но в следующий момент видел только равнодушный затылок.

Он ненавидел и прилипшее к нему новое прозвище, и Семенова, и свой статус, определенный Гостем. Если бы они заговорили с ним, Олег бы все объяснил. Он не трус, но испугался. По словам матери, все они будущие преступники и скоро отправятся на зону валить лес. Матери он верил. Но она не научила его правильному общению с преступниками, пусть даже будущими. Спрашивать отца ему не пришло бы в голову. В крохотном мирке Олега отец заведовал адом.

Отец охранял какой-то «объект» и раз в неделю уходил на целые сутки. Возвращался домой ранним утром следующего дня, стуча сапогами и распространяя запах гуталина и табака. После дежурства был он трезв, мрачен и всегда при кобуре под кителем, пристегнутой к широкому ремню. В другие дни кобуры при нем не было. Заспанные мать с Олегом непременно дожидались его в прихожей – так было положено. Домочадцы должны встречать усталого кормильца у родного порога. Глава семьи чтил ритуалы и умел потребовать от подчиненных ему жены и сына должного уважения.

– Это настоящий? – не удержавшись, спросил как-то Олег, глядя на кобуру.

– Отставить вопросы, – не оборачиваясь, холодно буркнул отец. Стоя у зеркала в прихожей, он приглаживал ладонями жидкие волосы, пытливо вглядываясь в отражение. Сейчас ловко отстегнет кобуру, отрывисто прикажет матери «убери», и та понесет ее в большую комнату прятать в ящике комода, а начальник семьи отправится на кухню недовольно завтракать. Затем, повеселев, произнесет непонятное «ну, теперь шило в стену – и на боковую» и на весь день закроется в спальне, наглухо задернув шторы. Шуметь в эти часы было себе дороже. Олег и не шумел.

– Убери, – одним движением отстегнув кобуру, отец передал ее матери. Служебное оружие исчезло в ящике бабушкиного комода, запиравшемся на ключ. Ключ мама опустила в карман халата, но Олег знал, что его обычное место – в хрустальной сахарнице, вместе с булавками, пуговицами и мотками ниток. А на следующий день пистолет исчезнет – отец сдаст его в оружейную комнату у себя на службе.

В один из таких дней, когда мать ушла на работу, Олег вытащил ключ из сахарницы, открыл и выдвинул ящик комода. Кобура лежала под бумагами, прикрытая кухонным полотенцем. Он провел ладонью по гладкому кожаному боку, затем взялся за кобуру – она оказалась неожиданно тяжелой. Поднес ладонь к носу и вдохнул, ощущая густой запах кожи, металла и смазки. Это был приятный запах. Сдвинув бумаги в сторону, потянул тугую металлическую кнопку. Кобура открылась. Внутри холодно блеснул ствол.

Олег почему-то не сомневался, что пистолет в кобуре был самый настоящий. Наверное, именно такими в кино убивают бандитов. Неуверенной рукой он потянулся к стволу и дотронулся пальцем до гладкого металла.

Хлопнула дверь на лестничной клетке. Волна ледяного ужаса накрыла Олега с головой. Он захлопнул ящик и отшатнулся. Вдруг проснется отец? Вместе с паникой его внезапно посетила новая, совершенно невозможная мысль.

Пока пистолет у него, отец не сможет его обидеть. Пока пистолет в его руках, их силы равны. Нет! Олег гораздо сильнее.

Он прислушался. Тишина. Медленно, словно под гипнозом, потянул на себя ящик и извлек оружие из кобуры. Это оказалось совсем просто. Рифленая рукоятка с пятиконечной звездой удобно легла в ладонь. Гладкий, черный и пугающе холодный, пистолет оттягивал руку. Нужно очень постараться держать его так, как это делают в кино взрослые. Может, взять двумя руками?

Предмет в его руках излучал невиданную силу и опасность. Олег подошел к окну и прижал пистолет дулом к стеклу. С высоты четвертого этажа летний двор был как на ладони. Ни одна рогатка не добьет до вон тех высоких тополей, не говоря уже о кирпичном здании котельной за ними. А пистолет достанет запросто. От него не скрыться ни на дереве, ни в пестрых детских теремках, ни в густом кустарнике, окаймлявшем футбольную площадку.

Олег никогда прежде не чувствовал ничего подобного. Мысль о том, что отец застанет его с пистолетом в руках, внушала неописуемый ужас, но внезапное и непривычное сознание собственного могущества вызывало восторг. И восторг побеждал. Опарыш, говорите? Тут он увидел Семенова, слонявшегося вдоль футбольной площадки. Половина приятелей разъехалась на каникулы, и оставшийся без компании Сёма скучал.

Семенов обошел площадку, толкнул ногой карусель, затем уселся в качели и стал раскачиваться, поминутно поглядывая на окна Гостя. Тот недавно крикнул с лоджии, что сейчас выйдет, но все не выходил.

Раскачиваться было скучно, и тут Семенов вспомнил, что вчера на задворках рабочие установили сварной гараж. Гулкий металлический дом для чьего-то авто оказался замечательно высоким. Идея подкараулить Гостя на самой вершине нового сооружения показалась Семенову удачной.

Гаражи располагались в глухой части двора. Семенов представил, как Гость выйдет и станет озираться по сторонам, а он некоторое время будет смотреть на него с крыши нового гаража. Потом свистнет. Гость не поймет, откуда свист и крикнет – Сёма, где ты там? Семенов дождется, когда он повернется к нему спиной – и снова свистнет.

Рисуя себе эту мизансцену, Семенов подпрыгнул и попробовал уцепиться за край сетчатой ограды, к которой примыкал гараж – но не рассчитал, повис на пальцах, смешно елозя ногами по сетке, и после минутной борьбы с гравитацией неловко соскользнул вниз. Обернулся, чтобы убедиться, что никто не видел его фиаско. И замер. Перед ним стоял Опарыш.

Он был в той же голубенькой курточке. И курточка эта оттопыривалась даже больше прежнего, как будто Опарыша снабдили котлетами сразу на целый день.

– Ты чего? – Семенов был ошарашен, но вид на себя напустил невозмутимый и тон выбрал самый вызывающий. – Котлет принес? Давай сюда.

– Не котлет, – Опарыш был бледен и выглядел напуганным. Он всегда такой, что ли? – неприязненно подумал Семенов.

– Пистолет, – помявшись, добавил Опарыш едва слышно.

– Выкладывай, – распорядился Семенов, деловито отряхивая штанину, – постреляю.

Опарыш помотал головой. В его глазах стоял ужас.

– Нельзя, – сказал он наконец.

– Чего нельзя? – подозрительно спросил Семенов.

– Он… настоящий, – выдохнул Опарыш после паузы.

– Покажи, – недоверчиво потребовал Семенов.

Опарыш медленно извлек из-за пазухи завернутый в тряпку предмет и, поколебавшись, протянул его Семенову.

– Фигасе, тяжелый, – сказал Семенов, разворачивая тряпку. Под ней действительно оказался пистолет.

Это был невиданный пистолет. Ни одна из игрушечных стрелялок, прошедших через руки Семенова, и близко не выглядела настолько мощно, страшно и удивительно совершенно. Семенов ощутил настоящий восторг, вот только открыто выразить свое восхищение не мог. Опарыш «запомоился» и теперь дворовая этика предписывала окружить его стеной молчаливого презрения. Играть с ним означало запомоиться самому.

Был, правда, еще вариант по-соседски «вписаться» за него перед пацанами. Заступиться, растолковать, что произошло недоразумение, и поручиться, что впредь ничего такого не будет. Вот только неловко было Семенову вписываться за Опарыша. Он живо представил Гостя, с ухмылкой слушающего его сбивчивые доводы. В голове зазвучали насмешливые слова – что, Сёма, заднюю включил? Ну как, пацаны, раскоронуем Опарыша обратно в Олега? Вон Сёма на полной задней за него вписывается. И решил – да ну его.

– Подделка, – сказал он как можно равнодушнее. – И не стреляет как пить дать. Ты сам-то хоть пробовал? Да где тебе.

Он медленно надавил на курок, как это делали хладнокровные и бесстрашные герои вестернов. Переложил пистолет из одной руки в другую и свирепо выдвинул нижнюю челюсть, изображая американского не то ковбоя, не то шерифа. Затем направил ствол на Опарыша. Олег увидел черное круглое отверстие, нацелившееся ему в грудь. Смотрел, и не мог отвести глаз.

– Чё, зассал, бледнолицый червь? – снисходительно процедил Семенов сквозь зубы и сплюнул. – Это земля гуронов, поэтому ты – покойник, – объявил он и нажал на спусковой крючок.

Пистолет сухо щелкнул. Олег резко зажмурился – так сильно, что зашумело в ушах, а перед глазами вспыхнули разноцветные круги. Ему привиделась огненно-красная черта, полыхнувшая между ним и Семеновым, перечеркнувшая мир надвое. Мальчик с пистолетом в руке стоял на одной стороне, он – оказался на другой, а посередине разрасталась пропасть. Медленно разлепил веки. Его била дрожь.

– Сёма! Ты где там, брателла? – несся с площадки зычный голос Гостя.

– Обделался, бледнолицый? Я же говорю, подделка. Давай, забирай свою пукалку и вали к мамке. Только палишь меня перед пацанами. Стой! Я первый пойду. Не хватало, чтобы Гость меня с тобой увидел.

Холодно и твердо отчеканив эти слова, Семенов ушел. Вышел из-за гаражей и замахал руками Гостю, но былая радостная беспечность куда-то улетучилась. Он шел в коробку и злился от неловкости, возникшей невесть откуда из-за этого… Олега.

Все с этим Олегом вышло неладно и от этого на душе Семенова скребли кошки. Пистолет, конечно, был ненастоящий, но выглядел убойно. Его не хотелось выпускать из рук. Любой бы подтвердил, что Олег предлагал дружбу. И если бы не Гость, Семенов повел бы себя иначе.

Семенов точно знал, что пистолет восхитил бы и Гостя. Опарыш наверняка заслужил бы индульгенцию. Он стал бы в глазах Гостя таким же, как Семенов. Или даже ближе – ведь у того никогда не было такого пистолета. Семенов испугался за свое положение в дворовой иерархии, но ни за что не признался бы в этом даже себе самому.

Кстати, а где он взял этот пистолет? Кажется, опарышев отец служил в вохре. Что, если отцу положено служебное оружие, а Опарыш его просто стащил? Вдруг пистолет и правда настоящий? На секунду Семенов пришел в ужас. Да ну, нет. Настолько лихой поступок решительно не совмещался с образом забитого паренька с полупрозрачной челкой. Сто процентов этот пистон – муляж, типа тех, что висят в школьном кабинете начальной военной подготовки. И все-таки не нужно было целиться в Опарыша.

Такие мысли проносились в голове Семенова, пока он перелезал через бортик хоккейной коробки, в центре которой Гость отрабатывал хитроумные финты. Мастерски подняв мяч в воздух, он с лету переправил его по дуге Семенову, а тот расставил руки и отбил пас головой, в одно касание вернув его партнеру – и через минуту начисто забыл и про Опарыша, и про пистолет, а главное, про сухой щелчок, так неожиданно и неприятно царапнувший его изнутри. Что-то страшное должно было случиться и почти случилось, но крохотная осечка в последний момент отсрочила непоправимое и неизбежное. Ну и проехали.

А Олег некоторое время сидел на досках за гаражом с пистолетом в руках. Ты – покойник, звучало в нем. Так вот как это бывает. Просто наставляешь пистолет на человека. Просто нажимаешь на курок. И вот он покойник. Мир спокойно живет дальше, теперь уже без него.