Война и любовь

Ирина не сразу, но спихнула его руку, достала ключи от машины:

– Я же выпила. Как ехать?

– Быстро и уверенно! – Андрей подхватил ключи, рассмотрел лейбл «Subaru». Полноприводный автомобиль ему понадобится. – Я за рулем. У меня брат в полиции.

Шевченко одарила мужчину обещающей улыбкой:

– С тобой мне ничего не страшно.

При выходе из ресторана Андрей обнял женщину за талию, а когда усадил в машину, ощутил такой прилив необузданного желания, что помчался действительно быстро.

Глава 18

Деревня Орловка встретила «Урал» опустевшим гнездом аистов. Главная улица приготовила сюрпризы. «Урал» завилял между оспин воронок и остановился перед поваленным бетонным столбом. За ним щерилась рваным металлом бесформенная груда разорванного снарядом «жигуленка». Окружающие заборы были посечены осколками, газовые трубы, протянутые над землей, прострелены, окна в домах выбиты, на некоторых крышах зияли пробоины.

– Куда теперь? – спросил водитель командира.

Бахтин переадресовал взглядом вопрос Мешкову. Олег выпрыгнул из кабины, постучал по кунгу, откуда выбрался лейтенант Колесников. Мешков с минуту вслушивался в тревожную тишину безлюдной деревни и решил:

– Пойдем к речке.

Светлый сруб новой бани выделялся среди старых почерневших построек. Мешков шел к бане первым, осматриваясь по сторонам и обходя торчащие снаряды. Колесников шагал попятам и зудел, убеждая себя:

– Борька Войтенко еще тот тип, нажрался до упаду, и Настена его бросила. С чего ей два дня париться?

В траве у реки Мешков заметил белую ткань. Поднял, развернул, и все увидели женскую ночную сорочку на тонких бретельках. Сорочка была новой, с глубоким вырезом и кружевной окантовкой по подолу – такую даже избалованная девушка не выбросит, тем более Настена. Мешков передал сорочку Колесникову и с подозрением вглядывался в серую гладь узкой речки.

Лейтенант мелко качал головой, отгоняя тревожные мысли:

– Нет. Здесь даже пьяницы не тонули, а Настена, она же…

Бахтин присел, нашел в траве гильзу от автоматного патрона, понюхал и определил:

– Недавно стреляли.

Мешков направился к бане, Бахтин за ним. Колесников бережно сложил сорочку и нервно озирался.

Дощатая дверь бани была прикрыта, железная скоба накинута на петлю, но замка в ней не было. Мешков отбросил скобу, взялся за ручку двери. Между этими моментами, разделенными секундой, за дверью что-то стукнуло об пол. Бахтин заметил, как оборвалась нить, обмотанная вокруг скобы, и с силой оттолкнул Мешкова, повалив на землю. Сам грохнулся рядом.

В бане раздался взрыв. Дверь сорвало с петель. Она отлетела на три метра, из толстых досок торчали кривые осколки.

– Граната-ловушка, – объяснил Бахтин, поднимаясь с земли.

– А я не допер, – сокрушался Мешков.

Майор Росгвардии подал полицейскому руку:

– Мирная жизнь давно закончилась. Ты на фронте.

– Аргумент ребром.

За выбитой дверью в предбаннике Мешков увидел Бориса Войтенко. Мертвый парень сидел на полу, привалившись к стене, и пялился стеклянными глазами на вход. Осколки гранаты вонзились в его тело, но раны не кровоточили. Единственная дырка с давно запекшейся кровью чернела у Бориса во лбу.