Светлый демон

Но были заметны и новшества. На старом храме появились сияющие кресты, даже на позолоту центрального купола кто-то расщедрился. Более того, я с удивлением разглядела купола двух новых церквей! Раньше их не было.

Как и по всей стране, уцелевшие после жестоких битв толстосумы открещивались от былых грехов постройкой соборов и мечетей, надеясь сохранить захваченные привилегии после встречи со Всевышним. Чем страшнее были грехи, тем круче получались культовые сооружения. В столице чиновничий люд, ошалевший от тучных взяток и невиданных откатов, восстановил грандиозный храм для Патриарха. А самую большую мечеть в стране отгрохали, естественно, в самой кровавой республике.

А может, о спасении души никто и не думал? Так, возводили обязательную социалку для работяг, как раньше дома культуры.

Центр города угадывался по более интенсивному освещению. Где-то там возвышается на пьедестале каменный свидетель моего первого «заказа». Наверняка его не снесли и ежегодно закрашивают голубиный помет на лысине за счет средств налогоплательщиков, средняя продолжительность жизни которых на двадцать лет меньше, чем в странах, где на центральных площадях не сыщешь одинаковых истуканов.

Но рядом есть светлое место. Аккуратный купеческий особнячок, переделанный в Дворец бракосочетания. Оттуда под марш Мендельсона я вышла под руку с любимым человеком. Это был самый радостный день в моей жизни, предвестник бесконечной череды счастья. Я обрела то, чего никогда не имела, но о чем мечтала до щемящей боли в груди. Я обрела свою семью. Не ту большую безликую семью, о которой талдычил директор интерната Белановский на торжественных собраниях, а маленькую, собственную, родную, состоящую пока только из двух человечков – меня и любимого Коленьки.

После ссоры в кабине грузовика Николай Демьянов встречал меня каждый день. Он поджидал у общежития, но я проходила мимо. Он толкался на заводской кухне, его выгоняли. Он приглашал меня в кино и на танцы, а потом выбрасывал билеты. Он вел тяжелую машину со скоростью черепахи, наблюдая, как я иду по тротуару. Однажды такой эскорт чуть не закончился наездом на женщину с коляской.

– Дурак! – крикнула я. И это было второе слово, точнее, то же самое, которое он услышал с момента, как я выпрыгнула из кабины.

Николай открыл дверь и расплылся в счастливой улыбке. Мне показалось, что в уголках его глаз блеснули слезинки. От смущения он ткнулся подбородком в грудь, стараясь прикрыть лицо. И тогда я впервые заметила в его русых волосах две макушки. Волосы между ними раскручивались навстречу друг другу и образовывали смешной непокорный гребешок. У меня больше не получалось хмуриться. Мне так захотелось провести рукой по его голове. Я потянулась вверх, он дернулся, мои пальцы задели его нос, словно дали щелбан. Наши глаза встретились, и мы дружно рассмеялись.

Потом были другие слова. Теплые встречи, нежные прикосновения, трепетные поцелуи и то самое, единственное и неповторимое, когда он нашел ответ на свой циничный вопрос и понял, что я ждала только его. И была свадьба. С завистливыми взглядами подружек, которые я не замечала. Счастье накрыло меня, как снежная лавина неумелого альпиниста. Я не разглядела даже злых глаз Ирки Жарковой и не расслышала ее пьяные угрозы.

В девятнадцать лет я родила здорового и крепкого малыша. Мы назвали его, как и папу, Коленькой. У малыша тоже были две макушки, и нежный пушок волос между ними наползал друг на друга, норовя вздыбиться смешным хохолком. Наша семья стала больше, превратилась в треугольник – самую крепкую конструкцию, из которой состоят опоры кранов и мостов. Я была уверена, что рядом с моим сыном всегда будут мама и папа. Ведь это и есть счастье. Для всех троих. И в первую очередь для моего малепусенького солнышка с бархатной кожей. То, чего не досталось мне, я с лихвой подарю родному созданию. У него должно быть совсем другое детство…

Я смотрела на город, который подарил мне самый счастливый день, когда в семье появился сынишка, и самый страшный день, когда мой Мир Рухнул.

Тогда я была юной и ранимой девушкой со светлыми волосами ниже плеч. Сегодня я возвращаюсь в Валяпинск совершенно другим человеком. Одиноким, уверенным в себе Светлым Демоном.

Я не ношу украшений, на лице нет макияжа, волосы коротко острижены. Так легче менять внешность, используя парики, а порой усы и бороду. Я периодически меняю цвет волос, сейчас они черные. Я научилась быть разной. Если потребуется, я с одинаковым успехом превращусь в обольстительную сексуальную блондинку, испитую неопрятную бомжиху или сутулого мужика невнятной наружности. Это важная часть моей профессии.

Валяпинск тоже изменился, но так и остался – самым-самым. Я вернулась сюда, чтобы понять свое прошлое и выполнить самый странный заказ в своей жизни. Я не знаю имя клиента. Я знаю лишь день, когда должна его убить.

Послезавтра.

11

На выезде из города вдруг показались три машины с мигающими красно-желтыми балками и фонарями на крышах. Милиция! Вот и расплата за добрый жест у придорожного кафе.

Я выключила габаритные огни и свернула на грунтовую дорогу, уходящую в лес. Потом долго петляла по проселкам, удаляясь от города, пока не наткнулась на заброшенную деревеньку. Посмотрела на дисплей мобильного телефона. Здесь даже сотовая связь не брала. Хорошее место для укрытия. Если кто-то и заметит чужака, не сможет никуда сообщить.

Пора было искать место для ночлега. Я проверила въезд на заросший участок – нет ли опасности для колес – и загнала автомобиль в высокий бурьян за покосившийся сарай. Дом на участке отсутствовал, видимо, былой сруб представлял интерес для хозяйственных мужичков.

– Вылезай, пассажир, – скомандовала я. – Здесь переночуем, а утром разбежимся.

– Я могу уйти сейчас. – После еды солдатик выглядел уверенно. – Спасибо, что покормили. Я и вам кое-что оставил.

– Нет уж! Никуда сегодня не пойдешь! Тебя непременно сцапают, а ты выведешь на меня. До утра здесь побудешь. – Я не удержалась и со вздохом добавила: – Так мне спокойнее, Коля.

Из-за этого простого имени я и засветилась по-глупому. Если спросят глазастого заправщика, тот четко меня опишет. А попадется ушлый милиционер и сопоставит портрет с базой данных федерального розыска… Да, осложнила я себе задачу. И что на меня нашло? Зачем за паренька вступилась?

– А вас как зовут?

– Светлана. А это Пифик, – ответила я, доставая пластиковое ведро с черепахой. – Ты поел, а он еще нет. Укачало беднягу. Просыпайся, Пифик. Сейчас поищу чем тебя порадовать.

– Светлана, а вы кто? – с долей опаски поинтересовался солдат. – Ловко стреляете.

– Сегодня я твой друг. Так получилось. Сама не хотела, если честно. А про стрельбу забудь. Не было ничего. Мы просто уехали. – Я посчитала объяснение достаточным и продолжила разговор с черепашкой. В моей жизни часто случались недели, когда я общалась только с Пификом. – Одуванчиков я что-то не вижу, зато есть клевер. Ты же любишь сладкие цветочки. Я бы выпустила тебя погулять, Пифик, но уже темно, заблудишься. Поэтому извини, дорогой. Вот тебе букетик. Наслаждайся прекрасным и полезным.

Я положила под морду животному сиреневые бутончики клевера. Пифик открыл рот, вытянул морщинистую шею, цапнул цветок и подал голову назад. На цветке образовалась проплешина.

– Так, на аппетит мы не жалуемся. Замечательно. – Я обернулась к солдату. – А ты что стоишь, рот раскрыл? Проверь сарай. Там есть возможность поспать?

Через три минуты Николай вернулся, отряхивая грязь со штанов.

– Нет. Там был курятник. Гнилые доски и старый помет.

– И выглядит он ненадежно. Если ты чихаешь или храпишь, сооружение может рухнуть.

– Я не храплю.

– Надеюсь.

В итоге мы расположились в машине, откинув до предела спинки передних сидений. Я приоткрыла окно, чтобы дышать свежим воздухом и слышать окружающие шорохи, поправила пистолет в кармане куртки и сказала:

– А теперь, дружок, я хочу услышать твою историю. Только сказку не сочиняй. Сказки я не люблю, как-то в детстве не сложилось.

– У меня тоже.

– Что так? Мамка книжек не читала?

– Я детдомовский.

– Из Валяпинска? – заинтересовалась я, прикидывая по возрасту, не могли ли мы пересечься. В нашем интернате дети воспитывались с трех лет до восемнадцати.

– Нет. Я с Поволжья.

– Родителей помнишь?

– Не-а. Меня подбросили к дому малютки. В записке было только имя. Субботиным записали, потому что в субботу нашли.

– Вот и встретились два одиночества…

– Что?

– Да это я так… – Я по-новому взглянула на солдата. Знаете, как отличить детдомовского ребенка от обычного? Сирота не смотрит вам в глаза. Его столько раз обманывали и пичкали нотациями, что он закрыл окошко в свою душу. Солдат, конечно, давно не ребенок, но взгляд его поймать мне не удалось. – Рассказывай, Субботин, почему из армии сбежал? Деды достали?

– Я сам дед. Точнее, дембель. После майских дембельнулся… С месяц уже.

– Только не трепись, Субботин. – По фамилии мне называть его стало легче. Уж слишком много щемящих воспоминаний у меня вызывало родное имя Коля. – Я же предупредила – сказок не люблю! Ты сбежал из охранения, прихватил автомат. Кстати, где оружие?

– Какой автомат? – встрепенулся солдатик. – Я ушел без автомата. Я свободный человек, потому и ушел.

– Свободный, – ухмыльнулась я. – Свободные люди в кустах не прячутся.