Пурпурная слеза

– Странно, – подумал я, – сердце же не там!

– Ну, гости дорогие, вручение подарков закончилось! Прошу к столу! – Громогласно объявила мама.

Вся праздничная братия ринулась к столу. Я вспомнил сцену взятия Зимнего: тот же топот ног, те же крики: «а ну, давай, пошевеливайся!» и «братцы, навались!».

Еду растасовали по тарелкам. Начались тосты. Первым поднял бокал Иван-Шаловливый-Май-Иссакьян:

– Я хАчу вИпить этот бокал за нашего юного, умного, полностью натураЛного маЛчика. Ви знаете, я вспомИл один старый кавКАзсий тОст. Однажды, малеНкая, но очен гОрдая улитка ползла по АтВЕСной СКАле. И вот подлЭтает мАлодой орЁл. Он ей говорит: «Вай, слушИЙ ты такая мЭдлинная, малеНкая, склиская, рогатая! СлушИЙ, мнЭ жалко тебЭ, давай довИзу до вИршины скалА!» И тогда малеНкая улитка ответТла….

Меня пронзили синие холодные, словно лед, глаза той, кем я давно был очарован. Лилия-Томный-Июль-Борисовна. Длинные ножки. Черные роскошные локоны водопадом падали на ее белые плечи. Чем пленила меня эта холодная красота?

Она неожиданно бросила на меня страстный взгляд. Пересохло во рту… Можно было прислушаться и уловить шелест сухого, как осенний лист, языка. Но страсть это еще не любовь. Слабый огонек надежды теплился в моем сердце.

Откуда-то издалека донеслось окончание тоста Ивана-Шаловливого-Мая-Иссакьяна:

– Так вИпьем же, за этого пока еще не рогатого джигита…

– Ты что лепишь? Что лепишь? – Дергала за пиджак своего мужа Тамара-Плодородный-Август-Иссакьян.

Лилия подмигнула и кивнула на дверь комнаты трехмерной релаксации. Я стремительно вскочил, но мама стальной хваткой вцепилась мне в руку и строго спросила:

– Сынуль, ты куда?

– Да тут… мне по нужде нужно в нужник. – Пролепетал я.

– Сколько раз тебе можно повторять? – Менторским тоном начала мама. – Не нужник, а туалетная комната. Понахватался у деревенских! Ладно – иди!

Я опрометью бросился в комнату трехмерной релаксации,услышав вдогонку:

– Эй, сынок, там же не нужник, тьфу, там же…

Но я уже закрыл дверь. Лилия лежала на ромашковом поле. Она протянула руки ко мне и едва слышно прошептала:

– Иди же скорей ко мне, мой сладенький ноябрикосик.

Я ощутил жар во всем теле, ноги стали ватные, моя голова бешено кружилась. Пульс бился как юный папуас, при инициации в мужчину. Я закрыл глаза, вытянул губы для поцелуя. Кусочек пурпурного камня в заднем кармане стал нестерпимо горячим.

Вот-вот я почувствую губы моей любимой. Сейчас-сейчас…

Меня чуть тряхнуло. И слух резанул противнейший голос:

– Парень, ты ж не моего вида!

Открыл глаза. На меня уставилась зубастая морда, по бокам ее топорщились перепонки. От страха и удивления я потерял дар речи. Мой рот безмолвно открывался и закрывался.

– Родной, с тобой все в порядке? – Склонив голову на бок, ласково спросило существо.

Я на четвереньках стал пятиться назад, пока не уперся во что-то.

– Друг, там скала.

– А ты кто? – Пропищал я.

– Как кто? – Рявкнуло существо. – Спасатель я. Доставляю всякий несознательный элемент, типа тебя, домой.

– А как ты меня нашел так быстро? – Тихо спросил я.

Спасатель подбоченился.

– Ты хочешь мне задавать глупые вопросы или хочешь, чтобы я тебя оттабаранил домой?

– Хочу, чтобы ты меня отвез домой, – жалостно простонал я.

– Тогда, ПШли.

Спасатель повернулся и сделал призывный жест когтистой лапой. Я робко потрусил за ним.

– А как тебя зовут? – Спросил я, стараясь завязать беседу.

– Джек-Потрошитель, вот мое имя! – Спасатель оглянулся и ощерил свою зубастую морду.

От ужаса я так и сел на свою пятую точку.

– Не боись, это шутка, – хмыкнул спасатель. – Меня зовут Румя Зельбильштейн.

– Ну что ж, бывает, – ляпнул я.

Остальную часть дороги мы провели в полном молчании.

Когда повернули за оранжевый бугор, я увидел «победу» ГАЗ-М-20. Новенькая, она сверкала в лучах красного солнца, как новогодний стеклянный шар на забытой в марте елке.

– И на… ЭТОМ мы поедем? – Удивлено спросил я.

– Зачем ехать, – садясь в машину, сказал Румя, – когда можно лЁтать. Ты садишься или как?

И я залез в раритет. Осмотрелся. Всюду был мех, на руле, на сиденьях, на приборной панели. С потолка тоже свисал белый пушистый мех.

Румя вытянул лапу и дёрнул на себя какой-то рычажок на панели приборов. Машина тотчас поднялись в воздух. Румя врубил четвертую передачу и «победа» стремительно понеслась по багровому небу астрального мира.

– А куда мы летим? – Осведомился я у Руми.

– В распределительный пункт, где таких воришек как ты, отправляют восвояси, – сурово ответил Румя.

– Я ничего не крал, – промямлил я себе под нос.