Зорн

Подхватив автомат душмана, Сергей передернул затвор и дал очередь вслед убегавшим врагам. Пнув на всякий случай, скорчившегося моджахеда, Кротов поднял голову на ревущий над головой вертолет.

– Что за…! – удивленно выругался Сергей. Таких вертушек он никогда не видел.

«Наверное, это из тех штучек, что испытывают здесь на войне». – Слухов о всяких секретных образцах оружия он наслушался еще в учебке. Может, в других обстоятельствах это вызвало бы интерес, но сейчас было не до праздного любопытства. Врезав прикладом по затылку пытавшегося подняться врага, солдат никак не мог решиться пристрелить шевелившегося у ног человека.

«Какого черта он не садится? – Сергей уже решился оставить все как есть и не добивать полуживого афганца. – Они дотянут. Сейчас духи очухаются и вдарят по вертолету».

– Вы чё там телитесь! – заорал Кротов. – Садитесь!

Словно кто-то мог его услышать.

Абсолютно черный, без опознавательных знаков, вертолет завис метрах в ста над землей. Он рыскал как игрушечная лодочка в весеннем ручье, заваливаясь то на борта, то на нос, то на корму. Собственно, вертолетом Кротов назвал этот аппарат чисто по инерции.

«Ну и штукенцию сделали! А может, не наш, может, американцы? – запоздало испугался он. – «Стингеры» же присылают, может и это тоже…»

Как Сергей и предполагал, афганцы залегли и открыли огонь по «вертолету». Автоматные очереди явно не наносили машине никакого вреда.

«Вряд ли духи перли с собой «стингер, «или «стрелу», – подумал он – и сглазил. Снизу, из-за среза горы, откуда появились афганцы – оставляя дымный след – метнулось к «вертолету» хвостатое пламя.

«Конец вертушке!» – ошарашенный внезапной потерей надежды Сергей опустил руки.

Взрыв был неожиданно красивым. В грохоте вспух дымно-пламенный шар, и весь странный летательный аппарат окутался свечением, сменившим за миллисекунды все цвета видимого спектра. Сергей ожидал, что сейчас «вертолет» начнет падать, разваливаясь на части. Но все пошло по-другому. Видимых повреждений «вертолет» не получил. «Вот это броня!» – удивился Кротов и тут же с досадой выматерился. Что-то все-таки произошло. Вертушка начала падать, все больше заваливаясь на нос. Победно заголосили где-то за камнями невидимые «духи». У самой земли «летун» выровнялся и плавно опустился на склон метрах в пятидесяти от позиции Кротова. При этом между землей и аппаратом остался просвет.

Сергей глянул мельком на все еще оглушенного душмана и, окончательно решив не добивать его, рванул к странной вертушке, не забыв подхватить верную «снайперку». На бегу он рассматривал это летающее «чудо» и не переставал удивляться.

Скорее это напоминало самолет, а не вертолет. Во – первых, не было несущего винта. Сзади два сопла, как у истребителя, над ними два косо срезанных разваленных хвоста. При этом все: приплюснутое остроносое тело «птицы» с выступающими короткими крыльями; зализанные обтекаемые непонятные выступы; сферические башенки, с короткими толстыми стволами и какая-то хищная нацеленность – все говорило о том, что это боевая машина. Машина разрушения. «Наверное, самолет с вертикальным взлетом, – решил Кротов и прикинул размер: – Больше вертолета раза в три».

В это время прямо перед подбегающим солдатом в борту раскрылся проем метра два шириной и такой же высоты. Из него выдвинулся трап и лег на грунт. Кротов прибавил скорости и ворвался в синий маскировочный свет раскрывшегося перед ним помещения. Сразу же за бортом он упал и, отбросив снайперку, перекатился к краю люка. Выставив трофейный автомат, Сергей огляделся. Никто его не преследовал.

– Полетели! Подобьют на хрен! – заорал Сергей, не оборачиваясь. Душманы продолжали стрелять, пытаясь попасть в щель закрывавшегося люка. «Вертолетчики» как будто услышали его крик. Машина, резко задирая нос и с ходу набирая скорость, пошла на взлет. Как только закрылся люк, вокруг стало так тихо, как никогда не бывает в самолете, а уж тем более в вертолете. Кротов встал и изумленно огляделся. Он находился внутри небольшой камеры. Стены и потолок светились теперь ровным белым светом. «Как в больнице, – подумал Сергей. – А где дверь?» В этот момент стена напротив люка лопнула и оттуда шагнула фигура в черной форме и в шлеме, закрытом блестящим черным стеклом.

– Мотоциклист хренов! – засмеялся Кротов. От пережитого – когда он уже совсем попрощался с жизнью и, вдруг, неожиданное спасение – губы сами собой растягивались в глупой счастливой улыбке.

– Спасибо, земляк! – он протянул руку для пожатия. Черный, не отвечая, поднял руку и коснулся плеча Кротова. В кулаке что-то блеснуло.

– Ты-то, что делаешь? Я свой! – захрипел Сергей, пытаясь устоять на ногах. Несколько секунд он боролся с болью, сковывавшей тело, потом автомат выпал из его рук, и он медленно опустился на пол. Опять попытался встать и завалился на спину. Сознание покинуло его.

* * *

Гронберг оторвался от экрана обзорных камер и устало откинулся на спинку пилотского кресла. То, сколько времени человек сопротивлялся действию парализатора – удивляло. Еще перед прибытием на Землю Гронберг изучил строение тела землян – никакого отличия от других гуманоидных рас – следовательно, природной защиты от действия парализатора у них нет. На одной воле держался! Это еще раз подтверждало, что его план может сработать. Надо проверить тело землянина на отсутствие имплантатов. По всем данным эта планета была отсталым миром с убогой технологией, и до вживления чипов им еще очень далеко. Но проверить не помешает.

Командир взвода разведки (такой была легенда на этот раз) имперской пехоты Глемас Гронберг всего достиг сам. Рожденный на одной из старых планет внутренней зоны Империи, он имел полное право на обеспеченную спокойную жизнь. Многие поколения его родственников оплатили это право своим трудом, а некоторые и своей жизнью.

Когда-то планета Грон находилась совсем не во внутренней зоне, а как раз наоборот – на самой что ни есть границе. Но это было так давно. Только в исторических хрониках сохранились описания многочисленных войн – сначала внутренних, потом межпланетных. За века границы Империи расширились настолько, что войны, постоянно идущие в периферийных мирах, теперь казались жителям Грона чем-то нереальным. Некоторые гронцы просто не верили новостям о победах и поражениях имперских армий. Как можно было верить сообщениям о массовых убийствах и огромных разрушениях, вымираниях целых планет от голода и болезней, когда уже несколько поколений даже синяки получали только на ритуальных поединках во время празднования совершеннолетия.

Про то, что можно умереть от голода, здесь – на планете изобилия – казалось вообще просто выдумкой. Медицина была способна справиться с любой известной болезнью и почти любой травмой. Но хотя срок жизни вырос в разы, гронцы старели и умирали, как и века назад.

У Гронбергов было свое поместье. По местным меркам – средненькое, такое же, как и десятки вокруг, ухоженное за сотни лет. Маленький Глемас носился среди пышных цветущих деревьев боа. Когда на них созревали ярко-красные шишкоягоды, он первым умудрялся попробовать их. От кисловатого сока первых плодов кожу вокруг губ сначала саднило, а потом она начинала шелушиться и облезать. Тогда мать или бабушка ловили его и тащили в медицинскую комнату. Медмашина быстро приводила все в порядок.

Но, вырвавшись из-под опеки, он опять лез на деревья или прыгал с разбегу в фамильный священный пруд, распугивая мелких зубастых ящеров, выползавших из воды греться под лучами желтой звезды. Темными ночами, накинув на себя лежавшую на диване в первой гостиной шкуру терпса, он, завывая, носился по замку и пугал мать и сестер. Или, забравшись на кухню, вбивал в кухонную установку такой рецепт, что на ужине вся семья – после первой ложки – с выпученными, полными слез, глазами, забыв про бокалы, пила прямо из столовых фонтанчиков.

В общем, для Грона он был очень не стандартным ребенком. Степенный отец терпел выходки маленького Глемаса, привычно повторяя:

– Подрастет – остепенится.

Однако время шло, а мальчишка, вытянувшийся в худого жилистого юнца, никак не желал взрослеть.

Окончив курс домашнего обучения и получив все обязательные знания, он, после долгих обсуждений в семейном кругу, был отдан на обучение в Школу Мастеров при наместнике Императора на Гроне. Как ни упрашивал он отца отдать его в закрытую Школу Космических Мастеров, тот даже и слышать об этом не желал.

– Ты не какой-нибудь нищий с северного полушария! Ты не должен работать ради Куска Праздничной Лепешки! – важно изрекал отец. – У Гронбергов достаточно средств, чтобы ты мог жить, как положено наследнику великого дома!

Отец Глемаса, как и все окрестные феодалы, был упрям и заносчив. Свою жизнь в родовом замке: с ежевечерним подсчетом доходов и расходов; с семейными пирами на оба гронских праздника; с редкими приездами гостей-родственников и еще более редкими выездами в гости к родне – он считал единственно правильной. Смотря по головизору что-нибудь о жизни в других концах Империи, отец лишь брезгливо ронял: «Дикари, что с них возьмешь?»

Гордясь древностью своего рода, старший Гронберг не понимал жалоб сына на скуку и однообразие патриархальной деревенской жизни. Само собой разумеющимся считалось, что сын – окончив престижную Школу и подняв свой статус – вернется в поместье и постепенно заменит отца в управлении хозяйством.

В учебном заведении, считавшемся лучшим на Гроне, обучение было совсем не главным. Главное было получить красивый разноцветный диплом об окончании. Во всяком случае – для отца. Чтобы можно было подвести гостя к висящему на стене в кабинете – словно заслуженный трофей – диплому и, оторвавшись от бокала, как бы между прочим, сказать:

– Мой-то, наследничек, смотри, какую штуку привез из столицы!

Потом, пряча гордость, выслушать похвалы гостей.

Так бы все и двигалось по наезженной колее. После учебы, дав несколько лет пожить холостым, ему бы выбрали жену; потом дети, необременительные заботы по хозяйству, где все давно налажено и отлажено; и, главное, ни на йоту не отступить от неписаного кодекса поведения дворянина – не запятнать свою честь леностью, ложью и нежеланием заботиться о благе семьи; в общем, та жизнь, которую только и должен прожить настоящий гронский аристократ.

Но вмешался «его величество случай» – как оказалось – хорошо подготовленный.

Этот канал Глемас нашел случайно. Подростком, переключаясь среди сотен каналов головизора, он зацепился за одну передачу. Рассказывали о космосе: о расах, его населяющих; о бесконечном разнообразии миров; о дикой красоте планет, покрытых бесконечным ковром буйной растительности; или, наоборот, о совершенстве выверенных точных линий урбанистического пейзажа развитых цивилизаций. Рассказывали совсем не так, как в домашней школьной комнате, где всегда подчеркивалось превосходство мира Грона. Почему-то после лекций знаменитых преподавателей, общавшихся из своих родовых замков со своими учениками по всей планете, Глемас прекрасно понимал, что нет и не может быть жизни лучше, чем на родном Гроне.

Даже на столичную планету Империи – блистательную Цессию – нужно было только полюбоваться. Настоящая жизнь – в родовом гнезде. А на этом канале рассказывали о приключениях ради приключений, а не для пользы семьи.

Эта передача вымыла первую песчинку из незыблемого фундамента уверенности в превосходстве гронского образа жизни. После каждого нового включения канала – всем остальным в семье он не понравился – мальчик все больше влюблялся в жизнь космических бродяг и авантюристов, а чуть позже – в боевую романтику космических рейнджеров и армейских разведчиков Империи.

Он стал мечтать вырваться с Грона. Сейчас он прекрасно знал, что это за канал, какая организация его финансирует и какими методами эта организация влияет на психику отобранных детей, подталкивая их к нужному выбору. Все передачи были подобраны индивидуально для него, так же как и для любого другого мальчишки с любой другой планеты империи.

В имперском Министерстве разведки и общественной безопасности (МРОБ) строго следовали провозглашенному, еще первым лорд-директором, принципу индивидуального подхода к любому кандидату на любую должность.

Диплом об окончании столичной академии, находящейся под патронажем наместника, Глемас все-таки получил, хотя настоящая его учеба проходила за стенами совсем другой школы. Лишь несколько лиц из аппарата наместника знали, кто и чему учит молодого человека из провинции в небольшом мрачном замке на окраине столицы.

Первый год обучения в престижной школе, тянувшийся как целое десятилетие, закончился. Мгновенно пролетели каникулы в родном доме, и Гронберг опять летел в Ангрен – столицу Грона. Взрослея, он становился все более одиноким. Сверстники в школе, узнав о его увлечении, отнеслись к этому как к какому-то извращению, и вокруг него тотчас возник невидимый барьер.

Приезжая домой, он, в угоду родителям, делал вид, что забыл о своей детской мечте. Чувствуя радость отца, Глемас намеренно увлеченно интересовался секретами ведения хозяйства. Отец оттаивал и начинал бесконечные рассказы о сортах плодовых деревьев или о преимуществах одновременной замены всего комплекта андроидов обслуги замка перед выборочной.

Только младшая сестренка – прекрасная Снежа – догадывалась о состоянии брата. А тот уже серьезно думал о том, чтобы сбежать с родной планеты.

Обычно для полета в столицу Гронберг заказывал на стратосфернике одиночную кабину. В этот раз, к большому его удивлению, все одиночные кабины оказались заняты. Не желая лететь в общей, где возвращались на учебу такие же, как он, студенты, Глемас согласился на место в кабине на двоих.

Увидев своего соседа, словоохотливого и явно желающего поболтать старичка, он немного пожалел о своем решении. Но все оказалось просто прекрасно. Старичок оказался умным и деликатным собеседником. Даже не заметив как, Гронберг выложил ему все о своей жизни. Старик ничего не сказал против странной мечты юноши, он даже не удивился, а наоборот – порадовался за него.

– Я так завидую вам, молодой человек! Я в силу своего возраста не увижу всего того, что предстоит вам.