Гимгилимы -1. Добро пожаловать на Яппу!

Позабыв о манерах и благородном происхождении, Улит бросил трость на пол, выхватил у Чикфанила смычок и хотел уже злобно обломать его, как с лестницы надменно раздалось:

– Ты ещё что за урод?

Улит тут же вернул Чикфанилу смычок, но не оттого, что испугался, а затем, чтобы подобрать трость и принять боевую стойку. По лестнице величаво спускался высокий, подтянутый муслин в серой стёганной пижаме, перехваченной кушаком. У него было вытянутое брюзгливое лицо и длинные тощие ноги в резиновых тапках. Белоснежные волосы муслина были уложены под позолоченной сеточкой. В руке он держал такой же, как у Улита, зажжённый фонарь. Сам же полный и босоногий Улит с растрёпанными рыжими кудрями, в сорочке и с выставленной вперёд тростью выглядел не столь величаво. К тому же полы сорочки тесно обтягивали крепкие, тренированные икры, готовясь подло сковать движения.

– Ты что за урод? – спустившись лестницы, надменно повторил муслин. – Чего разорался? Все спят. Между прочим, спал и я.

Несколько лет занятий фехтованием дали о себе знать. Улит усмирил эмоции и сосредоточился на потенциальном противнике. Он холодно посмотрел на наглеца и улыбнулся кончиками губ. Однако змеиный взгляд не произвёл ожидаемого впечатления. Вернее, произвёл, но скорее обратное. Впоследствии Улит благоразумно вычеркнул змеиный взгляд из арсенала своих выражений-заготовок, чем полностью его опустошил. Взгляд муслина в пижаме состоял из чистого, отборнейшего презрения.

– Так ты один из хвалёных землян? – сказал он. – Думаешь, если твоя цивилизация более развита, чем наша, так ты можешь орать по ночам, перебудить половину постояльцев и меня заодно?! Что-то не нравится? Спи на улице. Помочь?

Муслин шагнул вперёд и попытался схватить Улита за руку. Улит, предугадав движение противника, отскочил назад и при этом стукнул самоуверенного муслина тростью по носу.

– Что, получил, зеленомордый? – воскликнул Улит, опустил трость и постучал по полу. – Не желаешь ли ещё, дурень?

Высокий муслин опешил и тряхнул головой. Из его глаз сами собой выступили слёзы, как всегда бывает, если пребольно стукнуть по самому кончику носа.

– Ах, ты, жиротряс говорящий! – прорычал он и запустил фонарём в землянина.

Улит ловко увернулся и повалил тонкостенную конторку. Пролетевший мимо фонарь разбился и расплескал горящее масло по полу. Муслин бросился на Улита. Его потемневшее от ярости лицо походило цветом на изумруд, пронзенный лучом солнца поздней осенью, или на пучок жухлого шпината.

Отпрыгивая вбок, Улит успел огреть нападавшего тростью по шее, но тут подвела узкополая сорочка. Улит, не удержав равновесия, уселся на пол. Высокий муслин тут же прыгнул на него с намерением оседлать. В последний момент землянин успел перехватить его за грудки и дёрнуть так, что муслин по инерции пролетел чуть дальше, чем предполагал, но тут же вскочил и снова напал на раскрасневшегося и озверевшего Улита. Противники сцепились и, кряхтя и отдуваясь, стали кататься по полу. Муслин старался задушить Улита кушаком от халата, а Улит старался этого не допустить.

От криков и шума набежала прислуга и постояльцы. Вестибюль ярко осветился дюжиной фонарей. В первых рядах явился Верум и первым бросился разнимать дерущихся. Ему помогли. Муслины удерживали своего, пока Верум оттаскивал Улита, так и норовящего лягнуть напоследок наглеца в резиновых тапках.

Верум силком усадил сына известного писателя на диван. Улит тяжело дышал, по подбородку размазалась кровь, сочившаяся из разбитой губы, щёки раскраснелись, а правое расцарапанное плечо оголилось – разодралась сорочка. Всё это придавало Улиту сходство с образом гладиатора, единственного выжившего после схватки тридцати воинов, десяти бронированных крокодилов, пяти медведей с балалайками, тигра с ядовитыми зубами и полсотни гигантских крыс, ничем особым не вооружённых. Подошёл Чикфанил, неизвестно где до этого прятавшийся.

– Неловко вышло, – промямлил старец и печально иэхнул.

– Да уж, неловко, – саркастически усмехнулся проходящий мимо муслин в резиновых тапках, дёргая болтавшийся рукав пижамы. Коротко треснув, рукав оторвался, и муслин брезгливо отшвырнул его. – Явился на наши земли, занимает гостеквартиры в наших сонодомах, и музыка болот ему не нравится! Мой любимый инструментал из ночных, а ему не нравится. А сам белый, как высохшее дерьмо! Га-га-га!

Муслин, гогоча, скрылся в умывальне.

Верум удержал вскочившего Улита.

– Ты устроил скандал? – спросил он.

Уборщица подмела осколки, вытерла масляное пятно и вместе с поваром подняла конторку. Решив, что инцидент исчерпан, все расходились. Кто-то из постояльцев подал Улиту трость, кто-то пару смоченных в воде салфеток.

– Спасибо, – сказал Верум.

А Улит схватил трость и ткнул ею в Чикфанила.

– Это старый хрен разбудил меня своими завываниями и взвизгами!

– Тише, успокойся, – сказал Верум. – Чикфанил, вы завывали и взвизгивали?

Чикфанил не успел ответить, потому что Улит соскочил с дивана, увернувшись от рук Верума, и бросился к стоящему в углу струнно-духовому инструменту.

– Вот! – крикнул он. – Вот этим он визжал! Я будил тебя, а ты не проснулся!

– Улит, чёрт бы тебя побрал, перестань истерить!

Улит вернулся на диван.

– Чикфанил, можете объяснить, что случилось?

– Я играл ночную музыку болот, – принялся рассказывать Чикфанил.

– Что за ночная музыка болот?

– Старинные народные мелодии – напоминания о былом. Когда мне не спится, а мне часто не спится, я исполняю музыку болот для постояльцев, чтобы им спалось крепче. Пришёл важный Улит, принялся кричать и отобрал смычок. Он явно был чем-то недоволен, но чем, понять не могу. На крики спустился один из постояльцев, Уддок Док. Он что-то сказал, и они начали драться.

– А Уддок Док, что он хотел?

– В морду, – буркнул Улит. – Он меня уродом назвал и хотел выставить на улицу.

– А может ты и вел себя как урод?

– Я не вёл себя как урод, я хотел спать, а старый маразматик пиликал на этой железке!

– Не было пиликания, – поспешил заверить Чикфанил. – Я играл ночную музыку болот. Ничего приятнее и полезнее для сна не бывает. Это каждому муслину известно.

Улит открыл было рот, но Верум показал ему кулак.

– Улит, иди спать, нам завтра ещё библиотеку искать.

Улит, продолжая ворчать, поднялся в гостеквартиру.

Подождав, когда скроется свет фонаря, Верум сказал:

– Чикфанил, я прошу прощения за бурное поведение моего друга. Это какое-то недоразумение.

– Ничего, ничего, – пробормотал старик. – Сегодня уж играть не буду.

– Не недоразумение, – поправил Уддок, выходя из умывальни. В руке он держал свою спальную сеточку, а волосы обмотал полотенцем на манер тюрбана. – Типичное поведение землянина, явившегося в наши земли и думающего, что ему всё дозволено только из-за того, что его цивилизация более развита, чем наша. Если бы я знал, что в этом доме живут земляне, я бы объехал грязный городишко и переночевал на ферме.

– Если Улит вас чем-то оскорбил… – не совсем удачно начал Верум.

– Оскорбил? – Уддок издевательски расхохотался. – Он вывалял… уронил меня на грязный пол. Перебудил весь сонодом, а мне пришлось принимать душ посреди ночи.

– Предлагаю подождать до утра.

– А что утро? – искренне удивился Уддок. – Утром я собираю вещи и уезжаю. Засим всё, инопланетное ничтожество!

Уддок с гордо поднятой головой поднялся по лестнице, скрипя мокрыми тапками из резины. Верум понадеялся, что Улит, затушив фонарь, не устроил засаду с табуреткой в руках где-нибудь в темноте.

– Кто этот Уддок? – спросил Верум хозяина гостиницы.