Долгое чаепитие

Я испуганно лёг, потрогал живот, всё было на месте. Снова протянул руку к Володиной кровати. Он вложил мне в неё калейдоскоп. Я прижал круглую дырочку к глазу, лёг на бок и стал поворачивать картонную трубку. Пёстрые бабочки, цветастые ковры замелькали передо мной. С соседней кровати Андрюша:

– Дай мне.

Я посмотрел на Володю.

– Ну что ж ты, дай.

Я с сожалением протянул ему трубочку. Андрюша начал смотреть в неё.

– Ты сядь, так удобнее, – посоветовал я. Мне хотелось смотреть на него, как он смотрит, а лёжа мне было не видно.

– Я не могу, – отозвался Андрюша.

– У тебя что, тоже кишки вываливаются?

– Ничего не вываливается, просто никак…

Белый потолок, тихо. На соседней кровати сопит Андрюша. Он очень долго смотрит. Я прошу:

– Отдай, – протягиваю руку. Андрюша продолжает сопеть, потом говорит:

– Во! Посмотри, какие конфетки.

Я, не торопясь, поворачиваюсь на другой бок. На кровати рядом с Андрюшей лежит трубочка калейдоскопа, у него на ладони разноцветные стекляшки. Из-за моей спины голос Володи:

– Ты зачем всё сломал?

– А там, видишь, какие конфетки? – он протягивает мне: – На! Конфетки!

Я знаю, что это стекляшки, но беру и засовываю в рот. Володя из-за спины:

– Ты что! Выплюнь! Это же стекляшки!

Я пытаюсь выплюнуть их, но снова начинаю давиться. Володя стучит ложкой по стакану. Заглядывает в дверь Наташа:

– Тётя Женя, тётя Женя, Вера Ивановна, он опять…

…Меня держат за ноги. Я вишу вниз головой, подо мной белый таз, мне засовывают трубку в рот, я давлюсь, пытаюсь орать, не получается, захлёбываюсь водой, Наташа, наклонившись над тазом говорит:

– Вот они, вот они…

– Сколько? Все?

…Проснулся. Темно. Слабый свет только из коридора через открытую дверь. Женщины в халатах что-то делают около Андрюшиной кровати. Вижу, как Володя приподнялся на локте и смотрит на его кровать. Тихий мамин шёпот:

– Спите, спите, ещё рано…

…Светло, приходит Наташа:

– Сейчас мы поедем в другую палату…

Входят какие-то женщины, среди них мама, она наклоняется ко мне:

– Ну как ты?

Нас прямо на кроватях везут к двери. Сначала меня, потом Володю. Андрюши нет, кровати его тоже.

– А Андрюшу уже увезли?

– Да, да, там будет большая палата и много стеклянных стенок, – Наташа поправляет что-то у меня в кровати и переходит к Володиной.

Новая палата очень высокая и вся перегорожена прозрачными стенами. Володина кровать рядом с моей. Входит мама:

– Ну как, вам нравится?

– А там что? – я показываю глазами на соседние стеклянные комнаты.

– Это боксы, в них другие дети, вон там, – мама показывает куда-то в сторону, – там Наташин бокс.

– А где Андрюша? – спрашиваю я, но мама не отвечает, торопится и уходит.

– Андрюша умер, его ночью увезли, – отвечает мне Володя. – Сейчас завтрак привезут.

– Опять миндальный кисель? – спрашиваю я.

– Мама говорит, нам ничего другого нельзя.

– Меня от него рвёт.

– Это не от него, это вообще. Будешь есть кисель – всё пройдёт.

Я молчу, смотрю вверх вдоль высокой стены над головой. Там, наверху, под потолком маленькое тёмное окошко. Володя смотрит туда же:

– Знаешь, что там за окошко?

– Нет.

– Мама говорит, там комната, в ней папа до войны работал…

…Папа несёт меня на одной руке, за другую держится Володя. Папа только что забрал нас – меня из ясель, а Володю из очага. Очаг находился в соседней с яслями комнате в одном и том же доме на Петра Лаврова. Мы идём домой, переходим Литейный и сворачиваем в сторону Моховой. Володя жалуется папе:

– Он опять орал полдня, после того как ты ушёл.

Папа прижимает меня к себе:

– Ну что же ты, Илёша? Ты же обещал.

За спиной грохочет трамвай, я прикасаюсь лицом к папиной колючей щеке и прошу его: