Действо

Константин Поляков убрал руку от ящика. Письмо осталось не отправленным. Почтальон повернулся к соседям, держа конверт перед собой, как щит, или неоспоримую улику, обрушивающую все построения защиты.

– Вот… – сказал он, дрогнувшим голосом, – вот это я и хотел вспомнить! Мы все его видели! Но кто ни будь, скажите мне… кто ни будь из вас подобрал его?

– Я хотел, но как-то не собрался, – сказал, удивленно Алексей Сергеевич, – не до того было.

– А вам? – Поляков повернулся к Валере и Якутину, – вам знакомо оно?

– А то, – сказал Валера, – белый конверт, синие штемпели… Без сомнения, это оно!

Письмецо это два месяца у подъезда валялось, пока я с Чуком разбирался.

– Дольше, – мрачно сказал Красноцветов, – с самого начала осени… когда я его не поднял. А ты Саня, пытался?

– Я не о том думал, – произнес Александр.

– А мне оно попалось в феврале месяце… – сказал Анна, – что же оно, столько пролежало и даже не пожелтело? Чистый белый конверт. Вот только чернила уже выцвели – ничего не прочесть. Я его кинула обратно.

– Вы хоть понимаете, в какую ловушку себя чуть не загнали? – спросил почтальон, – Письмо дойдет, это точно. Но никто же из нас его не поднимет! Лишь Анна, но и она, только после того, как уже упустит свой шанс. Оно так и останется лежать у подъезда, а мы пойдем по своим рельсам прямиком в нынешний день. Как и раньше.

Ткачев зябко передернул плечами. Он смотрел на письмо – на знакомый белый конверт, мимо которого он проходил в тот замечательный и ужасный день середины декабря, не зная и не догадываясь, что путь его уже свернул с освещенной автострады обыденности и ведет прямиком в сумеречную зону. То самое письмо. Так нестрашно выглядит и такие бездны в себе содержит.

– Выходит, обманул нас клоун, – сказал Алексей Сергеевич, – подставил…

– Выходит так, – почтальон взмахнул конвертом, – единственный, кто его поднял, был я.

И я пытался его доставить по адресу, но… не сумел. Теперь я понимаю, что это было началом сдвига. Поверьте мне, я старался как мог, но у меня, похоже, не было никаких шансов. Это самое письмо и стало причиной, по которой я попал в один силок с вами, хоть и никогда не жил в этом доме. Причина всех моих злоключений, – он задумчиво посмотрел на письмо.

– Так что же, Константин, – произнес Красноцветов, – если отсылать мы письмо не будем… что же нам делать?

– Вспомните сны, – сказал Поляков, – сны – это ключ.

– Наши сны – это бред, – произнес Ткачев, – я не понимаю, что из них можно достать. Я отлично помню свой сон. Я помню Кусаку, помню Бутчера и радиокрысу. Мы стремились в его бункер, глубоко под землей. Там был искин, и в его бездну мы сверзились. Но ведь это сон, не так ли?

– Занятно, – сказал Алексей Сергеевич, – у меня тоже была бездна – бездна за троном Мясника. Болезненное было падение.

– Мы с Пекой прыгнули, спасаясь от Арсеникума, – заметил Максим, – но он все равно нас настиг.

– Моя пещера была внизу, под землей, – кивнул Валера в сторону гор.

– Постой-постой! – воскликнул Красноцветов, – вы это не упоминали!

– Я отправил свой корабль вниз, на землю. Я упал… – произнес Якутин.

– А моя первая коронация проходила в подвале, – сказала Анна, – так, что же это все значит?

– Вниз! – воскликнул почтальон, – вы, все до единого, шли вниз. Под землю! Вот вам ответ – под землей! Мы должны спуститься на первый этаж, и… ниже.

– Третий подъезд, – одновременно с Ткачевым произнес Валера, – да, там дверь… и нас теперь семеро.

– Мы идем, – сказал Алексей Красноцветов, – Константин, спрячь письмо. Оно не будет отправлено. Мы сломаем установленный порядок. И мы пойдем вниз, что бы нас там не ждало.

Соседи кивнули. В небесах разорвалась очередная ракета, высветив окрестности резким, неприятным цветом. Вдруг стало заметно, что карнавал уже не источает веселья – изогнувшиеся в танце фигуры стали пугающими, звуки слишком громкими. Конфетти шуршал под ногами. Гадалка повернула круглое, улыбающееся лицо, и ласкового посмотрела на замерших у ящика людей красным глазным имплантантом. Среди танцующих оказалось слишком много одетых в костюмы собак из плюша и натуральной шерсти, торт сменил форму и из бандероли превратился в искусно выполненную морскую свинку, которую азартно разделывали на бисквитные части хмельные гуляки. Потянуло сладкими благовониями, кто-то начал игру в веселые старты, на лотках во множестве появились подарочные наборы игрушечных солдатиков в ярких упаковках цвета хаки, а на фоне раздавшейся в несколько раз полной луны величаво пролетел нелепый коровий силуэт верхом на детском велосипеде.

Из распахнутых зеленых ставень окна ближайшего к соседям дома мощно и победно ударил гимн «God save the queen» в исполнении «Cекс пистолз».

– Вы видите это? – спросил Красноцветов, оборачиваясь.

– Да, все меняется, – кивнул Константин Поляков, – Нас заметили.

– Валера, – сказал Алексей Сергеевич, – Твой «Роллс – ройс» все еще на ходу? Мы уезжаем.

– Всегда к вашим услугам господа, – произнес Валерий Валерьянович Золотников и улыбнулся развязной щербатой улыбкой безнадежно опустившего человека.

* * *

Дверь изменилась, но иначе и быть не могло. Деревянное покрытие сменилось на дешевую пленку под необтесанный камень, на которой через грубый трафарет были выписаны знак радиационной опасности и логотип национальной почтовой службы, а в самой двери появилось зарешеченной арматурой окошко, через которое виделась даль необъятная. На стене справа имелся красочный постер «Кривого зеркала» – мюзикла, поставленного в Королевском военном театре по мотивам «Портрета Дориана Грея». Предупреждение осталось, но поменяло смысл – отныне надпись на двери читалась как: «Не будите спящую собаку!» что звучало не в пример более зловеще.

А у каждого дактилоскопического устройства появилась лаконичная медная табличка с именем. Здесь были все семеро. Обладатели имен стояли напротив, вокруг них имелись голые унылые стены и лампа дневного света над головой. Это был коридор первого этажа, и, исключая дверь, он выглядел столь обыденно, что накатывались мощные ностальгические чувства.

– А ведь я узнаю ее, – нарушил тишину Валера, – а вы узнаете?

– Откуда мне ее знать, если я ее никогда не видел, – сказал Поляков.

– Ну да, понимаю, она сильно изменилась, но ее все еще можно узнать, – усмехнулся Валера, – Впрочем, вы и прошлой жизни могли не раз пройти мимо и не заметить. Конечно, зачем это вам, с вашими квартирами. А вот я здесь провел немало времени, особливо по зимнему периоду. Здесь теплотрасса и котельная. Это дверь в подвал.

– Что ж, – сказал Красноцветов, – стало быть, мы у цели. Понимаю, выглядит это не слишком привлекательно, но идти нам больше все равно некуда. Пусть каждый из вас приложит палец к сканеру помеченному своим именем.

– Как насчет предупреждения? – спросил Ткачев, – Это ведь они говорят про тварь?

– Судя по всему, да, про тварь, – кивнул Алексей Сергеевич, – Клоун сказал, что она доберется до нас, рано или поздно. Так, не все ли равно когда ее встретить?

– Что вообще за тварь? Кем она может быть?

– А вот это простой вопрос, – ответил за Красноцветова почтальон, – думаю, я знаю что это. Да ты и сам знаешь… тварь все время была рядом, она последовала с нами и в сны.

Вспомни. В моем сне это был демон, во сне Максима – песоголовый бог мертвых.

– Бутчер… – выдохнул Александр, – но, неужели…

– Бутчер, Мясник, Жаббервох, какая разница? – произнес Красноцветов, – мы его все видели! Это черный ротвейлер, у него много имен и еще больше обличий! Но внутри – он одинаков… Бульдозер!

– Этот злобный пес, что живет у нас во дворе? – изумилась Анна, – черный как смоль, да он всех ненавидел. Но ведь он всего лишь пес! Как же он мог…

– Скорее всего, это не тот Бульдозер, которого мы знали, – сказал Красноцветов, – Нечто, принявшее его личину, как символ антагонизма нам. Бульдозер ненавидел всех нас, и то чем он стал, ненавидит тоже. Во всех снах он пытался свести с нами счеты. Думаю, и сейчас он не оставит попыток. Меняя личины как перчатки, но не меняя сущность.

– А ведь только у меня он и назвался настоящим именем, – сказал Золотников, – просто тварь. Но ведь я убил ее, в конце концов! И я убью ее еще раз! И еще, сколько понадобится.

– Давайте руки, – произнес Алексей Сергеевич, – и нажимайте.