Вальс под дождем

– Стоять! Буду стрелять!

Неандерталец вылетел из-за угла и, толи не расслышал, толи просто игнорировал слова какого-то сопляка, продолжал нестись на юношу. Остин, как раз, находился возле окна, и мгновенно среагировал, воспользовавшись этим моментом. Он сделал шаг навстречу противнику, и когда тот, на полном ходу, уже намеревался всадить нож по самую рукоятку в грудь дерзкого юнца, нагнулся, и резко выпрямился. Ноги Норберта оторвались от пола, спина Остина послужила трамплином, и двухметровая горилла, в лице управляющего особняком Лесли Донахью, выпорхнула в окно. Звон разбитого стекла, хруст разлетевшейся в щепки рамы, и глухой звук упавшего на землю тела. Высунувшись из оконного проема второго этажа, молодой человек взглянул на поверженного противника, и удовлетворенно выдохнул. Появившись на выходе, сержант Фишборт получил свою заслуженную порцию аплодисментов от благодарных зрителей. Но самой лучшей наградой оказалась улыбка Катрин. Она стояла в стороне и, скрестив руки на груди, казалась невероятно счастливой. Еще бы! Из-за нее, и такая драка! К тому же победил как раз тот, кто и должен был победить. Так думала девушка целую минуту. Этой же минутой славы наслаждался и Остин, пока удар в челюсть не отбросил его к стене.

Норберту Хайденрайху надоело валятся без сознания и служить поводом для насмешек. Он очнулся, вспомнил последние события, скрипнул зубами, молниеносно приблизился к герою торжества, и выразил уже свои поздравления.

Остин почувствовал на своем горле чьи-то крепкие пальцы. Взгляд затуманился, в голове зашумело. Он погрузился в темную бездонную пустоту.

Неандерталец был вне себя от ярости. Он сдавливал горло своего обидчика, совершенно не думая о том, что за убийство представителя закона, да еще при исполнении, грозило, ни больше, ни меньше, пожизненное заключение. Но разве такая мелочь могла остановить разъяренную груду мышц под управлением крохотного, с голубиное яйцо, мозга.

Еще мгновение, другое, и сержант Фишборт уже махал бы крылышками, взмывая ввысь, в царствие небесное.

Норберт Хайденрайх почувствовал острую боль в области почек, и через секунду, получив контрольный удар в солнечное сплетение, распластался рядышком с Остином.

Джек Коуфман хрустнул пальцами, как делал почти всегда после короткого кулачного поединка, и нагнулся над юношей.

– Малыш, ты в порядке? – Его голос выдал явное волнение.

– Кажется, да, – прозвучал тихий неуверенный ответ.

Остин сидел на вытоптанной траве и непонимающе оглядывался вокруг. Память, очевидно, на время покинула его, отойдя куда-то по нужде. Но вот перед его взором возникло прелестное личико Катрин. Розовые щечки были влажны от слез, и от этого ее лицо казалось еще более прелестным. Сказочное явление милого сердцу образа (а то, что для Остина, с первого же взгляда, девушка стала совсем небезразлична, можно даже не уточнять) незамедлительно возвратило память на свое место. Он, как мог, ободряюще ей улыбнулся, и вновь закрыл глаза от возобновившегося головокружения.

– Так, этого срочно в больницу, – коротко распорядился Джек, подгоняя конкретным недвусмысленным жестом бригаду «скорой помощи». – А этого голубчика, – скосил он хмурый взгляд на, продолжающее пребывать в бесчувственном состоянии, тело управляющего, – в медпункт следственного изолятора.

– Что здесь случилось? – вдруг материализовалась Сара Докич. Из ее болтающихся на шее наушников отдаленно хрипело что-то невразумительное. – Что с Остином? Боже, кто это его так?! – Словно разъяренная тигрица, она окинула испепеляющим взором ближайших к ней ротозеев, коими оказались сотрудники дорожной полиции, прибывшие сюда, как это частенько практиковалось, для помощи в оцеплении места преступления.

Сара готова была разорвать любого, посмевшего обидеть Остина, из чего следовало, что к юноше у нее были… Впрочем, оставим это пока. Женское чувство, как правило, не поддается логическому анализу, и то, что для мужчины яснее ясного, для женщины сплошные сомнения. И главное сомнение для каждой женщины, это сам мужчина. Она любит его двадцать четыре часа в сутки, она ревнует его двадцать четыре часа в сутки, она верна ему двадцать четыре часа в сутки, и за все это она ненавидит его двадцать четыре часа в сутки. И что же в таком случае она делает? Отделяет одно от другого, другое от третьего, третье от четвертого. Консервирует и ставит в холодильник. Кто знает, какая из консерв, когда пригодится!

Пробираясь ночью на кухню и заглядывая в холодильник, присмотритесь, не стоит ли там баночка, излучающая сладкий запах женского коварства.

Однако вернемся к нашим героям.

Сара уже взяла себя в руки и повторила вопрос более сдержанно и более по-дружески.

– Так что же, все-таки, произошло?

– Это ты меня спрашиваешь? – холодно, еле сдерживая раздражение, ответил Джек. – Парня чуть не отправили на тот свет! А ты, в своих наушниках, ни черта не видишь и не слышишь!

– Прости, патрон, – потупилась Сара, – я не думала, что… Так это этот Остина так отделал? – заметила она приходящего в себя неандертальца. Тот что-то промычал, и в следующую секунду получил от Сары сильнейший удар ногой в область мужского достоинства. Ему явно в этом плане сегодня не везло. – Получай, урод! – последовал очередной удар. На этот раз, все той же стройной ножкой, но теперь уже в квадратную челюсть.

Неандерталец счел, что самое правильное будет, не искушать судьбу и выпасть в осадок, то есть лежать и не дергаться. Если мужчина еще как-то соображает, куда бьет, то вот женщина, да еще разъяренная, бьет куда попало, и, как правило, попадает по самым неудачным для пострадавшего местам.

Капитан Коуфман аккуратно оттянул Сару от Норберта.

– Все, успокойся, – мягко сказал он, и это тут же подействовало; Сара обмякла и уткнулась в плече Джека. – Как там с трупом? Закончила?

– Да, полностью, – вернулась в рабочее состояние судмедэксперт. – Можно отправлять в морг.

– Отлично! Итоги подведем в моем кабинете через два часа. А сейчас, если у тебя, конечно, есть желание, и нет особо важных дел, сопроводи Остина в больницу. И проследи, что б его устроили по высшему разряду.

– Конечно, патрон, – просияла Сара, – все будет в полном порядке! – крикнула она уже на бегу, снимая по дороге рабочий халат.

Джек смотрел ей вслед, и горькая улыбка слегка коснулась его губ. Вот так же, три года назад, его жена, его любимая Марго бежала к карете «скорой помощи», где медики неистово боролись за жизнь ее мужа. Три тяжелых пулевых ранения наверняка отправили бы Джека в мир иной, если бы не Марго. Он был уже в тоннеле, он видел приближающийся свет. Какая-то сила тянула его навстречу этому свету, и он практически не сопротивлялся. Как вдруг откуда-то он услышал ее голос. Марго была где-то рядом, только он не видел ее, лишь голос, такой родной и такой желанный. Она была по одну сторону, а свет – по другую. Он хотел крикнуть, позвать ее, но в этом странном месте его горло не могло издать ни единого звука. Свет продолжал тянуть, и тут Джек начал сопротивляться. Он хватался руками за пустоту, он попытался сделать шаг в направлении доносящегося голоса. И он сделал этот шаг! Затем еще один, и еще… Каждый шаг доставался ему с неимоверным трудом. Голос приближался, и сила Света постепенно стала ослабевать.

Он узнал на ощупь ее волосы. Мягкие, шелковистые. Но где же сама Марго?! Джек приоткрыл глаза. Больничная палата ослепила его белизной. Он зажмурился, продолжая перебирать слабо работающими пальцами локоны Марго. Наконец он повторил попытку. На этот раз белизна палаты была мягче. Теперь Джек мог не зажмуриваться.

Голова Марго покоилась на его груди. Она спала. Вот так вот, сидя у больничной койки, неизвестно какие сутки, не отходя от любимого, Марго, в итоге, забылась глубоким тревожным сном. А как же не тревожным, когда врачи так и не смогли дать ей утешительный ответ, лишь качали своими профессорскими умными головами, не в состоянии ни опровергнуть возможность выхода из комы, ни подтвердить.

Джек вдохнул полной грудью, и тут Марго проснулась. Ее красные заплаканные глаза в один миг стали счастливыми. Что она тогда сказала? Какими были ее первые слова? Кажется: «Ты не забыл, что на двадцать второе у нас билеты в театр?» Да, точно. Джек слабо улыбнулся, невзирая на ноющую боль от ранений. Да разве мог он ее покинуть! Разве мог допустить, чтобы какая-та никчемная смерть разлучила их! Да никогда! Так же как не мог он оставить и другого своего любимого человечка, Мари.

А неделю спустя случилось непоправимое. Нелепая автокатастрофа. Водитель фуры не справился с управлением на скользкой дороге, выехал на встречную полосу и врезался в легковушку.

Марго умерла практически мгновенно. Джек, как только узнал страшную новость, впал в депрессию. Его все чаще стали посещать навязчивые мысли о самоубийстве. Но этим мыслям не суждено было воплотиться в реальность в любом случае, ведь была еще Мари, его трехлетняя дочурка. И Джек, когда, в моральном плане, немного оправился, осудил себя за столь непростительную слабость. Он и сейчас стыдился за те позорные мысли.

– Патрон, тебе не кажется, что не мешало бы поинтересоваться, какого черта делали эти супчики из дорожной полиции, когда Остин подвергался смертельной опасности.

– А, что? – вернулся к действительности Джек. – Какие супчики? А, эти! – взглянул он на двух патрульных, которые топтались ближе всех. – А действительно! Ну-ка, давай их сюда… А впрочем, что с них взять! Оставь, – махнул он рукой.

– Вам это так просто не пройдет? – услышал капитан злобный шепот позади себя. Он оглянулся. Неандерталец тяжело поднимался с земли.

– Ты еще здесь? – как бы удивился Джек. – Руки назад и повернулся спиной, живо!

Норберт Хайденрайх попытался что-то сказать, очевидно, что-нибудь оскорбительное, однако ограничился лишь безмолвным шевелением губами, и выполнил, хоть и неохотно, приказ полицейского. Уж слишком решительный и хмурый вид наблюдался у того. А очередной раз побывать в нокауте, было на сегодня уже слишком.

– Теперь порядок, – защелкнул Джек наручники на запястьях арестованного. – А разговор с тобой я продолжу в следственной камере. Ты еще не полностью рассчитался за нашего друга.

– Это произвол! Я буду жаловаться! – почти захныкал неандерталец, чем несказанно удивил всех окружающих. Затем громко рассмеялся, и стало ясно, что он просто ломает комедию. – Ничего, – продолжил он с ухмылкой, – скоро я помочусь на твою могилу.

Джек еле сдержался, чтобы не ответить ублюдку в своей манере.

– Хорошо, мы обсудим эту перспективу чуть позже. А пока что, сэр, не откажите в любезности, сядьте вон в ту машину. Она доставит вас ко мне в гости. Там мы попьем кофейку и обо всем потолкуем. Надеюсь, вы ничего не имеете против чашечки кофе? А то можно и чего-нибудь покрепче.

Джек смотрел на это тупое двухметровое существо и наслаждался тем, как оно старается переварить только что услышанное.

– Издеваешься?! – изрыгнул неандерталец, сумев все-таки оценить степень иронии. – Благодари Бога, что мы здесь не одни.

– Ты мне надоел, – коротко бросил Джек, понимая, что этот бессмысленный разговор – лишь трата времени. – Заберите его.

После того, как неандертальца увезли, капитан Джек Коуфман поручил лейтенанту Алану Мори закончить все необходимые формальности, разобраться с прессой, в том плане, что никакой излишней информации, затем заехать в больницу, забрать Сару, и в управление. Там дожидаться его. Алан почесал в затылке, прикидывая, сколько ему придется здесь попахать в одиночку, и только обреченно кивнул головой.

Саманта медленно приоткрыла один глаз. Затем так же медленно открылся и второй. Какое-то время она неподвижно лежала в кровати и ждала. Ждала зуммера будильника. Но секунды летели, превращались в минуты, а тишину будильник так и не нарушал. Девушка приподнялась и бросила ленивый взгляд на тумбочку. Будильника там не оказалось.

– Черт! – вскочила она, как ошпаренная. – Неужели опять проспала?!

Нырнула под кровать и, как и ожидалось, обнаружила там будильник. Он забился в самый угол и не желал попадать в руки своей хозяйке. В который раз она во сне швыряет его об пол. А на прошлой неделе даже умудрилась выбросить его в окно. Потом долго и тщательно искала.

– Что, обиделся? – вылезла Саманта из-под кровати и разглядывая будильник со всех сторон. – Цел? Кажется, да. Достается тебе, приятель! Ну, извини. Я ведь не нарочно.

Девушка нежно поцеловала будильник в стекло, и тут, наконец, увидела, который сейчас час. Она бросилась собираться. В невероятной спешке пролетело минут пять. Саманта выскочила из дома, прыгая на одной ноге и надевая на ходу вторую туфельку. Добежала до машины, и что-то ее вдруг остановило. Конечно, туфли оказались разные! Вообще-то туфельки были одной модели, просто одна пара красная, а другая – зеленая. Саманта вернулась в дом, и через секунду, может быть две, сидела уже в машине.