Смерть Земли

«Интересно, – размышлял я, – как такая шикарная девица могла стать научным сотрудником? Нет, ну как, это понятно, но ведь она что-то соображает, по крайней мере она понимает, что говорит».

– А вы, – обратившись ко мне, она прервала цепочку моих рассуждений, – вы так и не вспомнили своё имя?

– И не хочу…

– Мне не нравится ваше поведение, и я уже начинаю сожалеть, что вас реконструировали! – её голос звучал деловито, даже наигранно деловито. Обычно так бывает, когда женщина хочет показать свою силу, власть, но не понимает, что от этого её образ становится только наивнее, словно гротескная пародия.

– Ну, сожгите меня второй раз, – отрешенно ответил я, – первый раз я уже сгорал, второй раз будет не столь эффектно.

– Вы можете продолжать смеяться надо мной, – она почувствовала, что мой цинизм и полное равнодушие к их «дару» ставит под сомнение ее безупречный статус в их организации, – но вполне возможно, что вам найдут иное… иное предназначение.

– Что-то вы замялись, когда говорили о предназначении. Мне кажется, вы просто не знаете, что делать с нами потом. Может, всё это «мероприятие» не совсем законно?

Она, конечно же, не покажет вида, что я её задел. На любые замечания и колкости она рассмеётся, высокомерно и вызывающе, но я понимаю, что мое трикстерство означает для такой самостоятельной женщины, что ее показная сила под сомнением.

– Чего тебе не нравится? Глянь вокруг, какие города, техника, какие женщины вокруг! – шепнул мне на ухо второй реконструированный. – Не жизнь – а малина, ничего делать не надо, более того, они предлагают даже внешность бесплатно изменить.

– Ты как погиб?

– Что? – он явно был удивлен такому интересу к его персоне. – Пьяный разбился…

Что-то в голосе было не так, он сильно разволновался.

– Сбил кого-то?

– Нет.

– Точно?

– Чего ты пристал, может тебе уже и доложили про меня что-то, ну и что с того? Это было черт знает когда! – он перешел на крик. – Давно уже нет никого, кто жил в те времена, ну и что? Мало сбивают на дорогах женщин с детьми?

– Ну да, действительно, одними больше, одними меньше, – я открыто насмехался над ним.

– Да пошёл ты! – парень совсем начинал терять контроль. – Что? Думаешь, ты – святой? А ты сам-то как погиб? Я вижу, что не от старости?

– Спроси у той красотки, – я махнул головой в сторону нашего поводыря – брюнетки.

– А как погиб этот тип? – внезапно спросил парень, когда мы уже зашли в лифт.

– Странный интерес… – брюнетка была удивлена, – но вы имеете право знать. Он сгорел заживо, пролетая над вулканом, на специальных крыльях.

Мой товарищ по несчастью или по счастью был растерян и даже поник, оставшуюся часть пути до исследовательского института он просто молчал.

– Вам не предлагают, вас обязывают, – жестко сказал какой-то очередной научный сотрудник с пропорциями атлета, – вас обязывают подчиниться всем нашим приказам, после чего вы сможете сделать «пластику», устроиться на работу, у вас уже будет приличный капитал.

– «Пластику»? – я перебил странного ученого, отчего вызвал его негодование.

– Вас что-то смущает?

– Зачем она мне нужна?

Люди вокруг нас что-то начали обсуждать, перешёптываясь.

– У нас все делают «пластику», вы же не хотите просто так прожить жизнь? Мы сохраняем молодость…

– Это получается, что и умираете молодыми?

Их лица были растеряны. Видимо, я задел какие-то нотки их душ или душонок, о которых не принято говорить вслух, но только не мне.

Наш проводник отвела меня в сторону. Здесь находилась комната психологической разгрузки, обставленная искусственными цветами и развешанными на стенах репродукциями картин.

– Вам пора усвоить, что есть вещи, о которых здесь говорить, по крайней мере вслух, при большом количестве людей, не принято, – ее голос был неровен, она нервничала, словно я спросил о чем-то неприличном.

– В моё время говорить о старости и смерти не было чем-то неприличным, – спокойно ответил я, стараясь не волновать проводника.

– Дело не в моральной стороне вопроса.

Странное дело, что же тогда? Если это не табу морального плана, тем более не религиозного, тогда все дело в цене вопроса, как говорят…

– Подождите меня здесь.

Дверь захлопнулась. Ну что же, можно побыть и в одиночестве, тем более что я не испытывал этого ощущения уже давно…

Как странно, в этом мире я не видел внешне неидеального человека. По крайней мере, за тот срок, что мы ходили по улице, передвигались в транспорте, словно все вокруг сошли со страниц журнала. Видимо, «пластика» – это средство, чтобы убежать от неидеальности себя, мира, скрыть комплексы, вот только скроешь ли ты их в своей голове?

Окна не пропускали шум, только свет мог оказаться в комнате. Жалюзи были открыты, и в огромных окнах я видел высотные здания, да и мы сами были на большой высоте, где-то на последних этажах. Вроде всё вокруг в специальных тонах, всё прекрасно отделано, но как-то трудно было назвать это место, призванное быть способствующим расслаблению, своей идеальностью, уютным.

Мои рассуждения и дремоту, потихоньку пленяющую меня всеми силами, прервал тот самый доктор, который беседовал со мной в самый первый день моего «воскрешения».

– Вы хотели знать, почему ваш вопрос вызвал такую реакцию? – медленно и неуверенно начал он.

– Было бы интересно, – ответил я, – вы извините, но нас не инструктировали, что можно, а что нельзя спрашивать в вашем мире, я-то и в своем не сильно стеснялся.

– Да, да, резонно, резонно, – доктор потер руки, пытаясь собраться с мыслями. – Вообще-то, как вы заметили, в нашем мире можно исправить любые недостатки вашего тела. Мы лечим болезни, мы омолаживаем, кстати наша фирма этим и занимается, даже оживляем, но это, пока, только единственный случай. Мы продлеваем молодость, и для этого нас и держат. Только мы не смогли победить смерть.

«И слава богу», – заметил я про себя.

– Смерть наступает внезапно. Из молодого человека или прекрасной юной девушки ты, в одночасье, становишься дряхлым, измождённым, ветхим и умираешь… – Доктор замолчал. – Этого мы страшимся больше всего, ибо не можем угадать, когда наше средство молодости прекратит действие и ветхость возьмет свое. Это может произойти на улице, на свидании в ресторане, да где угодно.

– Особенно интересно это на свидании или под венцом, – засмеялся я, – вы извините за смех, но это очень нелепо.

– Может быть, может быть…

– А скажите, – я посерьёзнел, – в вашем мире нет страданий, болезней, бедных, сумасшедших?

– Этого предостаточно! – Он замолчал, понимая, что сказал и так слишком много.

– То есть также сходят с ума от денег и власти, не зная, чем занять себя в своей праздности, ссорятся, убивают, только век всех тех, кто этим занят, стал дольше, да и сил у них полно до самого смертного часа?