Сибирское дело

– Что здесь написано?

– Это написано Шуянину, и он поймёт.

Маркел ещё подумал и сказал:

– Я не могу такое брать. Я должен знать, что здесь написано. Я крест на службу царю целовал, а вдруг здесь что против царя замыслено?

– Не хочешь – не бери, – сказал Черкас. – Иди на воеводский двор, жди, когда к вам пришлют воеводу, и тот тебя в Чердынь отправит. А из Чердыни уже сам езжай в Сибирь и сам же там Шуянина ищи. Можно и так, а что!

Маркел молчал. Черкас протянул руку к грамотке. Маркел прижал её к груди и не отдал. Черкас усмехнулся, убрал руку, надел шапку и сказал:

– Вот это верно. Посиди, подумай – и езжай!

Когда Черкас ушёл, Маркел опять начал ходить по горнице и хмуриться. Время от времени он останавливался, разворачивал грамотку, смотрел на мудрёные слова и думал: га, найди добрых людей, на краю света, очень ловко! Но куда деваться?! Некуда! Сам крест на службу целовал, никто тебя не неволил. Была не была! И Маркел сел к столу, позвал Игнаху, тот подал горячего, Маркел начал перекусывать. Пришёл Костырин. Маркел сказал, чтоб тот сходил на ямской двор и там сказал, что Матвей Евстигнеевич просит, чтобы к губной избе подали двух добрых коней с подводою, и живо. Ого, только и сказал Костырин, но переспрашивать не стал, а надел шапку и вышел.

Пока он ходил, Маркел собрался, и Игнаха собрал ему узел.

Вернулся Костырин с санями. Маркел вышел, сел, перекрестился и поехал.

ГЛАВА 15

До Чердыни Маркел ехал долго и очень умаялся. Дорога же там была непростая, дремучая, места необжитые, безлюдные. А если где и попадались небольшие деревеньки, то в них жили пермяки и говорили они по-пермяцки, а по-русски понимали плохо. Одно тогда радовало – что погода стояла морозная, ветреная – и снег не таял, ехалось легко. Да Маркел ещё и не скупился, помаленьку приплачивал, проводники довольно усмехались, а после, на ямских дворах, Маркела кормили сытно, наливали ему доверху, стелили мягко.

Но всё равно было тоскливо. С утра до вечера Маркел трясся в санях, поглядывал по сторонам, а там были одни только ёлки да ёлки здоровенные, и всё. Так Маркел ехал десять дней, и только уже на одиннадцатый, ближе к полудню, когда тучи развеялись, впереди показались какие-то бугры над лесом.

– Что это? – спросил Маркел.

– Это Камень, – сказал проводник. – А за ним Сибирь.

– А Чердынь где?

– А тут внизу. Сейчас из леса выедем, и ты увидишь.

Так оно тогда и оказалось – дорога пошла под уклон, начала петлять, потом ёлки расступились, и Маркел увидел впереди, в низине, город. Даже скорей не город, а острог с посадом. Посад был ограждён высоченным крепким тыном, от времени почти что чёрным. Да и весь город был чёрный, снег же там уже сошёл. Также и поле вокруг города всё было в чёрных проплешинах, а дорога к городу – раскисшая, грязная, полозья тут же начали скрипеть по песку. Маркел вылез из саней и пошёл с ними рядом. А он был в валенках, валенки сразу набрякли от воды и начали противно хлюпать. Едрёна вошь, думал Маркел, скорей бы дойти!

И дошёл. В посадских воротах их остановили, Маркел показал подорожную и сказал, что ему надо в губную избу. Старший стрелец взялся проводить. Они пошли по посаду. Посад был так себе. Когда шли мимо кабака, там было тихо. Дальше, ещё домов через десяток, посад упёрся в кремль. Они вошли в кремлёвские (острожные) ворота, и там, почти сразу рядом, стояла губная изба. Дверь в неё была закрыта, на замке висела красная сургучная печать. Что это, спросил Маркел. Стрелец ответил, что так надо. И тут же прибавил, что всех, кто приходит сюда, велено отправлять к воеводе. Ну что ж, надо так надо, ответил Маркел, а сам тем временем припомнил, что воевода здесь из худородных, седьмой год сидит бессменно, никто его сменять не хочет, вот он и бесится. Ну да и ладно!

Пока Маркел об этом думал, они подошли к воеводским хоромам. Хоромы были неказистые. Таким же неказистым оказалось и крыльцо, такие же и сени, лестница на верх, верхние сени, и даже стрелец с бердышом у двери. Стрелец открыл дверь, Маркел вошёл, поклонился, распрямился и увидел стоявшего перед ним чердынского (правильнее, великопермского) воеводу Пелепелицына Василия Ивановича. Сам из себя он был высок, тощ, остролиц и взгляд имел очень пронзительный. Вот таким взглядом осмотрев Маркела, он спросил:

– Ты кто таков?

Маркел назвался, показал овчинку. Потом подал подорожную. Пелепелицын прочитал её и с удивлением спросил:

– «И далее, куда будет указано», это куда?

– В Сибирь. По казённому делу.

– А! – радостно сказал Пелепелицын. – По Ермаку! По воровству его! Я так и думал!

– Нет, – возразил Маркел. – Не воровал Ермак. А это у него украли.

– Ну, это тоже запросто, – сказал Пелепелицын. – Там же у него все воры, до единого. – И тут же спросил: – А что украли?

– Две редкие вещицы, – ответил Маркел. – Ему их царь пожаловал. Сабля турская да пансырь немецкий, дорогущий, битый в пять колец.

Пелепелицын, помолчав, сказал:

– Ну, это пропили, скорей всего. Да и даже если нет, а если в самом деле кто украл, то где теперь это найдёшь? В Сибири моей власти нет. Вон, посмотри в окно. Видишь ту реку перед лесом? Так вот по ней Московское царство кончается, дальше земля уже не наша.

– А чья? – спросил Маркел.

– Вот в том-то и беда, что ничья, – сказал Пелепелицын. – Была бы чья, договорились бы. Но кому таковская нужна? Не земля, а одни камни! Высоченные горы камней! Туда зайдёшь и сдохнешь с голоду!

– Ну, может, оно и так, – сказал Маркел. – А вот я ещё слыхал, что у вас тут разные люди встречаются. Кое-кто из них дальше дорогу знает. Через эти горы.

Пелепелицын хищно усмехнулся и сказал:

– Да, твоя правда, знали тут одни. А теперь вот на цепи сидят! Вон там! – и топнул об пол сапогом.

– А кто это? – спросил Маркел.

– Ваши людишки, из губной избы! Губной староста Гаврила Хвощ да Сенька Шишкин, губной целовальник. С народцем из-за Камня снюхались!

– А их можно допросить?

– Нельзя! – строго сказал Пелепелицын. – Потому что они не по твоему, а по другому делу посажены. И будут там сидеть до Страшного суда! Или пока не отдадут…

И замолчал, опомнившись. Маркел спросил:

– Чего не отдадут?

– Так, ничего, – уклончиво сказал Пелепелицын. – Это уже, как я сказал, другое дело. А нам пока надо твоё решить. Ведь так?

Маркел не ответил. Пелепелицын, помолчав, заговорил неспешно:

– Вот опять. Никак мне этот ваш Ермак не даст покоя. Да как он только появился, я сразу сказал, что не будет от него добра. От него и от его людишек. Потому что их зачем сюда призвали?! Чтобы они нас, православных, от нечестивых агарян оборонили, а они что?! Где был ваш Ермак, когда татары Маметкуловы у нас здесь под стенами стояли?! Да Ермак как про это узнал, засмеялся и сказал своим ворам: вот и славно, казаки, пока татары будут Чердынь брать, мы мимо них в Сибирь заскочим и пограбим у них всё! И заскочили, и пограбили. А мы здесь не щадя живота своего отбивались. А Ермак в Кашлыке пьянствовал, и кучумовых баб гаремских, а у Кучума был гарем ого какой!.. Ну да! Вот что Ермаку досталось. А нам тут было не до баб! У нас такой голод был, что пожрали всех мышей. А сколько народу татары побили! И нам ничего! А Ермаку, ты говоришь, и царскую саблю, и пансырь. Да он их пропил, конечно, знаем мы этих казаков! А тебя, дурня, послали искать! Ну не смешно ли?!

Маркел, помолчав, сказал:

– Ладно. Поеду обратно в Москву. Скажу: так, мол, и так…

– Э! Погоди! – перебил его Пелепелицын. – Великие дела так быстро не делаются. А посидим ещё, подумаем. Может, чего и придумается. Вот, скажем, есть тут у меня на примете один человечишко, попробуем, возьмём его в расспрос, вдруг он чего да присоветует.

Сказав это, Пелепелицын обернулся, хлопнул в ладоши и кликнул Якова. Вошёл Яков, его дворский, и Пелепелицын приказал ему, чтобы послали человека на посад и привели Силантия Безухого.

– А ты пока сходи, перекуси, – продолжал Пелепелицын, обращаясь к Маркелу. – С дороги небось голоден, а никто и корки не подаст!

И, опять хлопнув в ладоши, вызвал теперь уже Сидора, и тот повёл Маркела на поварню.