Вкрадцыи. Весёлые истории

– А от чего ваша жена умерла? – спросила Суконская, подходя.

Лысов взглянул на неё коротко, отвёл глаза.

– Да глупость какая-то. Вдруг взбрело ей в голову, что она плохо выглядит. Стала бегать сначала на всякие процедуры, потом на операции. Как раз тогда казалось, что отель начал деньги приносить. Сделала пластику носа, а ей и занесли какую-то заразу. Сначала сепсис, потом почки, а потом инфаркт. Всё как-то быстро… Простите…

Он взял несколько пакетов.

– Я помогу, – сказала Суконская, поднимая ещё два.

– Спасибо, – сказал Лысов. – Надо разобрать. А расскажите мне всё-таки, какая там жизнь, на вашей планете…

– Да я даже не знаю, какая теперь планета моя, – ответила Суконская. – Мотаюсь туда-сюда…

И они удалились на лестницу.

3

Сквозь спадающие неровными волнами французские шторы пробивался свет. Из коридорчика вышел не выспавшийся Лысов и с удивлением увидел Марию Аркадьевну, которая стояла в центре холла и смотрела на свой чёрный приборчик. На нём была приоткрыта крышка, так что обнажился экран, по которому бежали загадочные символы.

– Вы уже на ногах? – спросил он. – Что так рано?

– Беспокоюсь, – сказала Мария Аркадьевна. – Прибор показывает, что пщеш либо уже создан и находится близко, либо вот-вот будет создан.

– Меня сейчас больше беспокоит завтрак, – ответил Лысов. – Скоро все уже встанут, потянутся на кухню, а там ничего не готово.

– Кому будет нужен завтрак, если вся Вселенная превратится в пустоту? – возмутилась Мария Аркадьевна.

– Я предпочитаю об этом не думать, – сказал Лысов. – Позвольте, я отправлю дочку на кухню. Пусть помогает.

Он вышел в коридор, а через несколько минут вернулся с зевающей Тиной, которая сонно кивала и говорила:

– Хорошо, папа. А кашу как варить?

– Да я же не говорил «кашу», – отвечал Лысов. – Я сказал «бутерброды».

– А, – отвечала Тина. – Я не расслышала.

Они скрылись на лестнице, а ещё минут через десять Лысов вернулся с озабоченным лицом.

– Дети, дети… – сказал он. – Но на чём мы остановились?

– Меня немного волнует вчерашний мужчина с этим его зельем, – ответила Суконская. – Конечно, это не пщеш, но вдруг он добавит ещё какие-то компоненты? Вы представляете, для чего ему такое могло понадобится?

– Нет, – ответил Лысов. – Может быть, стоит обыскать отель? Конечно, так, чтобы не потревожить постояльцев.

– Да, я как раз думала об этом, – ответил Суконская. – Пожалуй, я запущу свой глазик.

Как и в прошлый раз, из её глазницы вылетел глаз и, пару раз перекувыркнувшись, полетел в коридор.

– Как вы умудряетесь одним глазом смотреть здесь, а другим там? – удивился Лысов. – Я бы с ума с сошёл от такого.

– Я же разведчица, – сказала Суконская, делая шаг. – Я умею концентрироваться, брать себя в руки, терпеть лишения…

В этот момент она споткнулась и чуть не упала на пол, подхваченная Лысовым.

– Спасибо, – сказала Мария Аркадьевна. – Голова кружится. Там мой глаз как раз висел возле двери этого подозрительного человека… И дверь приоткрылась на секунду, человек выглянул, а глаз сумел незаметно шмыгнуть внутрь. Это было так неожиданно, что я потеряла равновесие. Да-да, всё в порядке. Я стою.

– Простите, – Лысов выпустил талию Суконской, смутившись.

– Ещё какой-то стаканчик… – сказала Суконская, глядя единственным глазом прямо перед собой. – Но он пуст. Вижу мужчину. Он стоит на коленях, будто о чём-то просит. Вижу женщину в длинном халате. Она что-то такое делает с картинкой. Кажется, это называется «молиться». Что же… Ничего подозрительного. Возможно, насчёт зелья я ошибалась, так что надо проверить других постояльцев. Но как покинуть номер, если дверь закрыта? И окна… Ладно, мой глаз и сам найдёт путь, если ему приказать возвращаться.

В этот момент в холле появилась Полуэктова, которая тащила в руках два огромных пакета, набитых разноцветными мягкими упаковками.

– Вот, – сказала она, поставив пакеты возле Суконской. – Четыре тысячи триста восемьдесят три шарика, по числу дней, прожитых Васенькой.

Мария Аркадьевна прикрыла отсутствующий глаз рукой и отвернула в сторону голову.

– Эм, – сказала она. – Ему исполняется двенадцать лет?

– Да, – ответила Полуэктова.

– Тогда, насколько я понимаю, четыре тысячи восемьдесят третий день он ещё не прожил.

– Не прожил, так проживёт, – сказала Полуэктова. – Можете начинать надувать.

– Я? – удивилась Суконская.

– Все, кто может, пусть надувают. Времени мало. Я на два часа заказала пиццу, а на три торт. И, кстати, всех постояльцев лучше позвать на праздник. Чтобы Васеньке было повеселее.

– Извините, – сказала Суконская, – но вам не кажется…

– Не волнуйтесь, Лариса Николаевна, – вмешался Лысов. – Мы сделаем всё, что возможно.

– А вот она, похоже, с вами не согласна, – заметила Полуэктова. – Она на меня даже не смотрит…

– Не обращайте на неё внимания, – Лысов взял Полуэктову под ручку, отводя в сторону. – Мне нужно с вами посоветоваться. Где лучше развесить шарики?

– Да вы что, – Полуэктова отстранилась от него, как от умалишённого. – Да вы можете себе представить четыре тысячи шариков? Да они должны быть просто везде!

В этот момент к Суконской подлетел её глаз, весь испачканный в коричневой жиже, которая капала с него на пол. Мария Аркадьевна перехватила его в воздухе, поморщившись, а затем, достав из сумочки влажные салфетки, принялась его оттирать.

– Так что я бы на вашем месте, – сказала Полуэктова Лысову, – прямо сейчас начала надувательство. Иначе можете не успеть, и гонорар, соответственно, будет пересмотрен. О квесте тоже подумайте. Он должен быть… – она задумалась, подбирая слово, – впечатляющим!

Полуэктова зыркнула на Суконскую, которая как раз вставила глаз на место, подошла к ней и добавила:

– А на вашем месте я бы не макияжем занималась, – она вырвала использованную салфетку из её руки, – а помогала бы с шариками!

Полуэктова громко высморкалась в салфетку, потом вся скривилась, видимо, унюхав что-то неприятное, и быстрыми шагами удалилась из холла, не меняя выражения лица.