Ахилл

– Когда – то спартанский царь Тиндарей, твой смертный родитель, предложил тебе, Елена, самой выбрать мужа из прибывших в Спарту женихов, и все остальные женихи, среди которых было много могущественных греческих царей, решили, что это справедливо. Теперь и я тебе предлагаю так же справедливо самой решить с кем и где ты хочешь жить дальше? Ведь ты не рабыня царя Менелая, сам Зевс – божественный твой отец, и ты можешь сама распоряжаться своей судьбой. Так ответь же при всем нашем народе и вот при этих послах – хочешь ты в Трое остаться с сыном моим Александром или хочешь возвратиться к своим и жить с Менелаем? Как сама ты решишь, так и будет, и твое решение будет нашим окончательным ответом Менелаю и остальным ахейским послам!

Елена, отбросив назад свои рыжеватые с медным отливом волосы, сзади свисавшие крупными локонами, а на висках кудрявившиеся мелкими завитушками, гордо подняла свою невероятно красивую голову. Она медленно обвела своими прекрасными серыми глазами сначала Приама, потом толпу, ненадолго задержалась на послах и Менелае и, наконец, остановилась на Александре. Она вся засветилась какой-то особенной даже для нее красотой, ее прекрасное лицо, сиявшее неподдельной любовью, очаровывало так, что от него невозможно было оторвать глаз. На площади установилась звенящая тишина, все, дыхание затаив, с нарастающим нетерпением ждали ее ответа, как будто от него зависела их собственная жизнь. И вот своим грудным голосом, сейчас задрожавшим и ставшим особенно низким, она сказала на удивление твёрдо, без каких бы то ни было сомнений и колебаний:

– Все лгут, кто говорит, что Александр, воспользовавшись отсутствием гостеприимного Менелая, меня коварно похитил. Я приехала сюда по своей воле потому, что, полюбив Александра, не желаю лгать, оставаясь женой Менелая…

Толпа, как один человек, вздохнула и выдохнула с явным облегчением. На лице Елены появилась и на миг застыла улыбка смущения, казалось, она не знала стоит ли ей говорить дальше то, что хотелось и, чуть поколебавшись, она тихо сказала:

– И потом, как дочери Тиндарея, так давно сама Могучая Судьба поступить мне предначертала.

Мощный, одобрительный рев народа прокатился как вал Посейдона по главной площади Илиона и поглотил без следа отчаянные крики Гелена и Кассандры и гневные возгласы Менелая с другими послами.

Почему Спартанка именно так предпочла решить свою судьбу (и заодно судьбу многих великих героев и целых народов) – можно только гадать: одни решение Елены объясняют ее чрезмерной любовью к Парису, внушенную Афродитой, другие – страхом перед заслуженным наказанием, которого она ожидала от законного супруга за то, что бежала из дома с любовником, да еще и со спартанской казной, третьи же – волей непреложной Мойры Лахесис и вытекающим из нее решением Зевса.

Какими бы мотивами не руководствовалась Елена, но решение было принято.

Народ продолжал одобрительно гудеть толи, одобряя справедливое решение своего царя предоставить выбор самой Елене, толи просто восхищаясь ее необыкновенной для людей красотой, которая теперь будет всегда с ними. Входившие в совет цари разных земель и троянские царевичи, заполучив Елену, разошлись со сходки не без радостного ликованья – они почему-то думали, что божественная красота Спартанки принесет Троаде и ее народу счастье и процветание. Как часто люди в своих прогнозах не просто в чем -то ошибаются, а предполагают в самом главном все строго наоборот.

81. Антенор мешает Приамидам убить послов

Диктис Критский говорит, что после решения Елены остаться в Трое с Парисом и последовавшего за этим окончательного отказа Приама возвратить Елену и похищенные драгоценности никогда не унывающий Одиссей опять потребовал созыва троянцами совета. Он это сделал скорее ради того, чтобы еще раз свести воедино все происшедшее, чем чтобы добиться изменения решения царя Илиона. Итакиец вновь напомнил в своей красочной речи обо всем недостойном, что учинил против Греции Александр. Слова же Елены он объяснил так:

– Хоть у Париса одна бровь выступает вперед больше другой, но все равно он очень красив и потому сумел соблазнить жену своего радушного гостеприимца. И, если Александр ее не силой увез, а сумел уговорить на добровольный побег, разве от этого меньше его вина?! Ведь, даже, если б Елена сама его домогалась, как Антея Беллерофонта, то он должен был бы, уплыть один и как можно быстрее, а не обворовывать своего гостеприимца…

В конце своей речи Одиссей заверил троянцев в том, что справедливая кара за преступление Париса последует неизбежно и незамедлительно.

За Лаэртидом выступил Менелай. Младший Атрид обычно говорил свои речи пред собраньем очень отчетливо и коротко: многословен он не был, нужное слово умел находить. На этот раз прилюдно оскорбленный, как мужчина, решеньем Елены, кипящий гневом, с ужасным выражением лица он яростно бросал троянцам озлобленные угрозы:

– Если не измените несправедливое свое решение, то вскоре вас всех постигнет ужасная участь. Илионские стены будут начисто стерты с лица земли! Троя будет пылать, пока вся дотла не сгорит! Ваших юношей и мужей прямо в домах будут резать, как овец иль свиней! Ваши дочери и жены станут служанками и наложницами, дети тоже попадут в позорное рабство! Вы проклянете свое теперешнее решение и в отчаянье будете волосы на себе рвать, но будет поздно – прошлое даже богам изменить невозможно! Одумайтесь же!

Когда Приамиды услышали это, они хотели наброситься с оружием на послов, но Приам остановил их, властно прикрикнув, что послы неприкосновенны. Сам же троянский владыка послам лишь холодно – вежливо подтвердил уже принятое им решение.

Некоторые сведущие троянцы говорили, что тогда сыновья Приама тайно договорились между собой хитростью напасть на послов. Особенно преуспели в этом Парис и Деифоб. Однако и другие Приамиды, включая высокого духом Гектора, понимали, что взбешенный Менелай будет будоражить и совет вождей и старейшин, и весь троянский народ, что может привести к слепому и беспощадному бунту. Гектор опасался, что Менелай, вернувшись домой, как оскорбленный муж, станет особенно яростно подстрекать своих к жестокой и кровавой войне против Трои, ибо его ненависть, порожденная любовью, вызовет вражду самую злобную и страшную.

В «Илиаде» поется о сыновьях Антимаха отважного – мужа, который некогда Трои сынов убеждал на собранье народном, чтоб Менелая, послом с Одиссеем прибывшего в Трою, там же убить и обратно его не пускать к аргивянам.

Антенор был самым благочестивым и благоразумным среди старейшин священного Илиона и все время взывал к примирению. Узнав о намерении Приамидов устроить засаду и напасть на послов, он тут же явился к Приаму и рассказал ему про тайный заговор:

– Приам, ведь ты не только любящий отец, но и мудрый правитель! Прошу тебя, пойми, что твои обезумевшие сыны замышляют дерзкие козни не только против послов, но и против тебя самого и против всего нашего государства, а этого ни в коем случае нельзя допускать. Ведь ты сам им сказал, что послы неприкосновенны …

Приам остановил взмахом руки своего благоразумного старейшину и, тяжко вздохнув, покачал седой головой, сделав вид, что согласился с ним и отпустил. Однако, видавший виды Антенор понимал, что царь не будет бороться с собственными сыновьями и потому немного позднее он сообщил про заговор самим послам. Он поставил к послам надежную охрану и, как только это оказалось удобным, отпустил их домой невредимыми.

Сборы ахейских вождей

82. Первый сбор женихов в Аргосе [16]

Пока в Трое послы во главе с Паламедом безуспешно пытались избежать войны (а Менелай яростно угрожал многослезной войной) – этого всеми прославляемого злодейства, молва о них расходится по всей Греции, и все Пелопиды собираются вместе. Они сначала заключают соглашение на словах, а потом по предложению Агамемнона хотели просто принести такую клятву:

– Если Елена и все похищенное вместе с ней имущество не будет возвращено вместе с достойным пени за нечестивость и воровство, мы начнут непримиримую войну с Приамом до полной и окончательной победы над Троей и всеми ее союзниками.

Однако по предложению Нестора, престарелого царя песчаного Пилоса, решили принести клятву особо торжественно и со всеми положенными при подобных клятвах обрядами.

Между тем послы возвратились в Лакедемон и рассказали о Елене и о ее изменническом решении не возвращаться на родину, а также о том, что говорили и как вели себя по отношению к ним слабовольный царь Приам, гнусной старостью удрученный, и его нечестивые сыновья, в то же время, превознося до небес благочестивость старейшины Антенора и его честной дружной семьи.

Услышав обо всем этом, греки принимают совместное решение, чтобы каждый на своем месте прямо сейчас начал готовить военные силы, включая оснащенные всем необходимым корабли, для длительного похода на Трою. Затем, по решению совета, выбирается наиболее удобное место в Элладе, куда все должны будут сойтись, чтобы обсудить подготовку к войне. Был выбран Аргос, владение уже успевшего прославиться героя сына Тидея Диомеда, известное по походам Семерых и их доблестных сыновей, прозванных Эпигонами.

Когда подошло время в Аргос начали прибывать бывшие женихи и многие другие цари и герои Эллады. Первым в Аргос явился могучий Аякс Теламоний, сын Перибеи, а с ним его брат Тевкр, сын сестры Приама Гесионы, подаренной Теламону захватившим Трою Гераклом и продолжавшей до сих пор оставаться наложницей. Немного поздней появились царь острова ста городов Идоменей сын Миносида Девкалиона и его верный товарищ вождь Мерион. Потом явился получивший власть в Пилосе от самого Геракла старец Нестор с двумя славными сыновьями совсем еще юным Антилохом и Фрасимедом.

После них пришел Ахилл. Пользовавшийся всеобщим уважением старец Идоменей, увидевший Ахилла впервые так о нем рассказывал тем, кто его не видал, а интересовался им каждый ахеец:

– Пелид с первого взгляда меня поразил: он был чрезвычайно быстрый и необычайно сильный, эти два качества, необходимые воину, противоположны и потому редко сочетаются в одном человеке. Например, два Аякса: Теламонид очень сильный, как вол, но медлительный, Оилид же – как змея гибкий и быстрый, но недостаточно сильный. Никто не мог быть уверен, что победит Пелида в беге, и мало, кто отважился бы сойтись с ним в кулачном бою. При широких, мощных плечах у него очень тонкая талия. Его мужественное открытое лицо, с честными сияющими глазами можно было бы назвать очень красивым, если бы не слишком тонкие губы, и кожа вокруг них, если внимательно присмотреться, была чуть сморщенной и беловатой, от ожога в младенческом возрасте. Мне сразу было ясно, что Пелид, несмотря на свою молодость, намного превосходит всех несравненной доблестью в военных делах, лишь Большой Аякс – в силе, Малый Аякс – в быстроте и Диомед в храбрости уступали ему не значительно. Впрочем, могучий Тидид не только в храбрости, но и в силе, и в быстроте, и в дерзости мог бы с Ахиллесом поспорить, но не победить…

Другие говорили, что огромная сила Ахиллеса часто бывала совсем безрассудной, а характер порой бывал не просто вспыльчивым, а совершенно диким, словно он был варваром или свирепым зверем, и тогда он казался настоящим безумцем.

С Пелидом явились такой же юный, как он, Патрокл и старец Феникс, один из нежнейшей привязанности, другой как старый друг семьи и его мудрый наставник.

Следующие за ними были Тлеполем, Протесилай, сыновья бога врачевания Асклепия Подалирий и Махаон из Трикки, легендарный спутник Геракла Филоктет и другие герои-воины. Перечислять всех пришедших со своими отрядами нескольких десятков греческих вождей, имена которых не были на слуху, нет необходимости.

83. Ахилл один не клянется воевать до победы.

Когда все самые могущественные мужи Эллады собрались в Аргосе, Диомед, унаследовавший трон от тестя Адраста, гостеприимно принял всех бывших женихов, и не только их.

Агамемнон, раздал прибывшим в Аргос царям много золота, привезенного из златообильных Микен, и этим усилил в их сердцах стремление воевать с Троей до полной победы и притом именно под его верховным командованием.

Затем, по предложению пользовавшегося всеобщей любовью и уважением за превосходство в опытности и рассудительности, старца Геренского Нестора, поддержанного всеми на общем собрании, было постановлено принести торжественную клятву всем воевать до полной победы над Троей.

Прорицатель Калхант, обросший длинными косматыми черными волосами и такой же всклоченной бородой, как обычно, стал готовить все необходимое для такого обряда, как клятва. Длинноносый Фесторид с важным выражением лица, которое еще больше делало его похожим на ворона, попросил привезти трехлетнего борова на аргосскую площадь. Когда визжащий боров со связанными ногами был доставлен на повозке, прорицатель убил его одним ударом ножа в сердце и затем неожиданно ловко для своего тщедушного тела, несколькими точными и сильными ударами обоюдоострой секиры рассек огромное животное вдоль почти точно пополам и повернул одну половину головой по направлению к востоку, а другую – к западу. Затем Калхант обвел вождей и советников долгим немигающим взглядом, который, несмотря на небесную голубизну его глаз всем показался тяжелым, и громко объявил:

– Каждый из вас должен, соблюдая достаточную дистанцию, под мелодичное пение флейты пройти между половинами этого белозубого борова с обнаженным мечом и думать только о сражениях и о победе.

И вот все это было исполнено и были выполнены и другие обряды, необходимые в случае клятвы. Собравшиеся цари и советники ахейского войска на острие данного Калхантом меча, который он обагрил кровью борова, хором закрепили свою осененную святой справедливостью вражду к троянскому владыке Приаму и его нечестивым сыновьям и, особенно – к вероломному Александру, такой священной клятвой:

– Пусть будут нам свидетели сам Зевс, из богов высочайший и лучший, а также Титан златояркий, всеобщая прародительница Гея – земля и древние богини мщения Эринии, рожденные из крови Неба – Урана, что под землею страшно карают нечестивых людей, нарушающих клятву! Мы клянемся, что не прекратим нашей справедливой войны до тех пор, пока не сожжем дотла Илион и не сравняем его мощные стены с землей, а все троянское царство не превратим в дымящиеся развалины.

Закончив клясться и чисто омывшись, цари умилостивили бога неистовой войны разрушителя городов Ареса и его дочь от Афродиты богиню согласия Гармонию многими жертвоприношениями.

Тут обнаружилось, что Ахиллес, губ своих тонких так ни разу и не разомкнул во время клятвы– об этом после ее окончания те, кто с ним рядом стояли, изумленно закричали, спрашивая почему он молчит. Сын среброногой Фетиды оглядел всех дерзким вызывающим взглядом, словно на поединок собравшихся вождей вызывал и изрек:

– Я не клялся 10 лет назад, как жених, не буду клясться и теперь, а сражаться без всяких клятв буду не хуже других, если мне это будет угодно!

На посыпавшиеся со всех сторон вопросы, почему он не хочет поклясться, как все остальные вожди и советники, Ахилл, сложив обе руки на груди, так ответил:

– Я не желаю никакими словами связывать мою дорогую свободу. И вам я не навязываюсь, если без клятвы вы в поход меня не возьмете, я упрашивать не буду. Может другое место найду, где можно без клятвы прославиться.

По громогласному предложению Одиссея почти все согласились на то, что могучий герой Пелид может ехать под Трою воевать без всякой клятвы. Возразили молча лишь оба Аякса, досадливо махнув на Ахилла рукой и Диомед, взявший слово. Тидид, как один из Эпигонов, успевший прославиться во второй фиванской войне, окинув Ахиллеса откровенно неприязненным взглядом, демонстративно от него отвернулся и, обращаясь к другим, сурово сказал:

– Я слышал от многих, что царь мирмидонцев Ахилл превосходит всех нас в силе и храбрости, но ведь он еще ни с кем не сражался… ведет же себя он с нами уже очень надменно, а ведь нет гнуснее порока, чем высокомерие. Впрочем, не мне поучать сына богини, а нам всем пора уж выбрать главного из вождей, которому другие цари подчинялись бы.

84. Выбор верховного вождя и других начальников