Предательство. Последние дни 2011 года

– Это площадь Справедливости, она здесь правит бал. По кругу водят детей и внуков больших и маленьких правителей. Они возвращают то, что украли у народа их родители, деды и прадеды.

– Зачем воровать для детей и внуков, если все потом отнимается?

– А вдруг повезет? И избежишь кары, – ответил тот же голос. – Жадность, жадность… Правитель хочет всего: власти, богатства. Всего, что его возвеличивает над подчиненными. При этом он желает, чтобы его искренне любили.

– Бред, – спокойным тоном отреагировал Сергей Георгиевич. – Любовь за обнищание, за насилие?

– Бред, как часть лжи, – составляющая власти, – с усмешкой произнес голос.

В середине площади стоял памятник. Странный памятник.

– Что за памятник? – спросил Сергей Георгиевич.

– Памятник Жадности и Алчности.

– Странно, на площади Справедливости стоит памятник Жадности и Алчности.

Голос усмехнулся невежеству Сергея Георгиевича и пояснил:

– Когда правитель избавится от жадности и алчности, тогда он станет справедливым. По-другому нельзя стать справедливым.

– Правитель, став справедливым после того, как он был жадным и алчным, не может переписать историю, вычеркнув тот этап своей жизни, – высказал свое мнение Сергей Георгиевич. – Несправедливость правления того этапа останется.

– А где взять правителя, справедливого до его прихода к власти? – задал вопрос голос.

– Не знаю.

– Чтобы стать правителем, надо перешагнуть через справедливость. А потом пытаться ее восстановить. Согласись, частичная справедливость лучше, чем без нее.

– Не уверен, – возразил Сергей Георгиевич.

– Почему? – удивленно спросил голос.

– Потому, что частичная справедливость создает иллюзию справедливости и позволяет эксплуатировать ее в интересах правителя.

Голос исчез, толпа неожиданно расступилась, и два человека, разговаривая между собой, шли, не обращая внимания на присутствующих.

Что за странный сон, подумал Сергей Георгиевич. Последнюю часть сна он не мог вспомнить, словно память закрыла доступ к ней и задвинула ее в отдаленную область. Убедившись, что потуги не дают ожидаемого результата, Сергей Георгиевич перестал бриться, провел рукой по чисто выбритой коже и, более не задерживаясь в ванной, направился на кухню.

* * *

Сергей Георгиевич сидел на маленькой кухне у Кетеван Арчиловны и рассматривал обои, которые много лет назад сам и клеил. Ничего не изменилось. Солнечный луч, пробившись сквозь листву деревьев, растущих в соседнем дворе, разделил кухню на две почти равные части. На две части была разделена и жизнь Сергея Георгиевича: в Тбилиси и Москве. Тбилисский этап жизни – насыщенный, красочный – связан с прошлым, беззаботным детством, яркими годами школьной и студенческой учебы, интересными годами научной работы и пестрым опытом освоения бизнеса. Но главное в этом этапе было общение между людьми, дружба и семья. Московский этап был еще коротким, но начался он в тяжелые и беспокойные 90-е годы, которые сотрясали Россию.

Кетеван Арчиловна, которая на минуту оставила Сергея Георгиевича, чтобы заглянуть в подвал, вернулась с кувшином домашнего вина. Раньше его готовил ее отец, но после его смерти виноград, росший во дворе, употреблялся только в еду. Сергей Георгиевич нежно потрогал прохладную глину кувшина, словно обратился к памяти. Он ничего не говорил, молчала и Кетеван Арчиловна. Каждый думал о своем. В этом доме они всегда оставались Сергеем и Кетино, несмотря на возраст, положение. Для этих стен неприемлемы Кетеван Арчиловна и Сергей Георгиевич, как неупотребительны отчества в Грузии.

Пауза затянулась, Сергей налил холодное вино в два стакана, быстро покрывшиеся испариной.

– Давай помянем наших отцов.

Сделав глоток, он замер, прикрыл глаза. Знакомый вкус вызвал массу воспоминаний.

– Не скучаешь по Тбилиси, старому дому?

– Бывает, – согласился Сергей Георгиевич, – не хватает общения, открытости. Вечно торопящийся и двигающийся мегаполис живет по своим правилам, там нет места человеческому вниманию, простому общению. Все подчинено закону движения – любая остановка может погубить или изменить жизнь.

– Поэтому торопишься в Москву?

– Да, есть проблема в университете.

– Лично тебя касается? – с тревогой спросила Кетино.

– Нет, но знаешь, когда лодка переворачивается, кое-кто может утонуть, но все оказываются мокрыми. Поэтому лучше не допустить, чтобы лодка перевернулась… Отличное вино. Откуда? – неожиданно поменял тему разговора Сергей Георгиевич.

Зная его закрытость, расспрашивать не имело смысла.

– С деревни прислали. Сергей, может быть, посидим во дворе?

– С удовольствием.

Выходя из кухни, Сергей еще раз посмотрел на обои, потерявшие первоначальный цвет.

– Кетино, может быть, тебе поменять обои? Я помогу переклеить их. Ты только выбери, какие тебе нравятся.

– У тебя много времени? На сколько дней в Тбилиси приехал?

– На неделю, больше не могу остаться – я уже говорил, что на работе много проблем, нельзя их оставлять без контроля.

– Может быть, успокоишь и скажешь в чем дело? В общих чертах.

Сергей Георгиевич посмотрел на своего преданного друга детства, ее беспокойство было естественным, и в нем не было простого любопытства.

– Ладно, – согласился Сергей Георгиевич. – В двух словах. Проблема во взаимоотношении одного арендатора и первого проректора – Александра Борисовича.

– А ты?

– А я пытаюсь не допустить серьезного конфликта, во всяком случае, чтобы это отразилось на университете в целом. Хватит меня дергать московскими проблемами, – предупредил он. – Не для этого я приехал. Пошли во двор.

Старый двухэтажный дом в Авлабаре, старом тбилисском районе, всегда был любимым местом встреч друзей-одноклассников, где радушно их встречали родители Кетино – дядя Арчил и тетя Тамара. В доме бывали многие одноклассники, но наиболее часто приходили Сергей, Юра, Эмма, Лаура, Грант и Медея. Все они дружили с первого класса, сохранили теплые отношения на протяжении всей жизни, только Медея после замужества потеряла связь с друзьями.

Во дворе дома росли большие деревья кипарисов и инжира, различные кустарники и розы. Но особый восторг вызывал гранат – дерево, возраст которого очень давно превысил полвека и упрямо приближался к вековому юбилею. Под гранатом стоял стол, который Сергей Георгиевич помнил с первого класса. Он жил в большом доме и был поражен наличием у Кетино собственного сада и столом под гранатом, на котором стояла ваза с вареньем.

Тот же стол, тот же сад, тот же гранат и постаревший дом. Только большие деревья мало изменились – расти им уже некуда. Наверное, подумал Сергей Георгиевич, и мы постарели, только это мы не очень замечаем. Нет, поправил он себя, стараемся не замечать. Он внимательно посмотрел на свою одноклассницу, отмечая изменения.

– Что, пополнела? – заметив его взгляд, спросила Кетино. – Жизнь коротка, не могу отказаться от удовольствия вкусно поесть.

– Может быть, и правильно, – согласился Сергей Георгиевич и не стал развивать эту тему. – Я тоже прибавил в весе. Кто придет?

– Сейчас подойдет Эмма, а Лаура не сможет – она с внуками на отдыхе в горах.