– Спать. Всегда спать.
Голос у нее был скрипучим.
Плехан толкнул плечом низкую дверь.
В избе царила сухая полутьма, пахло костром и травами. В центре был выложен открытый очаг, где тлели красным угли. Слоистый дым поднимался вверх, к отверстию в крыше. Вдоль стен тянулись широкие лавки, покрытые шкурами. Дальний угол был отгорожен тяжелым занавесом, усеянным лентами и металлическими подвесками.
Плехан осторожно откинул полог.
В глубине, под толстым слоем медвежьих, лисьих и соболиных шкур угадывалась чья-то лежащая фигура. Рядом на низком столике стояла плошка с каким-то отваром и горел слюдяной фонарь. В его неверном свете Макарин смог увидеть только высунутый из меховой горы курносый веснушчатый нос и прядь длинных светлых волос.
– Мед губы мажу, ягода отвар лить, – проскрипела сзади старуха, – Как ты говорить, так я делать, Мохнатая Шкура.
– Да, благодарствую, бабушка Нембой, – тихо сказал Плехан.
– Все одно спать, всегда спать, – покачала головой старуха.
– Да…
– Кто это? – прошептал Макарин.
– Это, дьяк, и есть твой след, – сказал Шубин. – Это Иринья, дочка Степана Варзы. Ушла год назад с его караваном. Он всю семью еще лет десять назад схоронил, осталась только Иринья, таскал ее с собой всюду. Ну так вот… А с год назад, осенью, обнаружил я ее на побережье, в разбитой лодке. Лежала так же, как и сейчас лежит. Вроде и не мертвая, а вроде и не живая. Рядом двое покойных с команды, глаза выедены, уши, носы отгрызены, а ее даже звери не тронули.
Макарин шагнул вперед, отодвинув Шубина.
– Эй, девка! Просыпайся!
Он отбросил верхнюю шкуру, схватил девку за плечи, потряс, отвесил легкую затрещину. Ее голова моталась как у тряпичной куклы. Лицо было мертвенно-бледным.
– Грубый вы народ, московиты, – укоризненно сказал Шубин.
– Может она мертва?
– Год здесь лежит. Мы бы заметили.
Макарин вспомнил церковные рассказы про нетленных покойников, но решил ничего не говорить. Неизвестно, что реальнее, спящие по году девки или нетленные покойники.
Сзади что-то жарко зашептал Хадри. Бабка хрипло каркнула.
– Да, не будем ждать, – сказал Шубин и достал из-за пазухи берестяную фляжку. Вынул пробку, подошел к очагу. – Будь что будет.
Густая жижа пролилась вниз, на тлеющие угли. Синий огонь вспух, взвился навстречу с резким шипением. Шубин отпрянул в сторону. Тяжелое зловоние поползло по избе вместе с сизым дымом. Огонь бесновался в очаге, бросаясь из стороны в сторону и становясь то зеленым, то красным, то снова синим. Стало жарко.
– Помоги, господь, – пробормотал Шубин и на деревянных ногах двинулся обратно к спящей девке.
– Шубин, одумайся, это явно нездоровое питье, – сказал Макарин, но не двинулся с места.
– Нет, дьяк. Это надежда.
Он поднес фляжку к губам варзовой дочери, болотная вода точно по готовности выплеснулась наружу, потекла в рот, по бледным щекам.
– Да только от одного запаха ведь можно окочуриться… – продолжил было Макарин, стараясь не дышать.
По лежащему телу прошла крупная судорога, глаза широко открылись, девку выгнуло дугой, рот беззвучно открылся и стал хватать воздух. Дочь Степана Варзы Иринья страшно захрипела, задергалась и повалилась обратно на шкуры.
– … хотя с другой стороны, такая вонь и мертвого поднимет, – закончил Макарин.
Бабка сзади радостно заворковала.
– Смотри-ка, не соврал дед, – сказал Плехан. – Ну, слава Богу.
Иринья хлопала ресницами, переводя взгляд с Плехана на Макарина и обратно. Косматые грязные волосы торчали во все стороны, по подбородку стекала зеленая жижа. Вдруг бегающий полубезумный взгляд остановился и стал осмысленным, будто девка приняла наконец какое-то решение. Она резко села на шкурах, подобрав ноги.
– Лежи, лежи, – ласково прошептал Плехан и протянул руки, пытаясь снова ее уложить. – Тебе отдыхать нужно.
Иринья с невнятным клекотом оттолкнула его, бросилась к выходу, запуталась в складках занавески, упала. Ноги ее явно не держали. Только сейчас Макарин заметил, что девка одета в какую-то рваную дерюжную мешковину.
Плехан бросился ей на помощь, взял за локти.
– Куда ты, пропащая!
Иринья что-то попыталась ответить, но лишь сипло закряхтела. Снова оттолкнула Шубина, схватилась за ближайшую лавку, с трудом встала и поплелась к выходу судорожно хватая стены. Шубин шел следом, придерживая ее за руку.
Так они добрались до выхода, и Иринья вывалилась наружу.
Потом она долго сидела на траве у колодца, пытаясь дышать. Все стояли рядом с ней, полукругом, не зная, что делать, и просто ждали. Хадри – вытаращив глаза от непрошедшего изумления. Старуха – застыв на месте и еще более походя на деревянную статую, на которую зачем-то напялили одежду. Плехан – не отводя мягкого участливого взгляда, который на его грубом загорелом лице казался чужеродным.
Иринья сидела опустив голову и обхватив руками поджатые под себя ноги. На вид ей было лет восемнадцать, но точно определить было сложно. Простая северная девка, бледная и осунувшаяся с болезни. Спутанные космы на свету оказались пегими от грязи.
Наконец она подняла голову.
– Где… Где все? Что случилось?
Ее сиплый голос был еле слышен, и Макарин шагнул ближе.
– Мы это у тебя хотели узнать, – сказал он. – Что ты помнишь?
Она непонимающе посмотрела на него. Потом перевела взгляд на Плехана.
– Откуда ты здесь, Шубин? Где мы?
– На заимке моей, Иринушка – ответил он ласково. – Ты должна ее помнить. Вот Хадри. Вот бабушка Нембой. А вот…
– А где отец? Где все? И где…
Тут ее глаза вдруг сузились, и она глянула на Плехана с какой-то злобой.
– Где он, Шубин?