– Артур.
На перепачканной мордашке вспыхнуло удивление.
– Тот самый?
Кивнул, аки Зорро и бархатным галантным голосом произнес:
– Тот самый.
Девушка слабо улыбнулась.
– Спасибо… Я расскажу всем.
Отвесив на прощание легкий поклон, растворился в сгустившихся сумерках, чувствуя себя на седьмом небе от счастья. Изнутри всего распирало – если не взлечу, то вот-вот побегу вприпрыжку, как ребенок по лужам. Кто бы мог подумать, что совершать подвиги – это так здорово и приятно.
***
– Та милаха тебе дала, что ли? – спросила суккуба, сидя за столом и обмахиваясь ладонью. – Сияешь как лампа.
Хотел сострить в том же духе, но передумал и спросил:
– Сама как? Не ранили?
– Ни фанили? – передразнила девушка. – Ты что, педик?
– Нет. Просто беспокоюсь о тебе.
Браслет дрогнул – три из десяти на шкале симпатии.
– Да ну тебя!
– Как дела в городе? – Ингрид поставила на стол тарелку сухарей и вторую свечку. – Это последняя еда, кстати.
– Печально, – стукнул черствой коркой по тарелке и вздохнул. От переизбытка самых разных чувств кусок в горло не лез. А может дело в том, что этот кусок ничем не отличался от пемзы. – В городе хаос и анархия, но к полуночи, думаю, все успокоится. Тех, кого свинтили, утащат в крепость. Те, кто успел спрятаться, вряд ли скоро выйдут на улицы. Хотя та, кхм, милаха обещала замолвить обо мне словечко.
– А-а, – Хира облокотилась на стол, уложила подбородок на ладони и расплылась в ехидной улыбке. – Значит, не зря булки потели. Терпеть не могу, когда там хлюпает. Не хватало еще натереть…
– Фу! – Иришка отбросила сухарь и откинулась на спинку. – Наши друзья сидят в темнице… в этой холодной, мерзкой, вонючей помойке, а тебе лишь бы рофлить!
– Па-а-а-п! – суккуба посмотрела на меня и ткнула пальцем в жрицу. – Она обзывается.
– Успокойтесь, пожалуйста. Ир, я делаю все, что могу. Но так просто свергнуть мэра не получится.
Девушка молча добрела до кровати и укрылась одеялом с головой, но я все равно слышал приглушенные всхлипы.
– Ну и зачем? – спросил Хиру.
– Потому что я злая, – она оттопырила палец, – противная, коварная и непослушная. И меня надо бить кнутом, держать в подвале и всячески унижать. Тогда я стану милой и сговорчивой, – девушка поднесла кулаки к груди и затрепетала ресницами. – Мур-мур-мур. Чего изволите, мастер? Глубокий горловой минет? Конечно! Под хвост? С радостью! Порка и связывание? К вашим услугам!
– Не дождешься, – проворчал я, чувствуя, как жжет скулы, но не от похоти, а от злости. – Я не такой.
– Верно, – без спора согласилась суккуба и указала на меня ноготком. – Но лишь до поры до времени. Сначала вы все добрые и обходительные. Но когда понимаете, что можете делать со мной что угодно и ничего вам за это не будет… Пуф! Начинается шоу!
– Думай, что хочешь.
– Еще бы ты запретил, – демоница фыркнула и скрестила руки на груди. – Кстати, как спать будем? Нас трое, а кровати всего две.
– Ну… – побарабанил ногтями по усыпанной крошками доске. – Могу тебя отозвать.
– О, Владыка Тьмы! – Хира воздела ладони к потолку. – Когда же ты начнешь называть вещи своими именами?! Не отозвать, а выгнать. Причем в мир, где мне не очень-то и рады. Я там как бы предательница, мятежница, дезертир и бла-бла-бла. Убить не убьют, но помучают знатно, пока ваша милость не соизволит призвать обратно.
– Тогда… – потер затылок, уставившись в пол. – Ты наверх, а я вздремну на стуле у печки.
Следующее слово собеседница не сказала, а выстрелила:
– Педик.
– Что – педик? – всплеснул руками. – Ты ту кровать видела? Я один еле умещусь!
– П-е-е-д-и-и-к… – с издевкой протянули в ответ.
– Знаешь что? – я выпрямился и резким жестом указал на койку, словно родитель, отправляющий в угол разошедшегося дитятку. – Марш под одеяло и до утра ни гу-гу, поняла?
Суккуба скривилась, но возмущаться не стала.
– Как скажешь, папочка. Но если что – я сплю голышом.
– Я тебе слово давал? – продолжал жечь негодницу строгим взором. – Петухи еще не пели.
– Да нет, один раскукарекался, аж стены дрожат…
Промолчал, не реагируя на подначки и не затягивая бесполезную ссору. Я приказал – она сделала. Точка. И самое удивительное – это сработало. Красная жидкость прыгнула аж до пятого деления, но что-то подсказывало, перегибать палку не стоит. Есть повод – прояви характер. Но если выпендриваться без малейшей причины, то вмиг превратишься в тупого домашнего тирана, а там и до бывшего хозяина Хиры рукой подать.
Демоница ящеркой заползла на вторую койку, едва не опрокинув кровать и не наступив копытом на жрицу лишь потому, что Ира в ужасе вжалась в стену. На этом демарш не закончился – девушка начала раздеваться, разбрасывая одежду по всей комнате. Я сидел вполоборота и намеренно не подглядывал, подчеркивая всю серьезность и жесткость настроя. Над головой, взмахивая рукавами, пролетела куртка, следом на стол аки парашют приземлился лифчик, а затем что-то мягкое врезалось в затылок.
Машинально потянулся и снял с ежика знатный подарок – черные узкие стринги без кружев, мой любимый фасон. После этакого стриптиза-протеста без зрителей, прислужница завертелась как устраивающаяся на лежку собака, из-за чего и без того шаткая конструкция заскрипела и закачалась как палуба в шторм. Я же продолжал подчеркнуто делать вид, что происходящее ничуть не заботит и ни коим образом не повлияет на принятое решение.
Когда же Хира наконец закуталась колбаской и ткнулась мордахой в угол, я подбросил дров и подсел к огню. Усталость и нервы расшатали тело, как демоница – кровать, вот и заснул мгновенно, невзирая на далекую от удобства позу и ощутимую прохладу, от которой не спасали ни одежда, ни угли. И под утром мне приснилось странное место: ночь, низкое небо черней смолы, ни звезды, ни облачка, словно то и не небо вовсе, а потолок в подвале. От края до края – каменистый пляж, а впереди – море бурлящей лавы. И тишина – да такая, что звенит в ушах.
Я лежу, прикованный к скале точно Прометей и одетый как Адам, но вместо орла из мрака спустилась… Хира в своем демоническом облике. Красная кожа, крылья по два метра в размахе, горящие глаза, только когти-кинжалы втянуты. Бестия обошла меня кругом, то и дело как бы невзначай задевая кончиком хвоста – скользнула по бедрам, пощекотала ребра, нежно провела по шее и лбу. Хочу спросить, что это за приколы, но губы слиплись как у Нео на допросе. Не могу издать ни звука, хотя отчетливо слышу и цокот копыт, и сладострастные усмешки, и щелчки.
– Попался, негодник? – девушка переступила через меня и нависла бронзовой блестящей статуей. – Думал, я прощу твою дерзость? Явью правят люди, а вот мир сновидений – моя безраздельная вотчина. Здесь мне сам Владыка не указ. А ты – тем более.
Девушка села, медленно покачивая бедрами, прямо на, простите, хрен, к тому моменту изрядно набухший. Несмотря на кажущиеся неудобства – все эти оковы, цепи, голая скала – чувствовал я себя примерно так же, как и в теплой кровати в позе звезды. Только вместо мягкого матраса – жесткое покрывало, но говорят же, что спать на твердом полезно. Лава нагревала воздух до летней жары, ни боли, ни каких-то других неприятных ощущений не было, и я всецело сосредоточился на блаженной неге прямиком из царства Эроса. Все это напоминало камеру сенсорной депривации, где отсекли все чувства, кроме того, что промеж ног, и бороться с пульсирующими волнами возбуждения не было никаких сил. Желания, в принципе, тоже.
– Ты дерзил не тому демону, дружок-пирожок. – Хира огладила и стиснула груди, и так сжатые полосками дубленой кожи. – И будешь за это наказан. Знаешь, чем занимаются суккубы? Вызывают эротические сны. И я буду терзать тебя, пока не проснется Ингрид, – говоря это, она легонько двигала тазом, и на каждом скольжении назад у меня темнело в глазах от удовольствия. – А потом по моему единственному слову твой вулкан выбросит столько лавы, сколько не извергал за всю жизнь, мелкий ты рукоблуд. Если Иру так бесят разговоры о потной заднице, представь, как она отнесется к твоему мокрому стояку. Б-е-е-е… Опозорил меня? Возомнил себя крутым повелителем Тьмы? Посмотрю, как ваше темнейшество будет общаться с милашкой после такого.
Вот же подлая су… ккуба! После того, что Иришка пережила, после всех слухов об извращенцах-демонистах нашей дружбе сто процентов конец, а Лерка так вообще убьет. И тут сердце пустилось в галоп от смеси злобы и обиды, что лесным пожаром покатилась к чреслам, врезалась в волну страстной неги и оттеснила прочь. Вот значит как, да? Я для нее стараюсь. Я о ней забочусь. Я, блин, из кожи вон лезу, чтобы стать во всем лучше предыдущего мастера. И мне платят вот такой монетой? Ну, ничего. Справился наяву – справлюсь и тут. Не знаю, где там твоя вотчина, но это мой сон, мой разум и моя воля.