Россия суверенная. Как заработать вместе со страной

Буря не станет дожидаться окончания препирательств в экономическом блоке. Она уже срывает наши ставни..

СТРАНА, НЕ СТОЯЩАЯ ПОЧТИ НИЧЕГО

Отчего мы так дешево стоим

Все российские социальные, экономические, политические проблемы так или иначе зависят от одной – проблемы некапитализируемых активов. Одним из своих концов они завязаны в единый узел и без его распутывания или разрубания не могут быть ни решены, ни даже правильно поставлены. Проблема эта, никем не формулируемая, не обсуждаемая и не решаемая, преграждает России путь не только в будущее, но и в настоящее. Сегодня она острее бритвы в руках сумасшедшего.

Объект нашего внимания – материальные активы, которыми располагает страна, все ее собственники: заводы, турбины, месторождения, ракеты, транспортные магистрали, верфи, трубопроводы, сельхозугодья, кабельные сети, спутники связи и т. п.

Предмет разбирательства – капитализация материальных активов. Капитализация – одновременно и процесс, и характеризующий его интегральный экономический показатель. Он означает способность данного материального актива участвовать в производстве новой стоимости. Численное выражение капитализации – денежный эквивалент стоимости, которая может быть создана до конца жизненного цикла данного актива, за вычетом необходимых платежей собственникам других ресурсов, вовлеченных в процесс.

Проблема, о которой пойдет речь, – сверхнизкая стоимость наших материальных активов в сравнении с их зарубежными аналогами. Даже в идеальном случае нефтедобывающих и сталелитейных компаний, приватизированных и акционированных, образцово управляемых и поставляющих большую часть продукции за рубеж, их рыночная капитализация все равно в три – пять раз ниже западных аналогов. Чем дальше от валютных сырьевых оазисов, чем больше доля государства в собственности данной компании, тем сильнее возрастает этот разрыв. «В среднем по больнице» российские активы стоят дешевле примерно раз в сорок.[3 - Цифры сопоставительного уровня капитализации, приводимые здесь и ниже, в основном относятся к 2004–2005 годам, когда материалы книги начали публиковаться в «Эксперте» и «Русском журнале». Произошедшие с тех пор сдвиги в капитализации российского фондового рынка по сути дела ничего не изменили.] Однако у многих машиностроительных производств рыночная стоимость ниже положенной в сотни раз либо вообще близка к нулю.

А меж тем, они, эти поношенные активы советского происхождения, – наше все, незаменимые поильцыкормильцы. Это на их потертых горбах, позабывших про амортизационные отчисления, мы худо-бедно ехали все эти годы. Они безропотно выдавали «генерацию денежных потоков», нещадно пилимых и уводимых в чужедальнее заофшорье. Именно они, а не постиндустриальные, с иголочки суперактивы «Мобильных ТелеСистем» и Национальной компьютерной корпорации два года назад обеспечивали 94 % ВВП.[4 - Эксперт. – 2004. – № 37. – С. 97.] И если последнему суждено удвоиться – в том снова главной будет их заслуга. Такова цена проблемы. Тут нечего добавить.

Почем завод на рынке

Разберемся, как формируется сегодня, «в условиях рынка» (ой ли?), стоимость конкретных материальных активов, перепавших новым владельцам после похорон Советского Союза. Забытый фараон Рамзес Планомерный возвел Мемфисский тракторный, рассчитанный на производство 10 000 штук техники в год. И поныне его величественные руины, трижды перепроданные и разворованные, вызывают трепет перед мощью и дуроломством древних династий. А потные менеджеры нового царства рапортуют собственникам, что благодаря сверхусилиям кое-как выползли на уровень производства в одну десятую от долиберального. Потому что сейчас заводчане вынуждены сами продавать продукцию, а платежеспособного спроса нет. Так сколько стоит завод? Простой вопрос.

Ответ не так прост. У понятия «стоимость» многослойный смысл. В зависимости от того, кто будет главным оценщиком-покупателем завода – товаропроизводитель, торговец или банкир, – на поверхность выходят такие ее слои, как потребительская стоимость, обменная и прибавленная.[5 - Сознательно употребляю понятные, но непривычные слова, чтобы не провоцировать пустые препирательства по поводу идеологизированных терминов и бесчисленных комбинаций из трех пальцев.]

Ситуация первая (идеальная): за границей или в другом регионе есть собственник машиностроительных заводов, которому нужно именно такое производство со всеми потрохами. Зачем? Это его проблемы. Например, он намерен продавать у себя по 10 тысяч тракторов, хочет собрать в холдинге полную линейку производства сельхозтехники или собирается на аутсорсинге для Голливуда снимать схватки с терминаторами в цехах работающего завода. Так или иначе, ему требуется точь-в-точь такой завод, как у нас в Мемфисе. При решении о продаже писцы могут поднять бухгалтерские папирусы и выяснить, в какую копеечку влетел фараону этот завод, включая землеотвод, осушение болот и отлов крокодилов, строительство цехов, закупку оборудования в Междуречье, наем нубийских биндюжников, обучение жрецов в Академии народного хозяйства и внедрение АСУ ТП. Тогда выручка от продажи завода по балансовой стоимости может покрыть затраты, понесенные в ходе его строительства и отладки.

Вторая ситуация: нет таких чудаков, которым нужен завод целиком, ибо одинаковые трактора пачками по 10 тысяч штук в год больше нигде не требуются. Если покупатель – торговец, то завод его интересует (как и любой другой предмет) с точки зрения выгодной перепродажи, целиком или по частям. Но целиком перепродать некому, и мстительный торговец произносит сакраментальную фразу: «Может, всетаки отдадите частями?» Он оценивает завод по кускам, на которые может быть спрос. Цеха можно продать тем, кто приспособит их под офисы для аренды, склады или теплицы. Часть станков купят другие заводы, остальные придется продавать как металлолом и т. д. Эта ситуация уже реалистична, но и более уныла: вывоз оборудования из цехов и перепланировка для других нужд требуют серьезных затрат, которые придется вычесть из цены продажи, и на ней много уже не заработаешь. А металлолом вообще затруднительно продать из-за высокой цены транспортировки, за исключением тех случаев, когда он сам в виде бесхозного крейсера понуро плывет к месту резки и переплавки. Не говоря уж о «нематериальных активах» типа компетенции мастеров и морального духа рабочих – это все вообще идет в отвал.

Наконец, третий случай, когда покупателем является банкир. Банкира не интересует ни завод в целом как производственная единица, ни перепродажа его в разобранном виде по частям. Банкиру нужен завод как машина по расширенному воспроизводству вложенных денег, как питательная среда для размножения его капитала. Иначе говоря, он рассматривает производство тракторов как альтернативу коммерческим и потребительским кредитам, портфельным инвестициям и прочим формам получения прибыли на вложенный капитал. Ему важно только одно: какое количество прибавленной стоимости сможет произвести завод, если он приобретет его в собственность, иными словами, вытащит часть своего капитала из формы «ипотечного кредита» и перельет его в форму «работающего материального актива». Тогда он начнет смотреть прежде всего на существующий и ожидаемый поток продаж. И если выяснит, что завод продает в 10 раз меньше, чем способен производить, подсчитает затраты на консервацию и охрану /10 неработающих мощностей, оценит просроченные платежи за свет, тепло и т. п., то решит – часто так и получается, – что завод имеет даже не нулевую, а отрицательную стоимость. Приехали!

Плюс капитализация всей страны

Собственно, только в третьем случае, говоря о стоимости завода, мы имеем в виду конкретно капитализацию. Капитализация завода – количественная характеристика эффективности его использования в качестве промышленного капитала, экономической машины для производства прибавленной стоимости.

Видно, что капитализация характеризует не столько сам актив как вещь, сколько актив, который работает. Стоимость актива определяется тем, что он может произвести, а не тем, из чего состоит. Это не цена железа и цемента, а произведение стоимости востребованного продукта, производимого активом в единицу времени, на предполагаемое время его функционирования.

Важные слова в этой фразе – «востребованный» и «предполагаемое».

Институты рынка играют двойственную роль по отношению к капитализации актива. С одной стороны, невидимая рука управляет сетью отношений обмена, благодаря которым актив, производящий промежуточные продукты (полуфабрикаты, комплектующие узлы и т. д.), может в принципе включиться в новые цепочки создания прибавленной стоимости и загрузиться дополнительной работой. Капитализация, стало быть, не только оценивается институтами рынка, но и отчасти создается ими.

С другой стороны, рыночная капитализация отражает ожидания инвесторов-акционеров, которые опираются на ряд явных или неявных прогнозов, сомножителей формулы капитализации:

1. Как долго будет существовать спрос на продукты деятельности актива и как будет изменяться его объем на протяжении этого времени?

2. Какую часть этого спроса можно захватить и удерживать за собой, удовлетворяя его за счет использования данного актива?

3. Сколько времени актив сможет проработать до момента полного выхода из строя или морального устаревания и как будет меняться его производительность на протяжении этого жизненного цикла?

Однако функция прогнозирования, несвойственная рынку, выполняется им крайне консервативно, если не сказать топорно. Рынок, в сущности, жуткий перестраховщик. Сталкиваясь с рисками в установлении характера и объема спроса, неопределенностью в оценке доступной доли рынка, неустойчивой производительностью активов, он опускает их стоимость в сотни раз, превращая акции компании в «мусорные».

Авторы модной ныне книжки «Невесомое богатство»[6 - Андриссен Д., Тиссен Р. Невесомое богатство. – М., 2004.] постоянно на разные лады объясняют, что менеджеры должны «самостоятельно определять истинную стоимость своей компании, вместо того чтобы предоставлять это на усмотрение капризного рынка» (с. 5). Они восклицают: «Неужели вы действительно доверите рынку определять истинную цену своим усилиям?!» (с. 22). По их мнению, «сегодня все уже единодушны в одном: нам нужна такая методика, благодаря которой каждый управляющий сможет сам рассчитать истинную стоимость своей компании, вместо того чтобы за него это делали внешние по отношению к компании рыночные силы» (с. 35).

Правда, мы существуем по отношению к владельцам intangible assets словно в зеркальном отражении: у них рыночная стоимость в разы и десятки раз превышает балансовую, а у нас, напротив, в десятки раз отстает. Но об этом позже.

Конечно, с точки зрения здравого смысла простаивающий тракторный завод с исправным станочным парком не может иметь отрицательной стоимости. Ведь наверняка реально найти ему какое-то полезное применение. Но у рынка нет никакого здравого смысла, точнее, он не капитализируется.

Зато здравый смысл есть у людей. И задача управленцев – конвертировать здравый смысл в рост капитализации.

Русский язык подсказывает другое, императивное значение этого слова – по аналогии с «индустриализацией», «модернизацией», «мобилизацией» и т. п. Предпринимательская капитализация– последовательность производимых над активами действий, которая превращает их из вторчермета в капитал и в дальнейшем ведет к управляемому росту стоимости.

Что делать? И почему не делают?

Чтобы понять суть проблемы с этой самой капитализацией, давайте, как учит математика, упростим ее до предела.

Итак, ситуация, знакомая до безысходности. В руки управленцу тем или иным путем попали производственные фонды, оставшиеся от СССР. Они вполне работоспособны и могут производить продукцию сносного качества, потребители которой живы и, так сказать, имеют желание, но не имеют возможности. Рыночная оценка этих фондов в десятки раз меньше балансовой стоимости аналогичных где-нибудь в Греции или Португалии. Прибыль соответственно рыночная, то есть с гулькин нос, а геморрой – по полному балансу. Избавиться от них можно, разве что доплатив свои кровные за автоген либо гексаген. Если их акционировать, наберется (по той же причине недооценки) сумма на ремонт заводского забора и крыши, но не на модернизацию и рост. Чтобы их модернизировать, требуется солидный заемный капитал, который приходится привлекать опять-таки под залог самих фондов, а те не имеют стоимости… Замкнутый круг!

Главный конвейер то стоит, то еле движется, не оттого ли рыночная стоимость завода составляет лишь малую долю от балансовой? Стало быть, если найдется способ запустить конвейер на всю катушку – они и сравняются?

Забудем для простоты, что балансовая стоимость советских активов безнадежно тонет во мгле времен. Что многие статьи баланса пришлось бы пересчитывать из переводных рублей и валют несуществующих ГДР и Чехословакии. Что управленческий учет давно разошелся с бухгалтерским, живет отдельно и не платит алиментов. Что экономический смысл слова «амортизация» заводские управленцы стали забывать…

И не будем пока ломать голову над загадкой, почему рыночная стоимость всех компаний, чьи акции торгуются на NYSE, в среднем устойчиво превышает балансовую в три раза и продолжает уходить в отрыв.

Итак, состояние производственных фондов, пожилых, но все еще работоспособных, позволяет заводу в принципе выйти на проектную мощность, но по разным причинам они не используются и на 10 % от нее. Пройдем вдоль цепочки узловых проблем – главных трансакционных потерь этой мощности.

Риск. Благородное дело?

Завод – тот же самый, общество с виду то же, но полтора десятилетия назад оно потребляло 10 тысяч тракторов за год, а теперь ему с трудом удается всучить одну. И значит, дело не только в активе как производственной единице. Начинать надо с другого вопроса: куда подевались потребители? Ведь потребность в тракторах никуда исчезнуть не могла – любому обществу хочется кушать. Потребность-то есть, только вот спроса нет: плановый отменили – рыночный освободили, в результате первый исчез, но второй так и не появился.

Оставим пока в стороне загадку планового спроса, о которой как-то неполиткорректно вспоминать. Где сейчас взять рыночных потребителей для наших тракторов?

Подумаешь, бином Ньютона! Научный менеджмент разъясняет, что производство и продажа машины сегодня не более чем звено в цепи других функций: финансирование, лизинг, аренда, страхование, сервис и ремонт, прокат, изготовление и монтаж дополнительных приспособлений… Собственно производство здесь далеко не самое прибыльное звено. В компании Ford, к примеру, все реже употребляют слово «автомобиль». Руководство заявляет: «Мы превращаемся в международную компанию, специализирующуюся на мобильности».

Аналогично Михаил Болотин, конструктор новой тракторной отрасли, предлагает видеть в тракторе прежде всего трансмиссию и два дополнительных узла съема мощности спереди и сзади, на которые можно навешивать специализированные устройства для производства самых разнообразных работ. Трактор-бурильщик, трактор-пылесос, трактор-плуг, тягач, электрогенератор, насос, краскопульт, лесопилка, подъемник… И все эти обрабатывающие центры мобильно перемещаются по бездорожью прямо к месту запроса на работу. Вот он где, спрос-то!

Дело вроде бы за малым: как можно точнее выявить спектр и масштабы таких сегментированных потребностей в мобильной мощности; превратить каждую из них в рынок; спроектировать цепочки и схемы производства соответствующих потребительских ценностей и вмонтировать недогруженный тракторный завод в каждую из них; наконец, обменять компетенцию конструктора на позицию контролера и распорядителя созданных финансовых потоков… На бумаге все гладко.

Общественные потребности – главный источник потенциальной энергии экономики. Будучи правильно конвертированы в спрос, они воплощаются в конечном счете в мощность производственных фондов. Оценка масштабов, границ и динамики потребности позволяет определить емкость порождаемого ею нового рынка. Однако в оценке величины и прогнозировании динамики потребности неизбежны и серьезные ошибки. Здесь основная зона рисков предпринимателя, первая сфера его трансакционных потерь. Известен провал легендарной компании Dell с семейством товаров Olympic: она верно угадала направление развития потребностей клиентов, но переоценила скорость этого развития.

В сегодняшнем российском обществе, увы, не идет речи ни об управлении потребностями в стиле Госплана, ни об их формировании в духе американского маркетинга. В ситуации перманентных реформ, время от времени переходящих в разборки, крайне плохо обстоит дело и с прогнозированием. По данным журнала Euromoney, Советский Союз занимал по уровню рисков 18-е место в мире, а сейчас, в благоприятный период развития рыночной экономики в России, мы находимся в конце основной сотни.

Вот первый удар под дых отечественной капитализации.

Принцип проектной неопределенности

Итак, от тракторного парка – к системе мобильных обрабатывающих центров? Отличная стратегия. Но у команды управленцев нашего завода нет монополии на предприимчивость. И наверняка в это же самое время другие потенциальные предприниматели (Юрий Громыко называет их «одноименцами») разрабатывают в намеченной нами сфере и смежных с нею не менее захватывающие сценарии. Ведь нет больше ни ЦК, ни Госплана, не к ночи будь помянут, все абсолютно свободны в построении приватных, частных планов. Зато теперь эти планы, как в шахматах, могут совпадать и конкурировать друг с другом, опираться один на другой, могут чинить другим препятствия в реализации и, наоборот, внезапно открывать тактические возможности. Забудьте про социалистический принцип планомерного, пропорционального развития.

Владельцы ресурсов, которых мы наметили для включения в нашу предпринимательскую схему, уже получили или вот-вот получат альтернативные предложения. Некоторые из них согласятся войти в обе схемы, чтобы в нашей сыграть роль лазутчиков, готовящих наезд или корпоративный захват. Перевербовать их или тонко использовать для введения конкурентов в заблуждение? У кого больше, извините за выражение, ранг рефлексии?

Чтобы обнаружить, раскрыть, опровергнуть или подчинить себе планы и схемы действий «одноименцев», нужна разведка и контрразведка, аналитика и «радиоигры», информация и еще раз информация!

Прежде всего – об имущественных отношениях и сферах материальной ответственности; о структурах и центрах власти, альянсах, коалициях и полномочиях; о законодательном процессе и производимой им регламентации, о ее пробелах и противоречиях. Анализ подобной информации позволит в конечном счете понять, какую долю нового рынка мы сможем захватить и контролировать при правильной игре. Пробелы, сбои в получении, ошибки в интерпретации подобной информации – основная зона неопределенностей предпринимателя, вторая сфера его трансакционных потерь.