– Часть я собрал, другую выиграл в «перевертыши». – Ярик замялся и почему-то покраснел. – А остальные выменял – двадцать пять штук самых ценных. У Кефир а.
И покраснел еще сильнее. А я вспомнил, как год назад мы Юрку с его жвачками проучили.
Жевательная резинка
Кефир после своего и отцовского избрания изменился. Геннадий Васильевич несколько раз ездил за границу, да и в Москве бывал частенько, привозил оттуда всякое такое, чего у нас не было. Наши-то родители ходили в обычные магазины, советские, а он даже в зарубежных супермаркетах покупал! Поэтому Юрка вместо штанов, блестящих на заднице и на коленях, стал появляться в школе всем на зависть в новых джинсах. На улицу он выходил в каких-то цветастых, невиданных нами футболках с иностранными надписями: Lee, Levi’s. Но самой крутой у него была черная с надписью Metallica. Еще ему купили солнцезащитные очки, как у Брюса Ли. А дома у предков появился видеоплеер JVC и двухкассетник Gold Star. На магнитофоне с хромированными ручками и прыгающим разноцветным эквалайзером было классно переписывать записи с кассеты на кассету, но Кефир нам не позволял – жмотился, а сваливал на мать. Буровил нам ерунду, что «магнитофон поломается» из-за наших русских кассет, а надо иметь другие – импортные и всякое такое. Мы с ним и так не особо дружили, а теперь и подавно.
Прошлым летом подошел он как-то в своих джинсах и новых кроссовках к нам троим во дворе – ко мне, Ярику и Вовчику Кобылкину, мы как раз в карты играли. Делать-то летом особо нечего: с утра ящериц на котловане ловили, потом абрикосы у бабки Зинки под окном – зеленые, правда, еще были – обнесли. Подходит Юрка, жвачку жует.
– Смотрите, что я вам покажу, – говорит.
Высовывает язык, растягивает на нем жвачку, напрягает щеки и выдувает большой розовый пузырь. Через несколько секунд он лопается и повисает у него на носу.
– Видали?! – довольно произнес Кефир. – «Дональд»! Мне батя из Венгрии привез вчера, целую пачку! А внутри вкладыши с комиксами.
Тогда мы этих «Дональдов» еще и не видели. У Ярика загорелись глаза, да и нам, встречавшим в жизни два сорта жвачки в пластинках «Апельсиновая» или «Мятная», но без комиксов и вкладышей, да и то по большому счастью, конечно, захотелось. А еще из наших пузыри не получалось выдувать!
– Дашь нам попробовать? – жалобно попросил Ярик.
Юрка сделал несколько жевательных движений, напряг лоб.
– Могу вот эту дать, ту, что во рту! – Он двумя пальцами схватил край розовой резинки и растянул её на полметра. – Но не сейчас, а попозже. Она еще сладкая. Но вы потом сможете в сахар обмакнуть и жевать!
Глаза Ярика согласны были и на предложенный унизительный вариант, но Вовчик резко и решительно повысил ставки:
– Не-е-е-е, так с друзьями пацаны разве поступают? А еще пионерский вождь. Жмот ты! Ты нам новые неси. С вкладышами.
– Новые не могу. Мне родители не разрешают. – Юрка поморщился. – Могу только поменять на что-нибудь.
– Давай жвачки на «зеленку» махнем?
Ярик вытащил из кармана коробок и приоткрыл его. Оттуда выглянула острая мордочка ярко-зеленой ящерицы.
– Не-е-е-е, зачем мне она? Давай жвачку на сомика твоего! – ляпнул Кефир и вопросительно посмотрел на меня.
– Ты чо, с ума сошел? – Я криво ухмыльнулся.
Но жвачку хотелось. А сомика было жалко.
Я его на рынке осенью купил. Там целый угол с попугаями, канарейками, собаками, кошками. Но меня интересовали два аквариумных ряда. Каких там только рыб не продавали! На прилавках стояли узенькие аквариумы, разделенные на отсеки, как в ящике для ложек и вилок в кухонном шкафу. И в малюсеньких пространствах копошились красные, черные, зеленые меченосцы, разноцветные гуппари, пучеглазые телескопы, неуклюжие вуалехвосты. Но мне понравился сомик. Он был небольшой, сантиметра три в длину, и крапчатый.
Продавцы, чтобы рыбы не замерзли, вниз под аквариумы подставляли горящие свечки, а затем приподнимали их или опускали, наблюдая за термометрами, опущенными в воду. Мне стало жалко сомика, обитающего внизу. Ему, наверное, горячо сидеть на нагревающемся свечкой дне. И это меня подтолкнуло к решительным действиям. Сомик стоил восемьдесят копеек. И я без сожаления отдал металлический рубль с Лениным на боку, выданный мне дедом в честь начала учебного года. Достал поллитровую стеклянную банку, куда усатый продавец налил через трубочку воды и посадил сомика.
– Только за пазухой банку неси. Иначе заморозишь! Не май месяц на дворе.
Я засунул банку под куртку, в район сердца, и шел медленно, стараясь не плескать водой. А дома выпустил сомика к двум моим гурами, принявшим нового жильца за своего. И теперь я должен его за жвачку отдать?
– Ладно! – говорит Юрка. – Давайте на вашу ящерицу, но только одну жвачку принесу. И вы меня еще по очереди прокатите на спине по двору!
Мы переглянулись. Соблазн искушал и манил. Договорились так: Ярик – самый щуплый из нас – отдает ящерицу, а мы по очереди Кефира по двору на спине катаем.
Вовчик подошел, чуть нагнулся, а Юрка забрался на лавочку, потом ему на спину и, как жокей, пнул ногой.
– Поехали! – закричал Кефир, сидя верхом. – Давай пошевеливайся, кобыла!
На лице Вовчика промелькнула заметная тень. Раскрасневшийся, он поддерживал джинсовые ноги своего наездника, кряхтел и быстро семенил вокруг спортивной площадки.
– Давай не срезай! Вези вокруг, по-честному! – орал во все горло жующий Юрка. Его опьянило ощущение власти над нами. – А если через ту лужу пронесешь за домом, две вынесу!
– Слыхали, пацаны? – кряхтел Вовчик. – Он две принесет! Тогда одна мне, а вторая вам напополам!
Мы махнули головами в знак согласия, вскочили с лавочки и побежали к Вовчику и Кефиру, скакавшим к огромной луже, образовавшейся еще весной, когда прорвало трубу с горячей водой. Мы так радовались тому ватному пару, идущему от испорченного водопровода! А потом там в теплой прозрачной воде с зеленоватым илом и пузырьками на дне завелась уйма головастиков. Их дурачок Толик Деревянченко с третьего подъезда принял за аквариумных рыбок: наловил и выпустил дома к отцовским барбусам. После чего ему для профилактики неделю на улицу не разрешали выходить.
Вовчик, не останавливаясь и не скидывая свои резиновые шлепки, залез в лужу и тяжело пошагал к середине. Вода доходила ему до колен и шорт, а ноги увязали в илистой жиже. Кефир верхом держался за шею, как большая обезьян а.
– Ну, гад! – закричал запыхавшийся Вовчик. – Теперь слушай меня! Или давай десять жвачек, или я тебя прям здесь скидываю!
Юрка вцепился в шею Вовчика:
– Не скидывай, пожалуйста! Меня мать убьет! Я в новых кроссовках и джинсах!
– Отдавай жувачки и будешь цел! – заверещал Вовчик и для убедительности решил потрясти всем телом, пытаясь испугать Юрку. – Обещай при пацанах, что отдашь десять! А не отдашь – уроем тебя!
Мы завороженно смотрели на Вовчика, решившего по справедливости наказать угнетателя.
– Да нет у меня десять, только семь осталось!
– Обещай, что отдашь все! – орал Вовчик.
Юрка заскулил и, чуть не плача, завыл:
– Обещаю-обещаю! Только вынеси меня отсюда.
Вовчик донес мешковатое тело Кефира до края лужи, вылез из нее и стряхнул наездника в траву.
– Отдавай кроссовки! Будут залогом! Наколешь еще нас, мы тебя знаем! Сомика он захотел на жувачки променять! Отдашь просто так! Нашелся тут пионер недоделанный!
Юрка стянул оба бело-синих «Адидаса», носки и виновато босиком поковылял к своей двухэтажке.
И вот теперь я смотрел на Ярика и его коллекцию «Финалов».
– Выиграл, говоришь?
Ярик смутился и покраснел:
– Да не то чтобы выиграл. Скорее, проиграл всё. В «перевертыши». Мы с Юркой играли. Я выигрывал. А потом он предложил «всё на всё» сыграть. Я и согласился. Определили, кто первый бьет по «камень-ножницы-бумага». Он выиграл. Сложил всё стопочкой и как бахнет сверху! Оно пачкой и перевернулось.
– А дальше?