еще крепка рука, и к жизни голод
еще силен…
КАНДИД
Пошла ты… вон!
Аггел уходит со сцены.
Явление третье
Кандид один. В волнении ходит из угла в угол и декламирует с листа только что написанное стихотворение.
КАНДИД
«Шли годы, рос я, как и глупость;
а, повзрослев, прозрел и вот,
когда невыносимо стало мне
себя не самоистезать – казнить!
при этом не испытывать страданья
в людском аду, с которым дантов ад
в сравненье никакое не идет —
я грудь взломал – чугунную ограду,
запущенного сада, в коем сердце,
мое почти ручное сердце,
казалось растревоженным зверьком,
намеренным вцепиться в вашу глотку,
чтоб разорвать все бранные слова,
извергнутые вами с пенной злобой
в мое, улыбкой неприкрытое, лицо…
Я выпустил зверька на волю,
боясь, что по нелепости себе
я причиню необратимый,
разящий вред, оставивши в саду
его без надлежащего присмотра;
мне о последствиях не думалось —
ужель мое разгневанное сердце
способно изменить наш мир застывший,
окостеневший навсегда в своем пространстве,
увы, неизменяемом и невменяемом как я?
Из грубого обломка хрупкого ребра,
как Бог когда-то сотворивший Еву,
я миру изваял младенца и нарек,
сомнительным, но сладострастным звуком: Правда!
Я нянчился с ним долго, безуспешно —
но в волчьей стае непреклонных кривд и догм
(будь то детеныш человека даже)
взрасти лишь волк и может;
и что с того, что будет он умней
и предприимчивей своих единомлечных братьев?..
Да… первый опыт мой закончился плачевно;
сей мир, с израненной своей душой,
без сожаления всякого покинул я,
дабы обдумать: как мне дальше жить?
как переломить сей жизни ход обратный,
обратный, ибо будущего нет…
(Бо с каждым часом, днем все дальше