Замена

Вот за деталями я и следила.

Перед Митниковым лежала переложенная закладками стопка распечаток. После запоя он занялся делом. Как минимум, до выхода следующего патча его онлайн-игры запала должно хватить.

Ю Джин Ким что-то увлеченно черкал в блокноте. Это было странно и неожиданно.

Энди Макото сосредоточенно смотрел в записи, поминутно дополняя их. Ничего необычного: через несколько минут он первый приступит к расстрелу Николь – просто ради благосклонного взгляда замдиректора.

Все совсем просто.

Бедная Николь.

– …Таким образом, темы распределяются следующим образом…

Райли начала ошибаться уже в построении фраз. Кто-то сказал ей, что хороший докладчик не смотрит в записи. Причем этот кто-то постеснялся сказать Николь, что она сама докладчик плохой.

– …Тематический контроль кон… контролируется в течение…

Учительница английского Мэри Эпплвилль оторвалась от полировки ногтей, перехватила мой взгляд и картинно закатила глаза. Мэри – человек хороший, и педагог она тоже хороший, и медиум. Но именно для таких как она в прошлых веках придумали слово «экзальтированная». А еще странно, что она заметила меня. Или не странно, потому, что рядом со мной сидел Куарэ.

Неловко извиняясь, опоздавший на семинар сын директора пошел к единственному свободному месту. Я как раз смотрела в окно, поэтому увидела в отражении выражение его лица: он был удивлен – обрадован – смущен перспективой сидеть со мной. Именно такая последовательность эмоций, а не более привычная мне: «расстроен – расстроен – скука».

– …итоговая контрольная работа…

Я вспоминала, как среди дня решилась выпить кофе из автомата. Кисло-горькая жижа вливалась будто прямо в мозг, она медленно убивала своей горячей лаской, но я стояла у окна, крепко сжимала стаканчик и пила маленькими глотками. Где-то среди ароматизаторов и консервантов в напитке плавал нужный кофеин.

«Не хочу заснуть на уроке. Не хочу заснуть на уроке, – повторяла я. – Не хочу заснуть…»

Мантра действовала усыпляюще.

К двум часам дня начали сладко ныть плечи, в три пятнадцать я едва не оступилась на лестнице, направляясь в методкабинет. И теперь мне только и оставалось, что внимательно смотреть в окно, ловить детали в поведении людей и мечтать о холодных простынях.

«Николь, пожалуйста. Ну пожалуйста».

Я честно обещала себе, что выдержу обсуждение – гул голосов, многих голосов, разных голосов, – но еще полчаса сбивчивой речи медсестры вгонят меня в дрему. Куарэ косился в мою сторону с тревогой во взгляде. В стекле отражался только этот взгляд, сразу вокруг глаз Анатоля начинался ландшафт лицея: прогулочные дорожки, увешанный каплями сад с беседками, а где-то за поворотом дороги дикого камня – Периметр.

Взгляд Куарэ, окруженный заоконным пейзажем, – это выглядело жутко.

В кармане зажурчал телефон. Три коротких толчка вибросигнала – и он затих. Николь все сбивалась, замдиректора все копила раздражение, коллеги насыщали и без того тяжелый воздух углекислотой, а я смотрела на короткое сообщение:

<Медкабинеты>.

«Не может такого быть, – думала я, убирая блокнот и ручку в портфель. – Еще совсем светло, ученики на внеклассных занятиях». В глаза словно брызнули подсоленной воды. Был еще исчезающе малый шанс, что меня все-таки хотят обследовать, но озадаченный Анатоль тоже смотрел в экран своего телефона.

Марущак вопросительно повернула голову, заметив, что мы поднимаемся, и я кивнула на дверь. Ей тоже сейчас напишут или даже позвонят, так что большего не надо.

Николь на мгновение запнулась, скучающая публика смотрела на Куарэ и на меня, и все шло своим чередом, но шло очень странно.

Я уходила не одна.

– …П-подытоживая сказанное, – нашлась Райли, – я хотела бы отметить, что спецкурс такой структуры в выпускном классе…

Извини, Николь. Я бы с удовольствием доспала на твоем докладе.

– Что это значит? – спросил Анатоль, когда за нами закрылась дверь.

Пустой коридор разворачивался в бесконечность. Странный коридор: как если бы я стояла между двух зеркал.

– Я не знаю. Вероятно, Ангел.

Анатоль замер, перебрасывая ремень своей сумки через голову:

– Ангел? Снова? Еще один?

Я кивнула и пошла вперед. Странный взгляд Куарэ, странный коридор. Мне не нужен сейчас Ангел, мне нужно просто выспаться. За окнами клубился туманный октябрьский день, и одного взгляда в дождливую заоконную серость хватило, чтобы понять: это все на самом деле. А так хотелось осознать наконец, что я просто заснула под скучную сбивчивую колыбельную.

– Витглиц? А как часто они, э-э, обнаруживаются?

– Закономерностей нет.

Пустой коридор отзывался призрачным эхом. «…Будь это Ангел, – думала я, – объявили бы тревогу». Значит, что-то другое. Что-то странное.

«Закономерностей нет», – вспомнила я саму себя секундной давности и в который раз решила, что недосыпание – страшная вещь. Ангел проявляет себя после эмоционального или когнитивного потрясения – это закономерность за номером один.

Номер «два» я додумать не успела: мы уже стояли перед дверями медицинского кабинета. Куарэ потянул на себя дверь и наткнулся на металлическую переборку за нею. Металл матово блестел, и дополнительные ребра жесткости выделялись на его поверхности.

И это было совсем плохо.

– Ч-что это?

– Карантинный щит.

– Что?

– Отойдите, Куарэ.

Я достала свой пропуск и приложила к черной панели сканера. Сон выдувало из головы ледяным сквозняком оторопи: «Средь бела дня? Прямо вот так? Никаких оповещений, никакой службы безопасности…»

В стене зашипело. Медленно – как этот день, как мой сон – поползла в сторону металлическая пластина, а взгляд Анатоля выжигал мне висок.

– Что происходит, Витглиц?

В его голосе мерцал страх. Когда за дверью медкабинета ты обнаруживаешь бронеплиту – это странно и немного пугающе, даже если не знаешь, зачем она поставлена. Готова поспорить, он ни строчки не прочитал из «Специальных процедур».

Впрочем, это не имеет значения. «Специальные процедуры содержания» не предусматривают того, что я сейчас вижу.

– Я не знаю. Карантинный щит опускают в экстренных случаях.

– Экстренных? Как… Ангел?