Сотворение мифа

Работа Байера над полемическим сочинением против Паулли выливается в написание богословской диссертации. Её публичная защита приносит ему известность и знакомство со старшим земляком, математиком и эрудитом Христианом Гольдбахом. Он вводит Байера в «невидимый колледж» – содружество немецких учёных и мыслителей, живущих в разных городах и странах и связанных между собой перепиской. У Байера заводятся покровители, которые помогают ему получить стипендию от городского магистрата для нового путешествия по Германии.

С этого времени в его жизнь вторгается русская тема.

Второе путешествие Петра I в Европу, предпринятое им в 1716—1717 годах, неожиданно оказалось в тесной связи с древней русской историей и варяжской проблемой.

«Норманнская» трактовка зарождения Русского государства на протяжении всего XVII века оставалась национальной особенностью шведской историографии. Европейские, прежде всего немецкие, учёные придерживались иных воззрений на происхождение Рюрика и варягов. Все они так или иначе восходили к известию Сигизмунда Герберштейна, имперского посла, в 1517 и 1526 годах побывавшего в Москве. Этот немецкий уроженец славянской Каринтии, поразмыслив над тем, что услышал от русских людей о происхождении династии Рюриковичей, изложил своё, особое мнение на этот счёт. Он указал на то, что «славнейший некогда город и область вандалов, Вагрия, была погранична с Любеком и Голштинским герцогством, и то море, которое называется Балтийским, получило, по мнению некоторых, название от этой Вагрии… и доселе ещё удерживает у русских это название, именуясь Варецкое море, то есть Варяжское море». Затем, напомнив, что «сверх того, вандалы в то же время были могущественны, употребляли, наконец, русский язык и имели русские обычаи и религию»[21 - Вандалы и поморские славяне сближались по германо-скандинавскому названию последних – «венды» (от лат. «венеды»).], Герберштейн заключил: «На основании всего этого мне представляется, что русские вызвали своих князей скорее из вагрийцев, или варягов, чем вручили власть иностранцам, разнящимся с ними верою, обычаями и языком».

Особенно интересна мекленбургская историографическая традиция.

Мекленбургское герцогство возникло на землях славянского племенного союза вендов-ободритов (варнов), чей последний князь Прибыслав II, будучи побеждён саксонским герцогом Генрихом Львом, получил назад большую часть своих бывших владений уже в качестве лена (1167). Начиная с 1171 года он носил титул князя Мекленбургского, с которым участвовал в рыцарском турнире 1178 года, ставшим для него роковым: случайная рана свела его в могилу.

Онемеченные потомки Прибыслава, возведённые в герцогское достоинство, бережно хранили память о своей славянской родословной, которая, по преданию, уходила корнями в глубокую древность. Ободритские князья VIII века, упоминаемые во франкских анналах времён Карла Великого, числились в этом генеалогическом списке лишь в конце второго десятка «вендо-ободритских королей».

В начале XVII века в мекленбургские родословные вносится любопытная вставка: в них отводится место для Рюрика. Согласно Бернхарду Латому, автору «Genealochronicon Megapolitanum» (1610), это был сын ободритского князя Годлиба (Годлава, Годлейба) – лица исторического, известного по средневековым хроникам.

Иоганн Фридрих Хемниц (1611—1686), занимавший должности архивариуса в Шверине и секретаря придворной канцелярии в Гюстрове[22 - В 1621 году Мекленбургское герцогство разделилось на две части: Мекленбург-Шверин (со столицей в Шверине) и Мекленбург-Гюстров (со столицей в Гюстрове; после 1695 года – герцогство Мекленбург-Стрелиц).], включил в родословную мекленбургских правителей не только самого Рюрика, но и всех древнерусских князей вплоть до сыновей князя Владимира Святославича («Генеалогия королей, государей и герцогов Мекленбургских», опубликована после смерти автора, в 1708 году):

«Годлейб, сын Витислава II, князь вендов и ободритов, он был пленён в 808 году по Р. Х. в сражении, которое король Дании Готтфрид выиграл у его брата, короля Тразика, и по его приказу был повешен. Его супруга N родила ему трёх сыновей: Рюрика, Сивара и Эрувара, которые по своим русским корням были призваны в Россию, и та была отдана им в правление. Рюрик получил княжество Великий Новгород, Сивар – Псковское княжество и Эрувар – княжество Белоозеро; но оба последних господина умерли, не оставив потомства, и их земли в России отошли старшему брату Рюрику.

[…]

Игорь, сын Рюрика, князь всей России и достойный сожаления воин… был, в конце концов, пленён и обезглавлен. Его супруга Ольга, происходящая из знатного рода из города Псков, родила ему сына Святослава I» и т. д.

Источник сведений Латома и Хемница до сих пор не установлен.

Поиск Петром I союзников среди северогерманских княжеств придаёт новый импульс интересу германских учёных к «вагро-ободритским» корням русской династии. Свои исследования в этом направлении проводит Готфрид Вильгельм Лейбниц. Знаменитый учёный питал самые нежные симпатии к славянству, поскольку считал себя славянином по происхождению, общему с родом польских графов Любенецких. «Пусть Германия не слишком гордится мной, – во всеуслышание заявлял он, – моя гениальность не исключительно немецкого происхождения; в стране cxoластиков во мне проснулся гений славянской расы».

Свои взгляды на происхождение Рюрика Лейбниц изложил в переписке с берлинским библиотекарем и лингвистом Матуреном-Вейсьером де Лакрозом. По его словам, Рюрик был уроженцем Вагрии – «области, в которой находится город Любек» и которая прежде вся была населена славянами – ваграми, ободритами и др. «Эта Вагрия, – пишет Лейбниц, – несколько раз была покоряема норманнами или датчанами. Итак, Рюрик, по моему мнению, был датского происхождения, но пришёл из Вагрии или из окрестных областей… Вагрия всегда была страною с обширною торговлею, даже ещё до основания Любека, потому что эта страна лежит у входа в Ютландский полуостров и представляет возможность лёгкого сообщения с океаном. Поэтому название этой страны у славян легко могло сделаться названием всего моря, и русские, не умевшие, вероятно, хорошо произносить звук гр, сделали из Вагрии Варяг» (письмо от 15 апреля 1710).

Во время второй поездки русского царя в Европу исторические реминисценции оживают в Германии с новой силой.

Пётр ехал за границу для того, чтобы договориться с датским королём и другими союзниками о дальнейших совместных действиях против Швеции. Помимо этого Пётр собирался присмотреть за свадьбой своей племянницы Екатерины, дочери покойного сводного брата, царя Ивана, которая выходила замуж за герцога Мекленбургского Карла Леопольда. Этот «деспотичный грубиян и один из самых отъявленных мелких тиранов», как его характеризовали современники, нуждался в сильном покровителе, чтобы сохранить свои скромные владения, затерявшиеся между Померанией, Бранденбургом и Голштинией. Пётр же этим браком надеялся получить право вмешиваться в германские дела.

В воскресенье 18 февраля 1716 года царь приезжает в Данциг, где должна состояться свадьба. Обсуждение брачного договора и приготовление к торжествам занимают больше месяца. 8 апреля свадебный кортеж следует по улицам города к маленькой православной часовне, выстроенной специально для этого случая. Обряд венчания совершает русский епископ. Праздник завершается пиром и фейерверком. Жених так увлечён огненной потехой, что в час ночи первый министр вынужден напомнить ему о невесте, которая уже три часа как отправилась в постель.

Немецкая сторона не преминула предпослать этому браку историческое обоснование в духе мекленбургской родословной традиции. По случаю свадьбы герцогский печатный двор в Гюстрове выпустил книгу поздравлений. Одно из центральных мест в ней занимала «Гюстровская ода» – плод вдохновения проректора местной гимназии Фридриха Томаса. Брак мекленбургского герцога с русской великой княжной был осмыслен в ней как возрождение древних связей между Мекленбургом и Россией.

Вот характерные отрывки из этого произведения:

Что ты, о Мекленбург, весь воссиял от счастья?

Твой высочайший Князь сам светится, как солнце,

В супруги герцогиню выбрал он себе,

И в том весь Мекленбург нашёл своё богатство,

Что Рус и Венд соединились в браке вновь.

Всё стало, как и прежде, как при Ободритах,

Когда держал наш Мекленбург и трон, и скипетр:

И власть у нас от тех Рифейских Ободритов,

Оттуда, где и ныне правит Русский царь.

И им благодаря, во время войн и мира,

Мы были в прочной дружбе, браком скреплены.

Сегодня же напомнить должно то,

Что были Венд, Сармат и Рус едины родом.

…Какое Венд и Рус нашли у нас богатство?

Великое оно для Вендов и для Русов,

Ведь от него их славные правители пошли.

…И ветер гнал величественно воды рек,

Чтоб Океан почувствовал их бег,

Соединяя вместе Эльбу, Везель, Обь,

Там, где играют в волнах нереиды.

Оттуда совершил далёкий путь наш Мекленбург,

Чрез землю Русов к своему княженью:

Столь очевидны его предки нам,

И с ними мы в родстве тысячелетнем[23 - Перевод с немецкого: В. Меркулов. См.: Меркулов В. Гюстровская ода и мекленбургская генеалогическая традиция. URL: https://portal-slovo.ru/history/35333.php?ELEMENT_ID=35333 (дата обращения: 02.10.2018).].

Упоминаемые в оде династические браки между княжескими домами вендов и русов Фридрих Томас рассмотрел более подробно в своём прозаическом сочинении «Русская и Мекленбургская родословная, составленная Фридрихом Томасом к высочайшему браку правящего герцога Мекленбургского, Его Великокняжеского Величества Карла Леопольда и Её Высочества герцогини Екатерины, урождённой русской принцессы, чтобы показать династическое родство обеих линий, как то следует из источников». Согласно его разысканиям, русская и мекленбургская династии имели общего предка – жившего на рубеже VII—VIII столетий короля вендов Ариберта I, который был женат на сарматской княжне Вундане.

Байер, несомненно, читал труды Фридриха Томаса, поскольку приехал в Данциг не позднее мая 1716 года. Здесь он познакомился с Каспаром Матиасом Родде, выходцем из Нарвы, который состоял на русской службе и охотно развлекал его рассказами о России. От него же Байер впервые услышал о славянской этимологии названий многих немецких городов и областей – Померания, Старигард, Любек, Росток и др.

Однако славянские языки почему-то не вызывают у Байера никакого интереса. Его настоящая страсть – языки восточные. В Берлинской библиотеке он изучает сочинения и рукописи о Китае, в Галле – берёт уроки арабского языка у специалиста по восточным древностям, уроженца Дамаска, Саломона Ассади (Негри); не упускает случая получить представление об эфиопском и сирийском языках, тунгусском и монгольском алфавитах, совершенствует свои познания в греческом, штудируя труды по церковной истории Византии.

Домой Байер возвращается поздней осенью 1717 года, увенчанный учёной степенью магистра, которую получил в Лейпциге. Начинается плодотворный период его преподавательской деятельности. Городские власти предлагают ему должности ректора кафедральный школы и директора городской библиотеки. В нём просыпается историк; он готовит к печати материалы по истории Тевтонского ордена, подумывает о составлении сборника жизнеописаний прусских учёных и с увлечением читает «Атлантику» Рудбека. Материальные дела его неплохи, здоровье идёт на поправку, и в 1720 году Байер заводит семью.

13 июля 1724 года королевским распоряжением городские поселения Альтштадт, Лёбенихт и Кнайпхоф объединяются в один город, который по имени своего исторического центра получает название Кёнигсберг. Тремя месяцами ранее, 22 апреля, в пригороде Кнайпхофа, Фортштадте, на свет появился Иммануил Кант – будущий российский подданный (правда, временно). А в начале года, 28 января, Пётр I подписал указ, гласивший: «Учинить академию, в которой учились бы языкам, также прочим наукам и знатным художествам и переводили бы книги». Царскому указу тоже суждено было сыграть свою роль в истории Кёнигсберга.

Академиков выписали из Европы. К моменту открытия Академии в ней всё ещё оставались незамещёнными гуманитарные кафедры. Лейб-медик и первый президент Академии Лаврентий Блюментрост 5 июня 1725 года извещал одного из своих учёных корреспондентов в Германии, Христиана Вольфа, первого почётного члена Петербургской Академии наук: «Нам ещё необходим при Академии известный историк, который бы мог быть облечён, если пожелает, в звание историографа».