Подросток умер

Я решил прикинуться наивным простачком.

– Нет, не понимаю… У нас тут сбор группы, сейчас руководитель подойдет. Я не могу.

– Ну, как знаешь.

Мужик, косолапя, пошел прочь. Страх прошел. Осталась презрительная жалость.

Я понял, что наступает возраст, когда в тебе зреет любовь. Она переполняет, и ты готов ею поделиться со многими. Я недолго был влюблен в продавщицу книжного магазина. Ее чуть округлое лицо с гладко зачесанными назад волосами было всегда приветливо, во всяком случае, ко мне. Я часто интересовался новинками, вступал в разговор. Но однажды я зашел в магазин, а она, не обратив внимания, грызла семечки. Это настолько разрушило образ, который я любил, что я поспешил уйти. С тех пор, заходя за книгами, я старался не встречаться с ней глазами.

От таких вроде бы незначительных историй на душе остаются шрамы, как на теле. Иногда чуть заметные, иногда значительные, болезненные.

Я, совсем малышом, участвовал в школьном концерте, читал стихотворение Маршака «Про одного ученика и шесть единиц». Может, от скуки, может всерьез, на меня обратили внимание старшеклассники – юноша и девушка. Девушка руководила хореографическим кружком в дворовом клубе. Под песню «В серебряном платье березка стоит…» ее девочки плыли по сцене и разводили ручками. Она мне предлагала танцевать вместе с ними. Я представил, как будут веселиться мои одноклассники – и решительно отказался. А юноша, Игнат, подбрасывал меня так высоко, что возникало ощущение полета. Еще серьезно беседовал, как с равным. Я в ожидании своего выхода перебегал от девушки к Игнату, ему это не понравилось.

– Слушай, ты уж выбери, кто твой друг.

Я растерянно переводил взгляд от одного к другой, выбирать не хотелось. Наконец, как в пропасть, шагнул к девушке. Это как-то случайно получилось. Она победно засмеялась, а Игнат отвернулся и с тех пор меня не замечал. Вроде бы ну и что! Он сам был не прав, поставив перед выбором. Но я долго чувствовал себя предателем мужского товарищества. Прошло столько лет, а шрам болит. Почему детство считается беззаботной порой?

Кстати, с тех пор терпеть не могу ультиматумы.

Женщин до конца понять невозможно. Вот Валя – вполне симпатичная бывшая одноклассница, но большое родимое пятно на щеке мешает воспринимать ее больше, чем подружку. Однажды она спросила: «Я хорошая?». От растерянности я долго молчал, потом как бы пошутил: «Нет, ты ОЧЕНЬ плохая». Валя с тех пор со мной не разговаривает. А парни бы вместе посмеялись – и все.

Другая бывшая одноклассница, Лиза, повзрослела и подурнела, когда согласилась жить как жена с нашим второгодником. Ну, совсем в тетку какую-то превратилась. А была такая недотрога, с длинной косой. Переросток Серега защищал меня, потому что сидел рядом на контрольных по математике. Приходилось решать два варианта. Однажды разговорились с ним, может ли он убить человека. Серега сказал: «Запросто. Нож входит в тело как в масло». Я поверил, что может. Жутковато. Многие ребята в нашем районе ходят с ножами. Вспомнил строчки из Гарсиа Лорки: «И куда не пойдешь – всюду нож».

Смерть вообще неприятная штука. Бежал человек через дорогу, сбила машина – и это уже просто мешок костей. Смерть вроде игры в офицерскую рулетку: осечка или пуля. Как-то я чуть не нанизал себя, как на шампур, на острый прут забора, когда лез без билета на футбольный матч. Однажды в летнем лагере пришлось плыть, хотя я кое-как умел держаться на воде. Это из-за того, что отец, когда мне было лет шесть, решил учить плавать народным способом: бросил на глубине. Я вместо того, чтобы бороться за жизнь, с испуганной улыбкой пошел на дно. С тех пор тело боится воды, мне больших усилий стоит удерживаться на поверхности. Так вот, в лагере, пока не было взрослых рядом, зато наблюдали девчонки, мальчишки моего отряда решили переплыть речку. Я не мог признаться, что не умею плавать. Вроде противоположный берег недалеко, решил плыть. На середине почувствовал, что силы оставляют меня. Возвращаться обратно – такое же расстояние. Хотелось крикнуть: «Тону, спасите!» Но не смог. Решил плыть дальше, сколько выдержу. Невероятными усилиями продвинулся еще вперед. Только решил, что буду тонуть, как почувствовал под ногами дно. Обратно побежал через мостик.

Сколько раз я был на волоске от смерти, не сосчитать.

А вот Сашка, мой бывший одноклассник, напился и в темноте не смог выбраться из небольшого болотца в парке культуры и отдыха. Я представил себя на его месте, как теряешь ориентир, кругом вода. Куда идти?.. Его нашли недалеко от берега, поседевшего от страха. Ребята, с которыми он пил, оставили его. Потом поднимали стаканы с дешевой водкой за помин души. И я пил, хотя смотреть на этих пацанов, оставивших приятеля подыхать, было противно. Я не решился сказать им этого, промолчал.

Любовь и смерть – вот, пожалуй, главные проблемы в нашем возрасте. К такому выводу я прихожу. В четырнадцать лет у меня были романтические отношения с взрослой девушкой Натальей, музыкальным работником в лагере. Это на следующий год я еще раз поехал в надежде на любовь старых подруг. Они не обращали на меня внимания, не восхищались моей стройной фигурой, как прежде. Я вытянулся и стал тощий, как узник концлагеря. Наталья обращала, несмотря на разницу в возрасте. У нее были две косы, вьющаяся прядь волос на лбу и такая развитая грудь, что хотелось ее потрогать. Наталья играла на баяне и пела красивым грудным голосом. Мне нравилась незнакомая песня «Сплин ты мой милый…» Наталья иногда пела ее специально для меня и играла со мной в любовь. А я ей дарил свои стихи, которые щедро выливались на бумагу. Когда разъезжались по домам, Наталья написала мне записку с адресом и объяснила: «Приходи в субботу, если будет хорошая погода. Родители уедут на дачу». Трусы постирать время было, но случилась другая неприятность. Когда я вышел на улицу, погода была хорошая. Подошел к ее дому – начался дождь. Я не знал, что делать. Успели родители уехать или нет, не известно. Не судьба. Вернулся, написал стихи о пропавшей любви, отослал. Больше не пошел, хоть Наталья младшую сестру ко мне подослала. Та с ухмылкой передала записку. Зря старалась.

3

Мне пришла в голову мысль, что мы постепенно готовим себя к любви, иногда странным образом. Лет в одиннадцать, уж не помню, кто первый, уронил ручку, наклонился за ней, увидел под юбкой девчачьи трусики и сказал: «О-о-о!». Началась эпидемия. Все мальчишки стали ронять линейки, карандаши, учебники. Девчонки оказались беззащитны от нашего любопытства. Мне поручили записывать тех, кто уже осмотрен, чтобы не запутаться. Очередь дошла до учительниц. Ха-ха-ха!