Непревзойдённый балагур

Из феерий плодит повседневность.

Раздражает досадой пустой,
Ждёт подачек любви, объяснений,
То обидой кольнёт, то мольбой,
Не приемлет спокойных решений.

Заставляет сердца полыхать
Самым едким огнём мирозданья,
Не стараясь от боли сбежать,
Рушит хрупкой симпатии зданье.

Часто грубый пожар – ерунда.
Выживают порой бедолаги.
Только шрамы в груди – навсегда,
И ожоги – кровавые флаги.

Новая любовь

Бредёшь то в сумерках, то ночью,
Пути не видно – глаз коли.
Туманных размышлений клочья
Маячат призрачно вдали.

Мелькают косо полутени,
Запутан каверзно маршрут.
Наверх и вниз ведут ступени
И время скаредно крадут.

Шоссе впотьмах, на трассах пробки,
Не разобраться, кто и где.
Причудливо петляют тропки
В неугомонной чехарде.

Пугает тьма на серпантине,
Плюётся грязью колея.
Безликий мир погряз в рутине.
Страшна во мраке толчея.

Вдруг – освещённая дорога,
Призывным блеском манит новь.
Уносится к чертям тревога.
О, это – новая любовь!

Будильник

Будильник – поцелуй рассвета
С неоживлённого двора,
Противник злой иммунитета
К подъёму с раннего утра,

Приверженец рабочих будней
И не любитель выходных,
Лишь глыбе времени подсудный
Маэстро звуков ледяных,

Адепт внезапных пробуждений
И сталкер сумрачного дня,
Катализатор побуждений…
Громкоголосая фигня.

Перед рассветом

Предрассветное серое небо —
Лист помятый невзрачной бумаги.
Звёзды – крошки вселенского хлеба —
Исчезают к утру, бедолаги.

Лик Луны – капля блеклой побелки,
Позабытой в аврале ремонта.
Ночь не очень искусна в отделке —
Мир неявственный до горизонта.

Диск оранжево-яркий винила,
Появившись без всякой огласки,
Заиграет – и светлая сила
Разольёт лучезарные краски.

Облако воспоминаний

В центре города один
Я фланировал в июле
Вдоль фасадов без машин,
Будто в тихом вестибюле.

Ветер в мареве кружил,
Где пустели магазины…
Я как вкопанный застыл
От увиденной картины:

Был светилом озарён
Пыли столб в подножье зданий —
Словно в вечности времён
Облако воспоминаний.

Разбитое сердце

Разбитое сердце – стеклянный расколотый шар,
Упавший к роскошным ногам пышногрудой красотки.
Теперь ты не дамский угодник, а грустный клошар,