Оценить:
 Рейтинг: 0

Случай на постоялом дворе

Жанр
Год написания книги
2024
Теги
<< 1 2 3 4 5 >>
На страницу:
3 из 5
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

– Да, было дело. – Подозрение стало медленно сходить на нет. – Плутал, как и вы, будь оно не ладно!

– Ну, вот и разгад: коль судьба – встретишься, нет – разминешься…

Со стороны комнат для отдыха раздался приглушенный кашель. Хитрово-Квашнин поднял вопросительный взгляд на купца. Тот закивал светловолосой головой.

– Это другой мой помощник. Вьюноша, слег от этой… как ее?.. Инфле…

– Инфлюэнцы?

– Вот-вот, черт, и не выговоришь!.. Отцы наши ее «китайкой» называли. Поил разным чаем, пока он был в сознании. Теперь только мычит в бреду и покашливает. Болезнь заразная, вам туда, вашбродь, да, впрочем, и другим, лучше не соваться. Ко мне она, слава Богу, не пристает. Помню, не страдали от нее и отец с дедом. Весь город кашляет, люд в изнеможении, а им все нипочем… Комната ваша будет через одну от той, где лежит этот бедолага.

– А куда ж приказчик с кухаркой запропастились? – поинтересовался харитоновский помещик. – Мне б ужина какого, а человеку моему чайку с малиной или липовым цветом.

– Повариха с утра занемогла, на хутор к себе отправилась, а Епифан до снежной круговерти был послан в Избердей за сахаром… Мы тут потихоньку управляемся, деваться-то некуда… Захарка, живо сваргань их милости яичницу с салом. Не забудь присыпать сушеной зеленью, да смотри, не пережарь, что б желтки эдак растеклись немного! Так, вашбродь?

– Именно, так.

– Заодно приготовь чаю с малиной! Уяснил?.. Что сидишь как куст в горшке?!

– Ага! – Щуплый парень опять соскочил с лавки, бросился на кухню и загремел сковородкой.

– Как говорится, чем богаты, тем и рады… Пойду, гляну в щелку, как там Прошка с этой его инфлу… инфле… тьфу ты, прости Господи!..

Хитрово-Квашнин вздохнул и, повесив шинель с фуражкой на гвоздь, присел к столу. Его не оставляло чувство, что на постоялом дворе что-то не так. Но что именно, он не мог для себя уяснить, это от него ускользало.

Окинув взглядом висевшие на стенах лубочные картинки и намалеванные каким-то умельцем. портреты Астреина с супругой, он стал присматриваться к тем, с кем ему предстояло переждать налетевший на округу буран. В ходе возобновившейся с приходом купца игры пошли разговоры, постепенно выяснилось, что Захар у Придорогина состоял в подручных. Постоялец среднего роста и телосложения, застегнутый на все пуговицы укороченного черного сюртука, являлся отставным канцеляристом Дормидонтом Сухаревым. Рядом с ним сидела в кружевной мантилье поверх сиреневого французского платья его худощавая супруга. Еще одним путником был рыжебородый сутуловатый верзила в видавшем виды коричневом сюртуке с тяжелым взглядом исподлобья, пробурчавший, что он усманский мещанин Пафнутий Забазарнов. На краю стола сидели два черноволосых молодых человека, сказавшиеся родными братьями, мещанами из Борисоглебска. Все они ехали, кто, куда, но непогода заставила их искать пристанища на астреинском постоялом дворе.

Спустя несколько минуту штабс-ротмистр сделал для себя кое-какие выводы. Обычные, вроде бы, люди… Купец улыбчив, уверен в себе, сыплет поговорками. Его подручный – типичный прислужник, готовый разбиться в лепешку, дабы угодить хозяину. Канцелярист, выглядящий лет на тридцать, надушен, одет с иголочки, видно, что начитан, – из бокового кармана выглядывает серо-коричневая обложка какого-то столичного журнала, – но что-то в нем не то, что-то не дает проникнуться к нему симпатией. Наверное, его глаза, так и норовит отвести их в сторону. Скрытничает?.. Зачем? Смущается?.. C чего бы?.. Его жена, черноглазая и темноволосая, лет двадцати пяти, тоже слегка насторожена. О мещанине со шрамами на щеке и бровях, которому далеко за тридцать, и говорить нечего – смотрит сычом, молчун, слова клещами не вытянуть… Братья, одетые в серые длиннополые сюртуки, приняли внутрь слишком много горячительных напитков, по их широким лицам с низкими лбами ничего нельзя было разобрать… Все же, кто из этой компании так по-воровски метнулся от экипажей к крыльцу?.. Кто?

Купец, перемешивая бочонки, раз за разом оглашал избу приятным баритоном:

– Барабанные палочки! – и добавлял при этом: – Одиннадцать!.. Утята! Двадцать два!.. Семь пятниц на неделе! Семьдесят пять! Туда-сюда! Шестьдесят девять!..

Увидев, как один из братьев с бородавкой на щеке снова потянулся к бутылке, он гаркнул:

– Семен! Ты играешь, или дурью маешься?

– Не видишь, винца собираюсь хлебнуть, – ответил мещанин, бросив на светловолосого купца хмурый взгляд.

– Ты на меня так не смотри, не люблю я этого. Пьешь с братом сверх меры, суешься в комнату к Прошке. Заболеешь ведь, лечи потом тебя… Имей ввиду, мое терпение заканчивается. Я тут за хозяина! Возьму и вышвырну на крыльцо!

– А, может, он уже пришел в себя, выздоравливает. Я б поговорил с ним по душам…

– Он без сознания. И о чем с ним тебе толковать, вы друг друга знать не знаете!

– Познакомились бы…

– Я больше предупреждать не буду!.. И ты, Тарас: играть, так играть, а не желаешь, ступай спать в свою комнату…

– Нет, я еще посижу здесь. Чего мне в комнате делать-то в такую рань?

– Ну, так веди себя, как надо… Одолели эти борисоглебские, ей Богу!

Захар не собирался терять нить игры, и бегал от печки к столу, не переставая.

Взгляд штабс-ротмистра остановился на полке с книгами и журналами – редкими вещами на постоялых дворах. Объяснялось это тем, что Астреин сам не чурался чтения отечественных и заграничных произведений. Говорил, что приобщила его к этому интересному занятию его благородная супруга.

– Что у него здесь? – Дворянин, подойдя к полке, взялся просматривать ее содержимое. – «Полярная звезда», «Сын Отечества», «Благонамеренный», прочие журналы… Ну, а какие романы?.. Хм-м, «Замок Нейгаузен», «Ревельский турнир», «Вечер на Кавказских водах» Бесстужева-Марлинского. Как же без русского Вальтера Скотта?! «Юрий Милославский» Загоскина, «Иван Выжигин» Булгарина. Все аккуратно, автор к автору… Из иностранного здесь… три романа Вальтера Скотта – «Уэверли», «Пуритане» и «Роб Рой»… Вашингтон Ирвинг с его «Рипом Ван Винклем»… «Шпион» и «Американские степи» Фенимора Купера…

Он пролистал «Русский телеграф» с последним романом американского Вальтера Скотта, не отказав себе в удовольствии прочитать про себя следующие строки:

«– Сиу ведут совет о моем брате, – молвил траппер, когда понял, что, только заговорив, привлечет к себе внимание пауни.

Верховный вождь пауни, спокойно улыбаясь, повернул к нему голову и сказал:

– Они считают скальпы над вигвамом Твердого Сердца!.. Разве отец мой думает, что воин может умереть? Владыка Жизни не для того открывает руку, чтобы взять назад свои дары. Когда ему нужны его молодые воины, он их зовет, и они уходят к нему. Но краснокожий, на которого он однажды дохнул, живет вечно».

Уловив тяжелое дыхание кучера, штабс-ротмистр тихо поговорил:

– Эх, дал бы Владыка Жизни здоровья моему Митрофану, унял бы эту его гадкую горячку!

Положив журнал на место, он прошелся к полкам, где, как помнил, хранились медицинские средства и травы.

– Куски корпии тут, холщовые бинты, – бормотал он себе под нос, – камфорный спирт, уксус, хина, растопленный воск. Здесь липовый цвет, ромашка, кровохлебка, брусника… Запаслив Афанасий, и это понятно – неделями, а то и месяцами безвылазно живет на постоялом дворе…

– Может, помощь нужна, вашбродь? – спросил Захар. – Чай почти готов, вот поджарю яичницу и…

– Да нет, это я так, астреинские запасы просматриваю. Надо знать, что у него имеется. Для больного Митрофана, не для себя.

– Трав-то этих у дворника полно!.. Матрена, повариха которая, собирает их в урочное время и сушит. Жаль, что болезнь ее скрутила, а то б разносолов всяких приготовила. У нее знатные щи выходят и пироги на любой вкус… Мне по душе с вязигой, эдак откусишь кусок, закатишь глаза, ничего не соображаешь… Ох, даже слюнки побежали! Астреину рыбу-то извозные однодворцы с самой Волги тащат…

– Знаю, угощал меня в прежние времена.

– И мы с хозяином не раз здесь бывали проездом. Это сейчас, в буран, от тракта не добраться, а летом-то свернул, чуть прокатился по пыльной узкой дорожке – и ты на постоялом дворе! А тут Матрена в цветастом фартуке: чего изволите? Щец, пирожков аль ледяного квасу?..

Когда Захар, наконец, справился с заданием, штабс-ротмистр перво-наперво напоил теплым целебным чаем больного слугу. Потом помыл руки над тазом, вытер их полотенцем и посмотрел на себя в висевшее на стене круглое зеркало. По-мужски красивый, высокий и широкоплечий, в синем двубортном мундире с малиновым нагрудником, украшенным орденом Св. Георгия, синих панталонах с двойными лампасами, он, пригладив тронутые сединой волосы, присел за стол и вплотную занялся яичницей, припорошенной зеленью. Простое блюдо с ломтем черного хлеба показалось ему, после всех передряг в пути, вкуснейшим яством.

А за окнами с поблекшими ситцевыми занавесками продолжала свистеть метель. Порой она так надрывалась в своей злобе, что постояльцы, за исключением хмельных борисоглебцев, в изумлении покачивали головами.

– Вот такая же завируха прошлой зимой в феврале-месяце застала нас в Козловском уезде, – молвил меж делом Придорогин. – Захарка, язви его душу, сбился с дороги в полях за Сычевкой… Правит, а куда, сам понятия не имеет!.. Так, бездельник? Виноват?

– Ни Боже мой! – возразил помощник. – Это карнаухий, чертов конь, свернул не туда! Сказать правду, он – чистое наказание! Другие лошади с понятием, никогда не позволят себе дурости или иного чего, а он… одно слово – неподходящий. И даром что крупный, все плетется, как доходяга, и забирает при этом все время влево. А?! Нужный конь?.. Без него никак?.. Будь моя воля, хозяин, я его уже давно бы продал либо в обмен пустил, честное слово!

– Толкуй, словоблудник! Вертишь языком, что корова хвостом! Коня винишь, когда сам растяпа! Такие как ты ровно смотрят, да все мимо!.. Помалкивай, умнее смотреться будешь… Ну, так вот, остановились мы, взглянул я на заснеженную степь и думаю: «Пришла наша погибель! Вот она!» Правду говорят, не ты смерти ищешь, она тебя сторожит. Что ж, на месте замерзать не будешь, страх охватывает, двинулись дальше. А куда, черт его знает! Сугробы везде, возок переваливается с боку на бок, того и гляди перевернется! Карнаухий приустал, голову повесил, копыта еле-еле переставляет. А кругом метет все сильней, хлад собачий, такой, что кожу обжигает!.. Крендельки! Восемьдесят восемь!.. Опять остановились, что делать? Куда направить коня? Наобум сделали последний рывок, едем, молчим, ни во что не верим. Глядь, не так уж чтоб вдали огонек будто бы мерцает. Оказалось, хутор… Топорики! Семьдесят семь!.. Еле выбрались из тех полей, до сих пор как вспомню, так внутри, под ложечкой, словно холодом обдает!

– И я ведь однажды чуть не пропал, – поддержал разговор узколицый и кареглазый канцелярист, взглянув на свою карточку. – Метель застигла меня между Лавровкой и Чемлыком. Налетела стремительно, глазом моргнуть не успел. Чемлык поближе был, ну, я и подался в ту сторону. Погоняю лошадь, а метель все круче, свистит, ярится, настоящий буран надвигается. – Он попыхтел своей небольшой трубкой c изящно утонченным мундштуком и округлой чашечкой. – Уж и дороги не видно, еду сам не знаю куда. Гляжу, мужицкий обоз в стороне путь держит. Я к нему пристал, да так и спасся. Если б не это, непременно сгинул бы, оставил бы свою Калерию Никодимовну вдовой.

Черноглазая красавица тряхнула головой и трижды плюнула через левое плечо.
<< 1 2 3 4 5 >>
На страницу:
3 из 5