Цену жизни спроси у смерти

– Нет. – Наташа покачала головой.

– Нет, – отозвался Сурин мрачным эхом.

– Да… В смысле, нет.

– Ладно. С деньгами, говоришь, у тебя напряженка?

Сотенная бумажка с шорохом разорвалась пополам. Обрывки улеглись друг на друга, и через мгновение их стало уже четыре. Потом – восемь. А когда мелкие зеленоватые клочки полетели на пол, то сосчитать их было уже невозможно.

– Зря вы так, – тихо сказала Наташа, когда Сурин закончил. Оказалось, что брови у нее очень густые. Это стало заметно, когда Наташа их нахмурила.

– Почему же зря? – делано удивился Сурин. Ему было жаль сотню, а явно расстроенную медсестру – нисколько. Сама виновата, дура привередливая.

– А я уже согласная.

– Зато я несогласный, – передразнил ее Сурин. – Другой сотни не будет. Ступай, Наташенька.

– Не надо денег.

– Что?

– Не надо денег, – отчетливо повторила она. – Берите меня просто так, даром.

– Даром? – Недоумевая, Сурин следил, как Наташины пальцы расстегивают пуговицы халата сверху донизу, как его полы расходятся в стороны, точно тронутые сквозняком, которого в комнате абсолютно не ощущалось. Жарко тут было, невыносимо жарко и душно. От набежавшего пота у Сурина защипало в глазах.

– Ну? – поторопила его Наташа, оставаясь на месте. – Смелее.

– Иди сюда. – Он хлопнул по матрацу ладонью.

– Вы идите сюда. – Наташа улыбалась, но ее брови оставались сведенными к переносице. – Я хочу стоя. Возьмите меня, если сумеете.

Сурину показалось, что его ударили в солнечное сплетение, а внутри черепа включили какое-то невидимое реле, отчего все его лицо начало наливаться жаром. Даже в расстегнутом халатике, под которым больше ничего не было, твердо стоящая на ногах Наташа оставалась для Сурина совершенно недоступной. Как мраморная Афродита.

– Уходи, – сказал он, уставившись в потолок. Ему хотелось кричать и ругаться во весь голос, но даже этой малости Сурин не мог себе позволить. Он ведь находился в чужом монастыре, и здесь его уставы ничего не стоили. Пока что ничего не стоили.

Он не слышал, как Наташа оставила его одного. Он просто лежал на спине, смотрел вверх, а в его перебинтованной голове, похожей на исполинскую личинку какого-то насекомого, крутилась одна-единственная утешительная мысль.

Подождите немного, Наташи всего мира, и скоро вы все будете у моих ног, вовсе не такие высокомерные, какими хотите казаться… Наташи, а также всевозможные Синдии, Клаудии и даже Найоми. Недолго вам осталось носы задирать!

Глаза Сурина при этом были остекленевшими. Словно он умер от очередного унижения.

Глава 5

На суше и на море

– Эй, подруга! – Лиля провела перед лицом Милены растопыренной пятерней тем жестом, которым гипнотизеры выводят своих клиентов из транса. Для верности пощелкала пальцами и окликнула снова: – Э-эй! Очнись.

Милена сердито отвела Лилину руку в сторону и сунула в рот сигарету, которая приклеилась к ее напомаженной нижней губе. Поднесла к сигарете зажигалку, затянулась, закашлялась:

– Фу, гадость!

– Ты фильтр подкурила, – пояснила Лиля, наблюдавшая за подругой.

– Без тебя знаю! – Обугленная сигарета полетела в сторону мусорного ведра и упала на пол, спугнув крупного черного таракана с проворными мускулистыми лапками.

В сочинской квартире, где совместно проживали Милена и Лиля, водилась целая пропасть этих черных страшилищ, хотя их обычных рыжих собратьев, конечно, встречалось все-таки больше. Обосновавшаяся в кухне мышь, возможно, наличествовала здесь в единственном экземпляре, но зато она умела пугать девушек похлеще всех тараканов, вместе взятых, черных и рыжих. Стоило посидеть тихонько каких-нибудь пять минут, и – здрасьте! Только что на голову не садилась нахальная маленькая тварь. Поэтому, являясь в кухню поодиночке, девушки давно взяли за обыкновение без всякой нужды покашливать, шаркать по полу ногами, звякать посудой. Ни одной, ни другой не хотелось неожиданно наткнуться взглядом на мышь, примостившуюся, например, на подоконнике, в полуметре от тарелки с едой.

Главной трусихой в их маленьком коллективе была Милена. В любой момент была готова запрыгнуть на табурет и пронзительно заверещать. Поэтому даже чашку кофе она не могла выпить без Лили, тянула ее за собой.

Но сегодня не кофейком девушки баловалась, а «Мадерой» с медальками на этикетке. Лиля только пригубила вино и отставила чашку подальше. Милена же причащалась каждые пять минут. И теперь белки ее глаз порозовели, а губы никак не желали складываться в прямую линию, разъезжаясь на лице как попало.

– Ты не сачкуй, ты пей, – капризно произнесли эти губы, оставив вишневый отпечаток на подбородке. – Я в одиночку не люблю.

Лиля неодобрительно хмыкнула:

– Что-то не похоже.

– Ой, только не надо мне мораль читать. Хочу пить и буду. И ты будешь.

Можно было бы с последним утверждением поспорить, но покладистая Лиля не стала.

– Давай лучше поспим, – мягко сказала она, наперед зная, что ее предложение не будет принято.

Так оно и вышло.

– Успеется, – отрезала Милена, выцедив очередную порцию мадеры и прикурив новую сигарету. – Вот дозвонюсь Журбе, тогда и ляжем.

– Он же мент. Опер. Его до вечера на месте может не быть. Волка ноги кормят. – Лилины пальцы пробежались по столу, изображая проворно шагающего человечка.

– Это нас ноги кормят. – Милена невесело усмехнулась. – А волки кормятся нами, Красными Шапочками. Давай выпьем за то, чтобы они нами однажды подавились.

– Давай. – Лиля подняла свою чашку, сделала вид, что отпила, и поставила ее на место.

Она недавно искупалась под душем. Разумеется, под холодным, потому что горячую воду в Сочи подавали только по ночам, украдкой. Теперь на ее голове красовался несколько скособоченный тюрбан из полосатого полотенца, а дополняли это нехитрое облачение старенькие хлопчатобумажные трусики с поблекшей розой на фасаде. А может быть, с кокетливым сердечком. Какая разница – Лиля давно не была той наивной пятнадцатилетней девочкой, которая умела радоваться подобным дешевым обновкам, красным розочкам и сердечкам.

Милена еще не сменила свой выходной наряд на что-нибудь домашнее. Обтягивающее черное платье, скроенное на манер смелой комбинации, плетеные босоножки на легкой пористой платформе, янтарный браслет, золотая цепочка с медальоном в виде козерога. Плюс боевая раскраска, выглядевшая при дневном свете достаточно пугающе. Лиле, когда она смотрела на подругу, казалось, что они все еще отрабатывают ночную смену, и это мешало ей расслабиться по-настоящему.

– Сходи помойся, переоденься, – сказала она. – Сразу полегчает, вот увидишь. Какой смысл переживать? Что было, то прошло.

– Не прошло! – разозлилась Милена. – Я, конечно, не крутая вумен, но и не подстилка уличная, чтобы об меня ноги вытирать.

– Да ладно тебе. Забудь. Если все помнить, то и жить не захочется.

Ничего на это не ответив, Милена нажала на дистанционной телефонной трубке кнопку повторного дозвона, дождалась, пока на другом конце провода скажут «алло», и быстро попросила:

– Журбу пригласите, пожалуйста… Ага, Вячеслава Игнатьевича… Кто спрашивает? Так, знакомая… Нет, вы мне его заменить не сможете. Нет, спасибо. – Она отключила трубку и выругалась: – К-козел! Клинья он подбивает, мент поганый!

– Тебя они на чем прихватили? – спросила Лиля. Ей вдруг захотелось напиться тоже, и она в один присест опустошила свою чашку.