Дикий фраер

Докурив несколькими жадными затяжками сигарету до самого фильтра, Костя прикончил остатки «Плиски», посопел немного и глухо признался:

– Кинули меня. Как последнего лоха кинули.

– Бывает, – осторожно посочувствовала Элька. – У нас тоже всякое случается. То бандитский субботник, то грузинский хор… А однажды меня на какую-то военную базу завезли. Офицеры там квасили по-черному. Меня трое суток продержали, потом домой пешком отправили. Расплатились консервированной ветчиной, прикинь! Дали сумку, а в ней промасленные банки!

Костя проявил к ее рассказу неожиданный интерес:

– И много их там было?

– Говорю же: полная сумка. Килограммов сорок весила, пришлось в лесу бросить.

– Я не о том! – Костя досадливо поморщился. – Офицеров этих, их много было?

Бросив украдкой взгляд на встрепенувшийся указатель Костиного нездорового интереса, который медленно возрастал прямо на глазах, Элька сообразила, что ее занесло не в ту степь и попыталась исправить положение:

– Один был. Генерал старенький, седой весь. У него ничего толком и не получилось.

– У меня получится, – пообещал Костя.

Голубизна его глаз окончательно поблекла, окантовка зрачков смазалась. Надо понимать, дрянная «Плиска», выпитая почти натощак, запоздало шибанула клиента по мозгам, рождая там пьяные идеи и фантазии, требующие немедленного воплощения в жизнь.

Элька вздрогнула, когда чужие липкие руки, обильно сдобренные коньяком и апельсиновым соком, легли на ее плечи.

– Иди сюда, киска, – предложил он утробным голосом. – Помурлыкаем…

– Поднос убери. Резинку надень. – Элькин голос звучал монотонно, словно она была медсестрой, готовящей пациента к осточертевшей процедуре. – Теперь ложись на спину.

– Нет, – Костя покачал головой. – Это мы уже проходили, хватит.

– Тогда я лягу.

– И это не катит. Пойдем…

Ухватив Эльку за локоть, он вытащил ее на середину спальни. Здесь, развернув ее к себе лицом, он опять положил ей руки на плечи, давая понять настойчивым нажимом, что желает видеть ее перед собой коленопреклоненную, а не возвышающуюся во весь рост.

Неохотно подчинившись, она оказалась в униженном положении кающейся распутницы, на темечко которой в знак отпущения грехов возложена милостивая длань священника. Ритуальный обряд, позволяющий любому, самому захудалому мужчине восторжествовать над женщиной, которая во сто крат его краше и лучше.

До отправления поезда оставалось еще много времени, но Элька вдруг поняла, что должна ощутить себя свободной и независимой прямо сейчас, если хочет попрощаться с прошлым с гордо поднятой головой.

– Знаешь, – сказала она, сбросив резким движением Костину руку, – ты можешь запросто научиться обслуживать себя самостоятельно.

– Что ты сказала?

– Я сказала: сам. У тебя должно получиться, если хорошенько потренируешься. Главное, добиться гибкости позвоночника.

– Ах ты тварь!

Костя занес правую руку для пощечины. Элька совсем не по-христиански приготовилась уклониться и одновременно начала приподниматься, чтобы приготовиться к отпору. Так оба и замерли, застигнутые врасплох внезапным шумом на лоджии, соседствующей со спальней. Грохот, а потом перезвон бьющегося стекла – посреди ночи это прозвучало довольно-таки впечатляюще.

– Кот? – со слабой надеждой спросила Элька, хотя устроить такой тарарам было под силу только слону в посудной лавке.

– Какой еще кот, в задницу! – прошипел Костя. – Нет у меня никакого кота!

И он, и Элька во все глаза смотрели на темные окна лоджии, затуманенные прозрачными гардинами, но разглядеть им ничего не удавалось. Зато они отлично слышали, как там продолжают звякать и тренькать уже мелкие осколки. Очень скоро на лоджии кто-то шумно затопал, завозился, а потом к стеклу снаружи прилипла молодая мужская физиономия. Белая на фоне черного, она смотрелась не менее эффектно, чем полная луна в ночном небе.

– Открывайте! – голос прозвучал глухо, как если бы незнакомец говорил сквозь подушку.

Эльке неожиданно вспомнился фильм про оживших мертвецов. Она увидела, как Костю медленно повлекло к двери лоджии, точно он был бестолковым карпом, подтягиваемым за невидимую леску навстречу неминуемой гибели. Она хотела остановить его предупреждающим криком, но заметила за стеклом прижатую к нему вплотную внушительную железяку с идеально круглым отверстием и сообразила, что оттуда в любой момент могут вылететь пули. Тупая Костина покорность стала вполне объяснимой. Под прицелом поневоле сомнамбулой станешь, никакого гипнотизера не нужно.

Сердце у Эльки затрепыхалось, как воробышек, зажатый в неумолимо сжимающейся пятерне.

Забыв обо всем, она оцепенело наблюдала, как Костя открывает дверь. Потом в спальню вместе со сквозняком проник высокий широкоплечий парень с короткой светлой стрижкой и посмотрел прямо на нее.

Глаза, с открытым взглядом которых пришлось столкнуться Эльке, оказались не просто голубыми, как у того же Кости, а васильковыми, с тем ярким оттенком синевы, который можно увидеть редким погожим днем в конце осени. Вспомнив, что она совсем раздета, Элька невольно поежилась. Такие же необыкновенно чистые и ясные глаза были когда-то у ее Антошки, и воспоминание об этом, как всегда, оказалось болезненным. Зато на смену расслабляющей растерянности сразу пришел холодный расчет, без которого красивой одинокой девушке не выжить в этом мире.

Заставив себя не увлекаться синими глазами, Элька стала приглядываться к их обладателю, стараясь правильно оценить, какую опасность он собой представляет.

Выглядел парень так, словно вышел прогуляться на улицу, а не собрался грабить чужую квартиру. Ни маски, ни перчаток, ни зловещей гримасы на лице. Эльке даже показалось, что он готов смущенно улыбнуться, извиниться за свое вторжение и вновь раствориться в ночи.

Но незваный гость никуда не делся, как и автомат, тускло поблескивающий на уровне его живота. Почему-то Элька заметила этот грозный предмет не сразу, а когда заметила, испугалась его не так сильно, как при виде гантели, которую парень держал в свободной руке. Она была ярко-желтая, с черными отметинами облупившейся краски, а в придачу окроплена кровью. Но хуже всего оказалось то, что набалдашник железяки был местами облеплен чем-то очень смахивающим на человеческие волосы.

Эльку била мелкая дрожь, а парень с окровавленной гантелью молча переводил взгляд с нее на Костю, как бы решая про себя, кому из них раскроить череп в первую очередь.

«Кто он? – лихорадочно соображала она. – Обычный грабитель? Серийный маньяк? Братан бандита, опоенного клофелином? Или наемник пузатого свиновода?» Парень мог оказаться кем угодно, и оттого, что цель его визита оставалась полнейшей загадкой, Эльке стало страшно вдвойне.

Покосившись на хозяина квартиры, она поняла, что тот вообще парализован ужасом. «Значит, это по его душу пришли, – предположила Элька. – Парень явился за какими-то недополученными сервисными услугами. Обманутый абитуриент, восстанавливающий справедливость с помощью гантели. Меня он не тронет, нет, не тронет. Нужно только держаться от Кости подальше: мол, моя хата с краю».

Медленно, подчеркнуто плавно Элька поднялась на ноги, попятилась к кровати и улеглась, натянув одеяло до подбородка.

«Я просто лежу, отдыхаю и никому не мешаю. Можете выяснять отношения, бить стекла, колотить друг друга тяжелыми предметами по голове. Можете даже устроить небольшую перестрелку. Сколько угодно, на здоровье. Но лично я в этом не участвую. Меня вообще здесь нет».

Парень, которому невольно пришлось следить за перемещением Элькиной голой фигуры по комнате, сначала порозовел, а под конец и вовсе разрумянился до некоторого сходства с созревающим помидором.

– Ты тоже ложись, – сказал он Косте подсевшим голосом. Гантель с тяжелым стуком примостилась на тумбочку, а автомат, перехваченный обеими руками, повелительно повел стволом в направлении кровати.

– Зачем? – тупо спросил Костя. С парой своих выступающих вперед зубов он напоминал откормленного суслика, страдающего оттого, что не может немедленно спрятаться в укромную норку.

Парень увидел его состояние и произнес успокаивающим тоном:

– Лежать – оно удобнее. И перед глазами маячить не будешь… Я тут это… перекантуюсь немного и уйду. Договорились?

Почему-то при этом он посмотрел на Эльку, и она снова обратила внимание на глубокую синеву его зрачков.

– Конечно, конечно, – быстро согласился Костя и тут же юркнул под одеяло, тесня холодным задом Эльку к стене.

Был он при этом так настойчив, словно намеревался осуществить на практике один из заумных способов любви, описанных в «Камасутре».

Слегка наподдав ему коленкой, чтобы угомонился, Элька начала постепенно успокаиваться. Гость не был ни налетчиком, ни киллером. Несмотря на весь свой арсенал, он чувствовал себя очень неуверенно, а еще он легко смущался, прямо как красная девица. Нет, не чужие шкуры он явился дырявить, а спасал свою собственную. Конечно, если за ним гналась милиция, то существовала опасность оказаться заложницей, но Элька мало верила в такой оборот. У парня было слишком добродушное и простоватое лицо для отчаянного террориста. Такому отпустить волосы подлиннее – и можно Иванушек-дурачков изображать в детских постановках. Интернациональный типаж.