Экипаж лейтенанта Родина

Считанные секунды, чтобы добить врага. И все повторяется, будто ускоренно, а может, и на самом деле так. Деревянко кричит «дорожка», Сидорский – «бронебойным готово», а Родин сочно и крепко влепляет в борт снаряд. «Тигр» загорается, танк никто не покидает, видно, весь экипаж погиб (сдетонировал боекомплект) или в глубокой контузии.

Пороховые газы разъедают глаза. Вентилятор в башне сам задыхается, не в силах выдувать их из танка. Киря хватает вторую раскаленную дымящуюся гильзу, через люк выкидывает наружу. У него незаживающие обожженные ладони.

Деревянко тут же срывает боевую машину с места.

Но бой только начинается, втягиваясь в свою неизведанную, тайную фазу, когда силы сторон неизвестны противникам и замыслы могут быть лишь предугаданы, а до кульминационной точки в танковых дуэлях и русские, и немцы должны максимально сжечь, изничтожить, раздавить, размазать своего кровавого врага по земле. Но и после того, как командиры на башнях и с биноклями, получив обнадеживающие или безнадежные доклады, бросят оставшиеся силы в железную мясорубку, потому что путь к фронтальному отступлению в сентябре 1943 года исключался командованием обеих сторон, трудно было увидеть, сказать, в количественном ли сравнении убитых танков вырвана эта победа на отдельном участке фронта на смоленском направлении или же всего лишь одной освобожденной деревенькой, в которой уже никогда не останутся следы сапог немецких солдат.

«Это все?!» – тогда разочарованно, как бывалый танкист, подумал Деревянко.

«Сейчас начнется», – примерно так подумали остальные члены экипажа.

«Сейчас повылазят, как тараканы из мусорной ямы», – вслух по привычке (в грохоте все равно никто не слышал) сказал командир роты Бражкин. Он уже стопудово знал, что четыре или пять танков выедут из рощи, еще штук семь, прикопанных наспех и засыпанных сеном и соломой, ясно видны в бинокль прямо по фронту, ну и резерв из двух-трех «тигров» или PzKpfw III наверняка ждут команды в селе Егорычи.

И видны они, хоть и присыпаны, как заячьи уши, как божий день, как хвост селедки из помойного ведра… Эх, да ведь не дашь команду: «Стой! По сену-соломе, залпом, бронебойными, пли!!!» Суворов бы дал… Поэтому и стал генералиссимусом.

Но сектора наступления взводам нарезаны, откуда попрут танки, и так понятно…

Ошибся ротный не во многом: из рощи выползли и сразу выстроились в боевую линию три «тигра», а из-под соломы и невидимой глазу низинки вырвались сразу пять «тигров» и четыре PzKpfw III. Итого, 12 боевых машин. А в его роте насчитывалось всего девять танков. Но, как сказал Александр Васильевич, «воюют не числом, а умением».

Саня аж присвистнул при виде железной «орды». Шли нагло, по прямой, не маневрируя, как на параде, выдерживая боевую линию. «Короткая!» – командует Родин, видно, нашел цель. Резкая остановка. «Бронебойным! Выстрел!» Снаряд взрывает землю рядом с «тигром». Тот уходит резко в сторону второго взвода и третьего взводов. Там будет сейчас жарко, двукратный перевес сил, Родин понимает, что самый момент его взводу зайти во фланг, ударить, поддержать, пока не поздно. А там уже канонада, дуэли, расстрел на прямой наводке. Вот яркая вспышка – и загорается тот самый «тигр», все же достали его ребята.

Родин не видит, как загорается следом «тридцатьчетвёрка», не видит, потому что получает от ротного Бражкина команду: «Вперед, на село Егорычи!» И значит, это самая важная задача, пока не выбита большая часть танков и есть еще возможность и способность управления. А хаос и прострация начнутся, когда оставшиеся единицы техники обеих сторон будут добивать в поединках друг друга до полного истощения и истребления.

К селу подъехали колонной, выдерживая приличную дистанцию. Первым, как в разведку боем, Родин направил экипаж танка Васи Огурцова, следом – экипаж Игоря Еремеева, а свой экипаж определил замыкающим. Так или иначе, идущие первыми вскрывают опорный пункт, как крышку консервным ключом, а какой «джинн» артиллерии и какие пулеметные «брызги» огневых точек вырвутся, станет ясно уже через несколько минут. Но первый танк могут пропустить и ударить по последнему. Выбор небогатый…

Экипаж Огурцова ворвался в село, оставляя за собой облако пыли. Короткая остановка, и первым же выстрелом из орудия превратил в обломки стоявший во дворе дома легкий бронетранспортер. Хорошее начало. Пехота в окопе открыла ошалелый огонь. Танк проутюжил ее вдоль по всей линии и скрылся за домами. Следом и Еремеев вышел на околицу села и, набирая скорость, тоже исчез в низине за домами.

– Ерема, где Огурец? – вышел в эфир Родин. – Не выходит на связь!

Через несколько мучительно долгих мгновений Еремеев отозвался:

– Подбили Огурца! Здесь пушки в засаде с правой стороны!

– Где?

– В центре села, за колодцем, тут перекресток дорог, – доложил, порывисто дыша, Еремеев.

Родин подумал, один танк потеряли, послать на рожон Ерему – и его сожгут. Эх, была бы на броне пехота, выдавили бы фрицев. Но у пехоты – свои потери, свои задачи и цели.

И Родин отдал единственно разумный приказ: найти укрытие и продолжать бой, и главное – обнаружить и уничтожить пушки. Убедился, что Ерема все понял, подогнал Деревянко:

– Гони, чего плетешься!

Все уже увидели дымивший посреди дороги танк экипажа Огурцова.

– Слева обходи его! – предупредил Родин.

– Понял, командир, – отозвался Деревянко.

Маневр ясный, Саня хватает на лету: обходя подбитый танк слева, на какие-то секунды скрываемся от врага.

– Осколочно-фугасным! – орет Иван, значит, засёк огневые точки; грохот выстрела и пулеметная добавка в развалины дома.

Ну что за напасть! Дорогу прямо перед танком переползал механик-водитель подбитой машины. Свернуть из колеи некуда, останавливаться нельзя, прибьют тут же рядом. Саня вздохнул, и не дыша, была не была, повезет или нет, другой дороги нет… Так и не узнал Деревянко до конца боя, остался ли жив механик-водитель Петька Кукин, проскочил ли он, не задев его! (Повезло Кукину, когда встретился с ним на исходной, рассказал, что левая гусеница прошла всего в 10–15 сантиметрах от его ступней.)

Родин вдруг дал команду повернуть резко налево, и через 300 метров повернуть еще раз налево. И Саня понял: получается, что они едут к околице села, откуда и заезжали. Ну не мог же командир драпать, бросив своих. Это же трибунал?! От этих страшных мыслей он похолодел, вся влага в теле уже выпарилась, но тут Родин скомандовал еще раз налево, и Деревянко начал соображать, что они делают круг, чтобы зайти с другой стороны.

– Башнер, осколочно-фугасный! – голос Родина еле слышен, но Сидоренко и так знает, что именно такой снаряд – лучшая пилюля для открытых огневых позиций вражеской артиллерии.

Верно рассчитал Родин, не заплутали среди сгоревших дворов и вышли во фланг огневых позиций 75-мм противотанковых пушек Pak 40. Даже не дав команду на остановку, Иван выстрелил в сторону ближайшей противотанковой пушки во дворе дома за остатками забора. Половина расчета полегла, двое заторможенно стали разворачивать орудие.

– Жми, пострел, дави их! На станину! – кричал Родин.

Помнил, помнил Деревянко картинки в учебке, как пушку давить. Если прямо на щит наехать, то можно гусеницы порвать. Потеряешь ход, и тогда эти германские пушки расстреляют тебя в упор. Саня дал газу, наехал на орудие сбоку, и удалось: станина искорежена, замок смят. Под гусеницы попал и артиллерист из расчета, второго срубил из пулемета Руслик.

Еще три немецкие пушки записал экипаж Ивана в боевой формуляр. Немцы, повязшие в перестрелке с экипажем Еремеева, застигнутые врасплох, не смогли сделать ни одного результативного выстрела. Иван, точно всаживая осколочно-фугасными, вышибал подчистую расчеты, напевал какой-то мотив или песню, даже вспомнить не мог. Киря, заряжая снарядом, приговаривал, что-то вроде «это вам от Советской Белоруссии»; Руслик грыз спичку и пулеметом добивал разбегающихся солдат. Что касается Сани Деревянко, он был самым счастливым, если этим словом можно обозначить его чувства: упоение в бою, азарт победителя в смертельной схватке и жажду мести. Рев танкового двигателя заглушал предсмертный скрежет, хруст железа изделий германской оружейной промышленности. И незавидная участь была у артиллеристов, попавших под танк: гусеницы вминали их в землю вместе с касками.

Расправились с артиллерий – уже легче, но остались еще разрозненные, неподавленные участки обороны. А у пехоты приказ един, что у наших, что у них: позиции не сдавать, окопы не покидать. И вот тут Деревянко отвел душу, он что-то кричал в запале непечатное, гусеницей завалившись в окоп, прокатился в одну сторону, раздавил с хрустом попавший пулемет MG-42, по команде Родина развернулся и проутюжил в обратную сторону, завершив немцам братскую могилу.

А Еремеев, дождавшись очередного приказа, пошел месить окопы на другом фланге. Конечно, это уже легче, думал Родин, когда мы пушки все подавили…

В экипаже Огурцова все были ранены и погиб радист-пулеметчик Алим Магомедов. Артснаряд попал прямо в то место, где он сидел. Но этого Родин пока не знал, и еще рано было докладывать про освобождение села Егорычи. Бой готовил им еще одно испытание.

Уцелевшие после мясорубки в окопах, выскочившие из-под гусениц, как зайцы, немецкие солдаты бросились в заросли неубранной кукурузы.

– Пострел, догоняем! – приказал тут же командир.

Танк сминал сухие двухметровые стебли, как спички, но шли медленно, ограниченный обзор не позволял сразу увидеть отходящих солдат. И как только угадывались их фигуры, открывали огонь из двух пулеметов, выкашивая впереди кукурузу. Проторив дорогу по зарослям, выехали прямо на полевую дорогу. Неожиданно Родин увидел в трехстах метрах справа «тигр». Немцы отреагировали быстро, башня стала разворачиваться в их сторону. Сердце остановилось, пронеслась худая мыслишка: «Неужто капец?» Но команда вылетела на «автомате»: «Бронебойный!» Заряжающий рявкнул: «Готово!» Иван, быстро перебросив пушку вправо, поймал «тигр» в прицел и нажал педаль спуска орудия. Грохот выстрела – и спасительный победный салют огненных брызг на броне вражеского танка, тут же ярко-красные языки пламени, которые охватили «тигр». Смерть и на этот раз обошла стороной. Иван отвалился на спинку сиденья, отупело глядя перед собой и ничего не видя… Сердце, кажется, вновь начало колотиться.

Первым созрел для восхищения Сидорский:

– Командир, ну ты просто ас!

Руслик добавил:

– Здорово, командир, как ты успел!

Деревянко молчал, ждал команды.

А Иван отрешенно сказал:

– Сейчас, ребята, мог быть п…ец!

И тут же прежним зычным голосом дал команду:

– Пострел, вперед!

Механик-водитель, вдохновленный победой в поединке, и тем, что остался жив, с радостью врубил вторую передачу, танк резво помчал по полевой дороге к главным силам. За ним пристроилась «тридцатьчетвёрка» Еремеева.