Гасильщик

– Люблю, конечно, это моя родина… – Я пожал плечами.

Вячеслав Викторович неожиданно помрачнел.

– Пигментированная сволочь, дали ему в руки страну, государство… Деды и прадеды собирали Россию, каждый квадратный метр кровью поливали, все разбазарил за пять лет. Талант! Дебила посадить на руководство – и то меньше вреда было бы. Нет человека в Отечестве. Ждали долго молодого – получили сатану подкаблучную. Чем хуже – тем лучше. А эти последние – взялись исправить, проспали страну, а потом танками вылечить собрались. Я ведь знаю, как якобсоны и швондеры машинами водку свозили к Белому дому, последние деньги отдавали, чувствовали, что момент или – или. В мутной водичке, при любой власти, лишь бы урвать… Обдурили русского дурака. Купили на сладкое слово „свобода“. И вот теперь задача: куда эту свободу присобачить, чтобы не так грустно с ней было. Слава богу, хоть Путин порядок навел… – Давай! – Он порывисто схватил рюмку, мы чокнулись. – Ты думаешь, наверное, что я мошенник, хапуга, христопродавец, у которого вместо совести калькулятор? Ну, честно, так и думаешь?

– Я никак не думаю… – ответил я в растрепанных чувствах.

– Расскажи о себе, – потребовал он.

– Не знаю, что вы хотите услышать. Погранучилище, границы Союза, там и сям. Ничего интересного. Афганистан. Спецназ погранвойск. Украина… И конец фильма.

– Ты был в Афгане? – Глаза моего собеседника загорелись. – Значит, „афганец“… Это меняет дело. Уважаю ребят, которые побывали там. Честные, смелые… Те, кто видел смерть, очистили душу.

– Мы выходили последними, после генерала Громова.

– Я знаю, погранцы еще в двадцатых числах подчищали… Я был в Афгане в числе первых. Кабул… Кандагар… Гиришк… Джелалабад… Не был там? Городишко так себе, помойка двухэтажная, а какой дворец!

– Был, – ответил я. – Там овальный бассейн, как старинное зеркало.

– Совершенно верно, овальный! – обрадовался Вячеслав Викторович и мечтательно прикрыл глаза. – Король Захир-шах построил. Сказка тысяча первой ночи! Я там год был советником. Потом сложная лихорадка, потерял двадцать кило весу… Комиссовали. До сих пор Афган снится. У нас много ребят-„афганцев“. Я думаю, у нас тебе понравится. Система… – Он грустно заглянул мне в глаза и сказал: – И она уже сильней каждого из нас.

И тут я, как и обещал, задал вопрос:

– Ваша система питается человечиной?

– У тебя крепкие кулаки. Но это вовсе не значит, что ты можешь дожить до седых волос или, скажем, до облысения. Ты симпатичный малый. Но отныне ты должен быть внимательным.

Мне показалось, что его черные глаза прочитали мою душу. Несомненно, у этого человека была масса обаяния.

– У тебя конфликтов с правоохранительными органами не было? – вдруг спросил он.

– Были, – признался я неожиданно для себя и как на духу рассказал свою печальную историю.

Вячеслав Викторович внимательно выслушал меня, уточнил детали и успокоил:

– Не бойся, я в обиду тебя не дам. В конце концов, любому дураку ясно, что тебе не было резона убивать того бедолагу. Ведь так? Ты его раньше никогда не видел?

– Никогда.

– Подставили тебя, конечно, крупно. Ничего, в следующий раз будешь умнее. А кто они были?

– „Элкаэны“…

– Кто? – переспросил Вячеслав Викторович.

– Лица кавказской национальности.

– Понятно. Я думаю, у тебя будет возможность рассчитаться с ними.

В душе моей, граждане, поселилась тугая печаль. Я бы мог, конечно, удрать на первом же товарняке, но непомерное любопытство и отсутствие денег, которые, как я понял, в Москве не достанет только ленивый, остановило меня от этого шага. Сейчас вы подумаете, что я поступил весьма опрометчиво, и будете правы. Но пока я и вы этого, разумеется, не знаем.

– Ты будешь разъездным громилой, – сказал Вячеслав Викторович и, увидев, как у меня вытянулось лицо, пояснил: – Не переживай, никакой уголовщины. – Он кинул на край стола ключи. – Красный „жигуль“ во дворе, потом оформим доверенность.

Затем вертлявый отвел меня в кабинет шефа службы безопасности.

– Бастилин Юрий Иванович, – назвал себя огромный хмуролицый верзила. На верхней губе его белел тонкий шрам, а нос был приплюснутым, из чего я сделал вывод, что мой новый шеф занимался боксом.

– В пограничниках служил, офицер? – без предисловий начал он.

Я молча кивнул, пытаясь догадаться, чем занимался этот битюг в недавнем прошлом.

– Значит, о дисциплине понятие имеешь. Предупреждаю: будешь болтать лишнее, вести двойную игру, своевольничать – закончиться может весьма плачевно. – Бастилин открыл сейф, достал конверт, протянул мне: – Здесь деньги. Приоденься поприличней, не жмоться, должен быть красивым и умным. Это тебе не граница.

– А при чем тут граница?

– Я так сказал. Пойдешь, пропишешь глазки, перекантуешься эту ночь здесь, а сейчас свободен. Завтра к девяти утра в новом костюме – как штык. Вопросы есть?

Вопросов у меня не было. Вместо магазина я поехал на „Красногвардейскую“. Возле гастронома околачивались обормоты. Денег на пиво у них не было, поэтому глаза их заплыли похмельным салом.

Профессора я нашел в гастрономе. Он сидел у окна и оцепенело смотрел, как падает снег. Я шлепнул его по плечу, он обрадовался и сразу заметил перемены в моей судьбе, хотя я еще не приобрел себе нового прикида.

– Вижу, ты забираешься выше… Смотри поаккуратней. Твоя внутренняя аура вошла в соприкосновение с чем-то черным. Будь осторожным.

Я пообещал. Потом мы выпили пива, и я заставил профессора взять у меня немного денег. Он отказывался, потом согласился – в долг. Я забрал у Дарьи свою сумку и чемодан, и мы с грустью расстались, пообещав друг другу встретиться на следующей неделе.

В магазине „Руслан“ на Садовом кольце я купил себе синий костюм, который должен был выгодно оттенять мое пожелтевшее за последнее время лицо. Отметив в зеркале легкую небритость, я пожелал себе успеха и решил поужинать в ресторане. Свой выбор, вдруг заностальгировав, я остановил на „Тарасе Бульбе“…

У входа меня радушно встретил таджик в украинском национальном костюме, широченных шароварах и соломенной шляпе. Я ему сказал: „Салам алейкум!“ Но он, не поддавшись на провокацию, заученно ответил: „Здоровеньки булы!“

Я заказал у приветливой узбечки в вышитой украинской сорочке, с косой, уложенной колбаской на голове, борщ, „Немировку“ с перцем, половину утки, всякие закуски, селедку, холодец и жбан квасу. Сало тут давали бесплатно, в приложении к горилке.

„Почему они не боятся, что я сбегу, не отработав задатка?“ – подумал я о своих новых хозяевах. И тут мне показалось, что чей-то скользкий взгляд блуждает у меня за спиной. Я уронил коробок спичек и, наклонившись за ним, уселся другим боком. Возле входа стоял парень в сером костюме и равнодушно пускал кольца дыма к потолку. К нему вышла девушка, он взял ее под руку и провел к столику в противоположном углу зала. На меня они даже не посмотрели. „Чепуха“, – раздражаясь на свои страхи, подумал я… В зале сидели еще три кавказца, они безуспешно бомбардировали шампанским соседний столик, где томно болтали две юные блондинки. К бутылкам они не притрагивались, но и не отправляли обратно. Еще были иностранцы – пожилые и тихие туристы, озабоченные поиском экзотики.

И я, благословив себя (ибо никто другой это не сделал бы), стал предаваться чревоугодию, понимая, что вряд ли меня когда-нибудь еще занесет на Украину. Выпив бутылку „Немировки“, я перешел на чистейший украинский язык и затребовал „ще горилки та скоромных вареников“. Узбекская украинка растерялась, затеребила ленточки на головушке, ее монисто задребезжало, зазвенело, она растерянно развела руками. „Ее тезаурус не адекватен реципиенту“, – подумалось мне в этой ситуации. Кто не в курсе – эту лабуду на первом курсе журфака того же МГУ сообщают преподы на первой же лекции очумевшим от счастья поступления студентам. Это означает: „Не умничай там, где тебя не поймут“.

Вместо украинской узбечки появился тяжелый дядя, в европейском костюме, но с расшитой рубахой. На его лысой макушке мокро прилип оселедец – волосяной хвостик. Я понял, что это переводчик. Он устало вытер пот на макушке – о ужас! – оселедец оторвался. Я успел его подхватить уже у самого пола.

– Дякую! – без тени смущения сказал он и, ловко выхватив у меня оселедец, тут же пришлепнул его обратно на макушку. – Добрий вечир! У пана е бажання?

– Е бажання! Скоромных вареников хочу.

– Скоромных вареников? Будь ласка!

– А ще хочу, шоб воны до моего рта сами скакали, як жабы.

– Як Пузатому Пацюку на хуторе близ Диканьки?

– Ото саме.