Узники Тауэра

В глазах нормандских баронов и англичан Ральф Фламбард олицетворял ненавистный деспотизм Вильгельма Рыжего. После смерти последнего жители Лондона арестовали епископа, а Генрих Ученый заточил непопулярного прелата в Тауэр, где тот мог вполне оценить справедливость поговорки о том, что не следует рыть другому яму.

Впрочем, новый король не проявил излишней жестокости. Хотя Ральф и содержался в твердыне, строительству которой он в свое время так усердно способствовал, с ним обходились скорее как с гостем, нежели как с узником. Он жил в комнатах банкетного этажа, где было много воздуха и света, камин, отдельный кабинет и свободный доступ в часовню Святого Иоанна Богослова. Констебль Тауэра Вильгельм де Мандевиль, назначенный его тюремщиком, получал из казны два шиллинга в день на его содержание. Опальному епископу дозволили иметь прислугу, капелланов и посылать за яствами и напитками, которые мог оплатить его карман. А поскольку Ральф был одним из богатейших людей Англии, то, понятно, он не голодал даже в постные дни.

Скоро он доказал, что является и одним из умнейших людей королевства, ибо сумел осуществить хитроумный план побега.

Надо сказать, что поначалу Ральф рассчитывал выйти из тюрьмы вполне легально, для чего обратился за содействием к архиепископу Кентерберийскому. Но Ансельм, только что возвращенный указом Генриха Ученого из изгнания, куда его отправил сам Ральф, в ответ на просьбу своего гонителя в раздражении воскликнул: «Вон собаку! Я его не признаю ни как брата, ни как священника!» Ральфу не оставалось ничего другого, как самому позаботиться о своем освобождении.

Храбрые нормандские рыцари, приставленные к Ральфу в качестве стражей, были веселые ребята, любившие хорошее вино и удалые песни. Чтобы завоевать их расположение, Ральф посылал за лучшими винами и заказывал для них роскошные обеды. Наконец его план созрел. В один из долгих зимних вечеров 1101 года Ральф усадил своих стражей за пирушку, особенно обильную возлияниями. Дождавшись, когда рыцари один за другим попадали под стол, Ральф поднялся, вынул из одного сосуда заранее приготовленную длинную веревку и, привязав ее к окну, начал спускаться с двадцатиметровой высоты. Но веревка оказалась недостаточно длинна, грузный беглец тяжело упал на землю и сильно расшибся. На счастье, внизу его дожидались верные слуги, которые отнесли епископа в лодку. Дальнейший путь Ральф проделал без приключений и благополучно добрался до французского берега, с деньгами и знаками епископского достоинства.

Следующий узник Тауэра, последовавший его примеру, был менее удачлив. Гриффин, герцог Уэльский, был заточен в Белую башню при короле Генрихе III. Пленника поместили в ту же комнату, в которой полтораста лет назад жил епископ Ральф. Гриффин полагал, что воин всегда сможет сделать то, что удалось священнику. Однажды ночью он разорвал свои простыни, скрутил из них веревку и стал спускаться на землю. Однако ему не повезло. Гриффин, подобно своему предшественнику, был грузен, и веревка не выдержала тяжести – он разбился насмерть. Изображение его побега имеется в одной старинной книге. Сделанный там же рисунок вносит кое-какие уточнения в картину побега. Веревка, по которой спускался Гриффин, изображена привязанной за крышу. Видимо, узник был настолько толст, что не смог пролезть в окно, и был вынужден подняться на крышу башни. Быть может, именно эти лишние метры и сыграли роковую роль в его судьбе.

Глава вторая

Тауэр при Плантагенетах

Генрих I Ученый опирался на английское население королевства, чьи права он подтвердил особой хартией – прообразом Великой хартии вольностей. Англичане при нем исцелились от страха перед завоевателями-нормандцами. В 1106 году английская армия высадилась в Нормандии и разбила рыцарей Роберта Короткие Штаны, отомстив за Гастингс. Сам Роберт был взят в плен, ослеплен и заточен в тюрьму. Теперь уже Нормандия подпала под власть английской короны.

Король Генрих I удачно воевал, но в душе был не столько воином, сколько государственным человеком. В кресле рабочего кабинета он чувствовал себя более на месте, нежели в рыцарском седле. Начитанный, красноречивый, любящий как духовные, так и плотские наслаждения, он содержал при дворе гарем из любовниц и целый штат поэтов и певцов. Он никогда не искал любви народа, но пользовался неизменным уважением со стороны англичан за хорошее управление.

Хроники того времени полны похвал в его адрес. «Он управлял суровой рукой, – пишет один хронист, – но эта суровая рука была рукой короля, а не тирана». «Его сильно боялись, – добавляет другой, – никто в его время не осмеливался делать зла другому. Он дал мир и людям, и животным». «Он держал в страхе могучих графов и лордов, – свидетельствует третий, – но он всегда любил и защищал мирных людей…» До конца его долгого, тридцатипятилетнего царствования самые гордые бароны сидели в узах в его темницах, в том числе и в Тауэре.

В 1035 году добрый король Генрих умер, объевшись рыбой. На английский престол взошел Стефан, внук Завоевателя. Однако он правил недолго. Через пять лет он попал в плен к мятежным баронам. Королевская власть была как бы уничтожена.

Наступили ужасные времена войны всех против всех. «Бароны переполнили землю замками, – говорит хроника, – они безжалостно угнетали несчастный народ, заставляя его работать на постройках этих замков; а когда построили их, то наполнили их дьяволами и вооруженными людьми».

Победив короля, бароны принялись грызть друг друга – «они дрались между собой с отчаянной ненавистью, они портили прекраснейшие замки пожарами и грабежами…».

Бедствия простого народа были неисчислимы. Бароны «вешали людей за ноги и прокапчивали их вонючим дымом. Некоторых они вешали за большие пальцы, других за голову и поджаривали им ноги. Они обертывали головы людей узловатыми веревками и закручивали их до тех пор, пока не вылезал мозг. Они сажали людей в темницы, где кишели жабы и змеи, и там они подолгу мучили их. Во многих замках находились отвратительные и ужасные цепи, именуемые лисой (rachenteges), такие тяжелые, что их поднять можно было только вдвоем или втроем. Эти цепи прикреплялись к бревну и своей острой стороной окружали шею человека, так что он не мог ни сидеть, ни лежать, ни спать – и в такую-то тяжелую лису заковывали одного человека. Многие тысячи людей поморили они голодом».

Вероятно, и Тауэр в эти годы не раз оглашался воплями несчастных безымянных страдальцев.

Королевская власть была восстановлена при помощи церкви. Ввиду прекращения династии Вильгельма Завоевателя королем Англии был избран Генрих II Плантагенет, происходивший из Анжуйского дома. В Тауэре, на монаршем престоле, вновь утвердились короли-чужеземцы.

Прекрасная Мод

Первые короли из династии Плантагенетов – Генрих II и Ричард I Львиное Сердце – большую часть своей деятельности посвятили устройству дел Анжуйского дома на континенте. Эту политику продолжил и Иоанн I Безземельный. Но с потерей в 1204 году Нормандии, отошедшей к домену французского короля, Иоанн должен был обосноваться в Англии. С этих пор Англия постепенно становится родиной своих государей, которым приходится управлять ею самим, никуда не уезжая.

Однако для Иоанна, как и для его брата, Ричарда Львиное Сердце, посетившего Англию всего два раза, островное королевство все еще было просто страной, чье золото покупало ему наемников для расширения французских владений Анжуйского дома. При таких взглядах борьба короля со своим народом оказалась неизбежной.

«Сам ад, как он ни грязен, покраснел бы от присутствия Иоанна», – гласил единодушный приговор современников об этом короле. История смягчила его – впрочем, ненамного. Этот заочный обитатель ада обнаруживал живой ум, проницательность, любезность в обращении. Злейшие его враги признавали, что он усердно занимается делами управления. Иоанн обладал даром добиваться дружбы мужчин и любви женщин.

Но, несмотря на все эти дары природы и плоды хорошего воспитания, Иоанн стал худшим королем Анжуйского дома. Все свойственные его представителям дурные наследственные черты – эгоистичность, необузданная похотливость, жестокость и тирания, бесстыдство, циничное равнодушие к чести и истине – сплелись в Иоанне в один мерзкий клубок пороков. Еще будучи ребенком, он в порыве раздражения вырывал бороды у ирландских вождей, приехавших признать его своим повелителем. Его неблагодарность и коварство в конце концов свели в могилу его отца, Генриха II. По отношению к старшему брату, Ричарду Львиное Сердце, он был самым подлым из изменников. Весь христианский мир считал Иоанна убийцей его племянника, Артура Бретонского. Он бросил одну жену и был неверен другой. Налагаемые им наказания доходили до утонченной жестокости: он морил голодом детей и давил стариков свинцовыми бабами. Его двор был домом распутства, где ни одна женщина не была свободна от королевских домогательств, и он первый со свойственным ему цинизмом объявлял о позоре своих жертв. В своем суеверии Иоанн был настолько же подло труслив, насколько бесстыдно нагл в безбожии и кощунстве. Он смеялся над священниками и поворачивался задом к алтарю – даже во время собственной коронации, но никогда не отправлялся в дорогу, не повесив на шею частицы святых мощей.

И все же вместе с пороками своих предков Иоанн унаследовал и их способности: он был отличным полководцем, а по широте политических комбинаций превосходил всех современных ему государственных деятелей. История его царствования показывает, что король, потерявший Нормандию, сделавшийся вассалом Папы и погибший в отчаянной борьбе против английской свободы, был не слабый и беспечный сладострастник, а способнейший и бессовестнейший из английских королей.

В Англии Иоанн был одинок. Церковь выступала против него. Баронов он оскорблял с самого начала царствования, захватывая их земли и беря в заложники их детей. Народ стонал от невыносимых поборов, которыми король стремился покрыть немыслимые военные издержки. Но незаконные вымогательства, захват замков, предпочтение, оказываемое при дворе иностранцам, казались английским баронам пустяками по сравнению с покушениями короля на честь их жен и дочерей.

В царствование Иоанна Безземельного в Тауэр попала первая и прелестнейшая из длинного ряда его узниц – Мод Фиц-Уолтер, которую трубадуры называли Прекрасная Мод. Ее отец, лорд Роберт Фиц-Уолтер, владелец замка Бейнард на Темзе, был одним из могущественнейших баронов королевства. Но это обстоятельство не помешало Иоанну во время очередной ссоры со своей супругой, королевой Изабеллой Ангулемской, положить глаз на прекрасную дщерь своего вассала.

Ни Мод, ни ее отец и слышать не хотели о позорных предложениях короля. Тогда Иоанн, словно злой карлик из сказки, похитил красавицу и заключил ее в Тауэр, надеясь, что там девушка сделается уступчивей. Лорд Фиц-Уолтер поднял крик на все королевство, а Иоанн в ответ двинул войска на Бейнард. Фиц-Уолтер должен был бежать из Англии вместе с женой и другими детьми, оставив Мод томиться в заточении.

Ее поместили в одну из круглых башенок на крыше Белой башни – самую высокую и холодную клеть в Тауэре. Но прекрасная узница оставалась непреклонна – ни холод, ни голод, ни одиночество не могли одолеть ее гордости. Вне себя от злобы и неудовлетворенной похоти, король однажды послал ей со слугой отравленное яйцо. Мод отведала угощения и умерла.

Между тем Роберт Фиц-Уолтер возвратился в Англию с призывом обуздать тирана. Бароны и духовенство примкнули к нему, провозгласив обесчещенного лорда «маршалом армии Бога и святой церкви». Восставшие поклялись не класть оружие до тех пор, пока Иоанн не подтвердит их привилегий хартией, скрепленной королевской печатью.

Верность Иоанну сохранили всего семь рыцарей. Королю пришлось вступить в переговоры с мятежниками. В середине июня 1215 года король и предводители баронов сошлись на одном из островков Темзы, между Виндзором и Стэнсом, близ болотистого луга Руннимед. В первый же день переговоров была подписана Великая хартия вольностей – законодательная основа английской свободы. Впервые со времен Вильгельма Завоевателя Англия проявила себя единой нацией. В хартии не было ни слова о разделении населения на англичан и нормандцев – все жители королевства были признаны англичанами, на всех распространялись английские законы. Епископы и бароны добились прав не только для себя, но и для простых людей – фригольдеров,[2 - Свободные землепашцы] купцов, горожан и вилланов.[3 - Крестьяне, находившиеся в крепостной зависимости от баронов.]

Списки Великой хартии вольностей были разосланы для хранения во все соборы и церкви.

Лондонцы открыли ворота армии лорда Фиц-Уолтера. Мод была похоронена в аббатстве Дунмо, а ее безутешный отец овладел Тауэром как залогом верности короля данному слову. Впоследствии лорд отправился в крестовый поход и умер, сражаясь за Гроб Господень. А Иоанну нарушить хартию помешала смерть, настигшая его в следующем году.

Генрих Строитель

В момент смерти Иоанна I Безземельного его сыну Генриху было девять лет. В 1227 году он объявил себя достигшим совершеннолетия и стал править под именем Генриха III.

У этого короля было несомненное чувство изящного. Патрон и друг литераторов и поэтов, он и сам был искушен в «веселой науке» трубадуров. Чуждый пороков своего отца, он в то же время не обладал и его дипломатическими способностями. Генрих III любил пустое и расточительное времяпрепровождение, а все его представления об идеальном управлении сводились к мечте о королевском абсолютизме. Он тешил себя надеждой отвоевать потерянные заморские владения и мечтал об отмене Великой хартии вольностей. Шестнадцать Смутных, мятежных лет в борьбе за укрепление трона; семнадцать скучных лет упорных попыток установить королевский абсолютизм; семь критических лет междоусобной войны и торжества баронов; и, наконец, восемь ничем не примечательных лет мира и сравнительно хорошего правления – такова вкратце история долгого царствования Генриха III.

В историю Тауэра он вошел как главный создатель его современного вида.

К тому времени замковая архитектура претерпела значительные изменения. С XII столетия древний нормандский замок с его квадратной, массивной башней стал окружаться внешними укреплениями, становившимися все более сложными. Прежде всего, к главной башне прибавились наружные стены, которые затем были укреплены дополнительными башнями; новые башни появились и внутри ограждения, со стороны ворот, чтобы производить перекрестный огонь с флангов по ворвавшемуся в замок противнику. Бойницы и сильно выдающиеся галереи возвышались выступами над стеной, чтобы дать возможность гарнизону лучше обозревать ров и подножие стен. Наконец сам замок превратился в комбинацию весьма сложных укреплений с несколькими рядами обороны.

Генрих III остался в памяти английского народа как Генрих Строитель. Это был государь с эпическими архитектурными фантазиями, как доказывают Корфе, Конвей, Бомари и многие другие поэмы в камне, созданные в его царствование. Он не только проводил много времени в Белой башне, но и не жалел средств на укрепление и украшение Тауэра. Его главным каменщиком был Адам де Ламбурн, но Генрих III зачастую сам выступал распорядителем работ. Целый ряд построек Тауэра – Водяные ворота, набережная с пристанью, Колыбельная башня, Фонарная башня, в которой он устроил свою спальню и кабинет, Галерная башня и одна из стен – обязан ему своим возникновением. Не довольствуясь одной только прочностью кладки, он украсил внутренние покои фресками и лепниной, а часовни – разноцветными стеклами, скульптурами и резьбой; в церкви св. Петра он повесил мелодичные колокола.

Для своего замка король не жалел ни забот, ни золота, он посылал за мрамором в Пурбек и за камнем в Кайену. Все лучшее, что есть в Тауэре, – мраморные украшения, тонкая резная работа, благородство очертаний – появилось в нем благодаря неусыпным трудам Генриха Строителя.

Изменения в замковой архитектуре, о которых говорилось выше, отразились и на Тауэре. При Генрихе III Тауэр стал делиться на Внутренний и Внешний дворы. Это разделение замка на две части важно помнить, чтобы лучше представлять себе многие эпизоды, сценой которых была лондонская Башня.

Внутренний двор, в главных чертах спроектированный еще Гундульфом Плакальщиком, заключал в себе древнейшие сооружения: Белую и Сторожевую башни, королевские покои и галереи, монетный двор, сокровищницу, сад, церковь Святого Петра, Большой зал, комендантский дом и прочие хозяйственные помещения. Внутренний двор был огорожен стеной с двенадцатью башнями, которые носили следующие названия: Бошанская, Колокольная, Садовая (или Кровавая), Зальная, Фонарная, Соленая, Широкострельная, Констебля, Мартинова, Кирпичная, Кремневая, Боверская. В стене были только одни, чрезвычайно узкие ворота, находившиеся возле Садовой башни. Дорога тут при выходе из крепости круто уходила вверх, что давало осажденным большие преимущества, позволяя держать под обстрелом отлогий холм напротив. Колокольная и Фонарная башни, возвышающиеся над береговой дорогой, служили маяками для кораблей, плывущих по Темзе: на первой висел колокол, на второй горел огонь.

Внутренний двор был королевским жилищем. Внешний двор принадлежал народу.

Своим планом и по большей, части воплощением Внешний двор обязан Генриху III. Его территория простиралась от стены до Темзы и состояла из нескольких улиц, переулков и укреплений, защищавших пристань. Башни Внешнего двора назывались: Средняя, Бейуардовая, Водяная, Колыбельная, Колодезная, Галерная, Железных ворот (позже появилось еще несколько). Здесь же находились Водяные ворота, два вала и крытые переходы.

Внешний и Внутренний дворы сообщались посредством Большого зала (стоявшего рядом с Зальной башней), чьи двери выходили во Внешний двор.

Горожане не имели права доступа во Внутренний двор, являвшийся собственно замком, королевским жилищем. Во Внутреннем дворе король хранил казну и сокровища, которые показывались народу только в день коронации; Внутренний двор был его твердыней, где он держал скованными своих врагов; здесь находились его собственная часовня и частная плаха. Во Внутреннем дворе король выступал в качестве феодала, сюзерена и мог делать что угодно – никто не думал оспаривать у него этого права. Зато и на казнь внутри замка, произведенную волей одного короля, без санкции парламента, народ смотрел почти как на убийство.

Право входа на Внешний двор, напротив, числилось среди привилегий лондонцев, и это право было обставлено довольно комической торжественностью. Бароны и горожане собирались в церкви на Башенной горе и посылали шестерых депутатов в Тауэр просить короля, чтобы он запретил своей страже запирать ворота и караулить их во время входа и выхода горожан, так как, по их словам, было несправедливо и противно городским вольностям, чтобы кто-либо стоял у ворот Тауэра, кроме тех, кого назначит для этого сам народ. Получив королевское разрешение, лондонцы посылали народных стражей на назначенные посты. Потом горожане избирали троих лиц почтенного возраста, умеренных воззрений и скромной речи для представления своих требований королю. Правила, которыми руководствовались эти народные представители, были довольно строги. Мэры, олдермены,[4 - Городские старейшины.] шерифы, глашатаи – словом, все идущие в Тауэр по общественному делу должны были чисто вымыть лицо (в Европе того времени люди имели обыкновение умываться два-три раза в месяц), коротко остричь волосы, надеть приличную обувь и одежду и явиться без шапок и плащей. Никто не мог идти к королю с больными глазами или слабыми ногами.

Целью всех этих правил было сохранить право доступа в судебные учреждения – суд королевской скамьи и суд общего права, располагавшиеся в Тауэре. В древних рукописях означено, что первый из этих трибуналов помещался в королевской части Тауэра, а второй – в народной. Суд королевской скамьи собирался в комнате, который летописцы называют Малым залом – у восточного бастиона Сторожевой башни; суд общего права заседал в Большом зале, на берегу реки (это здание ныне не сушествует; по сохранившимся рисункам видно, что Большой зал имел готическую архитектуру).

Выйдя из калитки Бейуардовых ворот и перейдя через южное колено рва, можно было попасть на пристань – узкую полоску берега перед крепостью, отнятую у реки и укрепленную каменными столбами. Пристань – одно из чудес царствования Генриха III, ибо эту полосу земли надо было отвоевать у Темзы и защитить от напора ежедневных морских приливов; надо было вбить сваи в илистое дно, а между ними насыпать груды земли и щебня и обложить эту массу камнями. Особую важность этим работам придала постройка Водяных ворот, господствовавших над единственным выходом из Тауэра в Темзу. Это великолепное сооружение имело вид громадной арки, сквозь которую текли воды реки. Этот водяной проход в крепость в народе назывался Воротами Изменника, так как именно через него государственные преступники попадали в Тауэр – их привозили туда на лодке.

Строительство пристани дает наглядный пример того, с каким упорством Генрих III проводил в жизнь свои проекты. Надо сказать, что жители Лондона вовсе не чувствовали той гордости, которую ощущал король, возводя пристань и Водяные ворота. Напротив, эти работы были чрезвычайно непопулярны в народе. Лондонцы видели в этом строительстве угрозу своей свободе и своим кошелькам, поэтому всякая весть о неудаче встречалась радостными криками. Однажды они даже подали королю жалобу, протестуя против возведения новых укреплений. Король не внял народной просьбе, но небо, казалось, услышало ее. В апрельскую ночь святого Георгия 1240 года, в то время когда весь Лондон молился, Водяные ворота и стена со страшным грохотом рухнули в воду – никто не знал, как и почему. Видимо, в эту весну приливы были особенно велики, и напором волн подмыло речной ил вокруг свай.

Но Генрих III не зря назывался Строителем – он не поддался отчаянию. Дело было начато сызнова и по улучшенному плану. Однако ровно через год, в ту же ночь святого Георгия, башня вновь низверглась в реку, усыпав берег камнями. Летописец, монах из монастыря Святого Албана, повествуя об этом событии, приводит рассказ одного патера, который будто бы видел на месте трагедии призрак святого мученика Фомы, архиепископа Кентерберийского, который ударил крестом по стенам, чем и вызвал разрушение Водяной башни. На вопрос патера, зачем он это сделал, архиепископ ответил, что, будучи лондонцем, не любит этого сооружения, возводимого во зло городским правам.

Однако и призрак не испугал короля. Двенадцать тысяч марок уже было израсходовано на строительство, от которого остались одни развалины. Но башня была необходима для защиты пристани – и на другой день после второго несчастья упрямый Строитель разгребал мусор и вгонял фундамент еще глубже в дно реки. На этот раз работы были произведены так надежно и прочно, что с тех пор сваи ни разу не покачнулись и по сей день. Все же грозное видение не было забыто в народе, и Водяные ворота получили еще название башни Святого Фомы.