Аист. Абсолютно правдивый роман в стихах

Воздух сочен, свеж, без капельки изъяна,
Изумруд травы под простынью тумана.
Пять минут ходьбы, и вот родная речка,
Вот заветное уловное местечко,
Здесь всегда плотва голодная шныряет,
Всё, что ей ни кинешь, жадно заглотает.
Звучны в заводи тенистой рыбьи всплески,
Пальцы рвут в азарте тонкий волос лески,
На крючок насажен жирный вкусный шитик,
И Серёжка замирает, как в забытьи.
Глянуть сбоку, он не жив, ну точь – картинка,
Но, вот клюнула кровавая гусинка,
И картинка моментально оживает
И Серёжка ловко рыбу подсекает!
Красногрудая, блестящая плотвица,
Не успев, наверно, толком удивиться,
Через миг уже тоскует на кукане,
Философствуя о жизненном обмане!

Пробежали три часа единой нотой,
И теперь Серёжка занят лишь заботой,
Как бы так ему нести свои трофеи,
Чтобы все их лицезрели ротозеи!
И решил пойти он дальнею тропою,
Что, по берегу змеясь по-над рекою,
На широкий луг проворно выбегала,
А потом в полей просторы уползала.
Три огромных валуна всегда лежали
С краю луга, будто травы охраняли;
Малость самую Серёжка утомился
И для отдыха на камне примостился.

Раз-другой раскрыло парня рот зевотой,
Веки сладкою наполнились дремотой,
Но вдруг резко разорвалось сна лобзанье,
И споткнулся ритм размеренный дыханья.
Рядом с камнем, где Серёжка примостился,
Не понятно, как? откуда? очутился
Аист бЕло-чёрный – это всё реально! —
И смотрел в глаза Сережкины печально.
И Серёжка, как в какой-то доброй сказке,
Подошёл к красивой птице без опаски,
Улыбнулся, потянулся к ней руками,
Но увидел пятна крови под крылами.

5

Этим летом жил Серёжка во времянке,
Места здесь немногим более, чем в танке,
В долгий дождик сыро, в ясный день жарища,
Но, однако ж, – персональное жилище!
Здесь с Серёжкою и аист поселился,
Он спокоен был, на волю не стремился,
Но ходил за новым другом всюду следом,
Будто циркуль, метр отмеривал за метром.

Как умел, лечил Серёжка крылья птицы,
Тщетно звал ветеринара из больницы,
Но тот вечно то с похмелья, то в запое
Или что-то ещё важное такое.
И не стал Серёжка кланяться кому-то,
Птицу он теплом души своей укутал,
Он беседовал с ней долгими часами,
Реже видеться стал с верными друзьями.
Как он им бы объяснил, – да не поверят,
Только взглядами презрительно измерят, —
Что он, аист, друг такой же закадычный,
Пусть обличием своим и необычный?!

Нет, Серёжка не был заперт в келье тесной,
И друзей, с их жизнью шумной, интересной,
С их заботами, чудачеством, игрою
Обойти не мог он, ясно, стороною.
Был футбол, была рыбалка и купанья
И иные – спорта вне – соревнованья,
Были вылазки в чужие огороды
(Что тут грех таить, и мы из той породы!).

Голубика наливалась синевою —
Пропусти, поди, событие такое! —
Пацаны, взяв, кто бидон, кто туесочек,
Сев на велики, поехали в лесочек…

Мать Серёжки птице-аисту не рада,
Невзлюбила инвалида с полувзгляда,
И огромными глазами зло сверкала,
Только где её случайно замечала.
Эх, да спрятаться б в сарай неловкой птице
И сидеть там тише шороха ресницы,
Взор скучающий бросая за окошко,
Ожидая, ну когда ж придёт Серёжка!
Нет, не пряталась в каморке тесной птица,
Как увидит мать Серёжки, к ней стремится
И в глаза её заглядывает дерзко,
Будто что-то сообщить ей хочет веско!

– Что ты бегаешь за мною, худобИна?!
У меня отнять ты хочешь душу сына?
Он меня теперь почти не замечает,
Одного тебя, калеку, привечает!