Червем ползущие

– Ты не можешь себе представить, как хорошо на море дышится! Выйдешь, бывало, из душной каюты на палубу… Кругом – безграничный простор… воздух… да какой воздух!.. Чувствуешь, что с каждым подъёмом груди в нее врываются жизнь… здоровье… свежие силы!..

Владимир подошел к столу и заглянул в книгу, которую читал Болотов.

На лице его выразилось изумление.

– Что это у вас: Евангелие?..

– Да!.. Я его часто читаю!

Студент пожал плечами и присел. Несколько секунд иронически смотрел на дядю, а затем сказал:

– Вот смотрю я на вас, дядя, и удивляюсь… Морской офицер… человек вполне интеллигентный… Изъездили весь мир вдоль и поперек… все видели!.. А, между тем, простите… как бы это так выразиться: вы какой-то мистик! Возитесь с духовными книгами… ни одной церковной службы не пропускаете…

– Чему же тут удивляться?.. Я – верующий… вот и все!

Улыбка пробежала по губам студента.

– Да… но в наше время… это так дико звучит… так странно слышать!..

Болотов нахмурился. Он не любил говорить с современной молодежью на эти темы…

– В «ваше время»?.. Безвременье, хочешь ты сказать?.. Да, ты прав: в ваше безвременье, когда вы все отрицаете, когда вы не верите ни в Бога, ни в чёрта, – такие, как я, могут быть и в диковинку!

– Но, ведь, доказано…

– Что доказано?! – вспыхнул Болотов. – Кем доказано?.. Доказано сухими, не знающими жизни, не чувствующими красоты её, мозгами! А я видел жизнь… – встал он с кресла, – понял красоту её… чувствую природу… И потому я верю! Слышишь ли: верю! И ни твоя физика, ни твоя химия меня не разубедят! Но оставим, я не люблю этих разговоров!..

Он волновался, и Владимир понял, что сделал ошибку, заведя этот разговор… И со смущенным взглядом подошел к Болотову.

– Да вы, дядя, не сердитесь… Это же простой философский спор! А вы уж и взволновались! Простите: больше никогда не буду!

Он протянул руку, которую Степан Васильевич, улыбаясь, пожал.

– Да я не сержусь! Но мне всегда больно, когда отрицают религию… Поверь, друг мой: я и постарше тебя, и больше тебя в жизни видел… И вот что я скажу тебе: какая бы религия ни была… какие бы дурные стороны она ни имела – тот народ, в котором она живет, не пропадет никогда!.. А вот когда исчезнет религия… когда потеряет народ своего Бога – пусть это будет даже идол, – грош этому народу цена и он исчезнет с лица земли! Это уже не раз доказывала история!

– Да я, право же, ничего… – оправдывался все еще смущенный Владимир.

– Бросим! Вот что: я пойду к себе… А если наши будут спрашивать, скажи, что я уже сплю!

Он пошел, не спеша, по лестнице наверх и скрылся там, за дверью, а Владимир прошел в глубину библиотечной и стал рыться в одном из книжных шкафов.

II

Минут через десять в библиотечную вошли Назаров и Дубовская. Они не заметили студента.

Дубовская, высокая, красивая женщина с гордым лицом аристократки сцены, великолепно одетая, вся в бриллиантах, весело над чем-то смеялась. За ней семенил ножками Александр Петрович, видимо рассерженный.

– Ха-ха-ха!.. – заливалась серебряным смехом артистка, облокотись спиной на стол. – Вы… ревнуете?.. Вы – Назаров!.. Который меняет женщин гораздо чаще, чем я – перчатки!.. Это забавно!..

Назаров сделал нетерпеливый жест.

– Послушайте, Надин… это уже слишком! Вы живете со мной… стоите мне безумных денег и, не смущаясь, на моих глазах, вешаетесь на шею какому-то дипломатишке!.. Я, наконец, требую, чтобы вы его оставили в покое!..

Сильно жестикулируя и негодуя, он заходил по комнате…

– А если мне нравится этот «дипломатишка»? – спросила иронически Дубовская, перестав смеяться.

– Что значит «нравится»? – остановился перед ней Назаров. – Вы влюблены в него?

– А хотя бы и так.

Он указал на себя.

– А… я?..

Она опять залилась смехом.

– Вы?.. О, вы совсем другое дело!.. Вы слишком стары, чтобы нравиться женщине, да еще такой шикарной, как я!.. ха-ха-ха!.. Но… но… – продолжала она, захлебываясь смехом – у вас много денег и вас можно терпеть!.. Я – артистка, мне нужны роскошь… бриллианты… хорошие наряды, и вы мне их даете!.. Впрочем… – прибавила она серьезно, пожав плечами, – если я вам дорого стою, вы можете от меня отказаться!

Назаров даже подпрыгнул.

– То есть, как отказаться?

– Очень просто: забыть ту улицу, на которой я живу! Вообще, Александр Петрович… – гордо выпрямилась она: – мне это все уже надоело!.. Вы слишком мещанин… слишком мелочны, чтобы принадлежать исключительно вам… Моим покровителем может быть только широкая натура!

Назаров бросился к её руке.

– Надин… дорогая… я пошутил!

– Ах, оставьте, – вырвала она руку, – вы мне противны!

Но он не отставал, с жалким видом ловя её руку. Смотрел на нее умоляющим взглядом…

– Послушайте, Надин… я пошутил… ей-Богу, пошутил!.. Правда, мне не особенно приятно, что этот будущий осел… виноват… посол… производит на вас такое впечатление, но… но если вы уж так хотите… пожалуйста!..

– Ха-ха-ха!.. Вы разрешаете?..

Он стал целовать её руки.

– Разрешаю… разрешаю!.. Но только, пожалуйста, не при мне!.. Ради Бога, не при мне, а то я ревнив!.. О, Надин… – прижал он её руку к своему сердцу: – если бы вы смогли не только брать у меня деньги, но… но иногда и любить меня!

– Вот еще чего захотели… – смеялась она. – Что же останется дипломату и еще некоторым?!. Ах, да… – вдруг вырвала она руку, – вы мне напомнили про деньги… Дайте мне, пожалуйста, тысячу рублей… мне завтра очень нужны!..

Назаров почесал в затылке…

– Вы же взяли у меня позавчера две тысячи…

– To было позавчера!.. Ну, да давайте, если вам говорят! – крикнула она повелительно.