Актуальные проблемы государственной политики

Таким образом, от незнания той реальности, в которой мы живем, наш политический класс перешел к отрицанию самого существования реальности, которая не согласуется с «тем, что должно быть». У многих политиков это стало своеобразным методологическим принципом. Этому есть масса красноречивых примеров из рассуждений самых видных и уважаемых политических деятелей и близких к ним политологов.

Очевидно, что кризис в России представлял и представляет собой клубок противоречий, не находящих конструктивного разрешения. Но политики и политологи категорически отказываются от диалектического принципа выявления главных противоречий. Они предпочитают видеть кризис не как результат столкновения социальных интересов, а как следствие действий каких-то стихийных сил, некомпетентности, ошибок или даже недобросовестности отдельных личностей в правящей верхушке. При этом исчезает сама задача согласования интересов, поиска компромисса или подавления каких-то участников конфликта – «политический класс» устраняется от явного выполнения своей основной функции, она переходит в разряд теневой деятельности. Для прикрытия создается внесоциальный и внеполитический метафорический образ «общего врага» – коррупции, разрухи и т.п.

Например, врагом-призраком представлена в России бедность, с которой надо вести общенародную борьбу. Эта концепция – выражение того расщепления сознания, каким отмечено мышление политической элиты. Ведь бедность половины, а теперь трети населения в нынешней РФ – это не наследие прошлого. Она есть следствие обеднения и была буквально «создана» в ходе реформы как новая социальная система. Известны социальные механизмы, посредством которых она создавалась, и политические решения, которые запустили эти механизмы – приватизация земли, промышленности и части социальной сферы, изменение характера распределения богатства (прежде всего, доходов), ценообразование, налоговая политика и т.д. В этом суть экономической реформы, и поскольку эта суть не меняется, она непрерывно воспроизводит бедность, даже в тучные годы.

Очевидно, что создать огромные состояния и целый слой богатых людей в условиях глубокого спада производства можно только посредством изъятия у большинства населения значительной доли получаемых им в прошлом благ, что и стало причиной обеднения. Это и служит объективным основанием социального конфликта. Есть ли признаки готовности сообщества политологов хотя бы к диалогу по этой проблеме? Нет, до сих пор никаких признаков не возникло.

Сейчас, когда прошло 25 лет реформ, накал эмоций снизился и пришло время для хладнокровного рационального анализа. Как выразился Гегель, «сова Минервы вылетает в сумерках». Более или менее исчерпывающие и соответствующие реальному положению вещей знания о том или ином общественно-политическом феномене политолог может получить лишь тогда, когда этот феномен стал свершившимся объективным фактом общественной жизни. До этого исследователь или аналитик сам участвует в общественном конфликте, и отрешиться от собственных политических предпочтений ему очень трудно.

Для современной политологии России есть огромный запас эмпирического знания, который может быть использован в учебных целях. Это социальная и политическая история кризиса и краха СССР с последующим кризисом 1990-х годов. Это знание уже «отлежалось» и систематизировано в достаточной степени, чтобы можно было формулировать учебные задачи. Крах СССР мог бы быть прекрасной матрицей нашей политологии.

Катастрофы – это жестокий эксперимент. В технике аварии и катастрофы – источник важнейшего знания. Что же говорить об обществе и государстве, само рождение и жизнь которых покрыты многими слоями мифов и преданий! Именно когда рушатся под явными ударами такие сложные конструкции, как государство и общество, на короткое время открываются глазу их истинное внутреннее строение и практика политических институтов. В этот момент можно многое понять – и о государственной политике, и об управлении.

Но очень ненадолго приоткрывается нам суть вещей, и мы обязаны сделать усилие и успеть добыть драгоценное знание, пока раны раскрыты. Это знание оплачено страданиями миллионов людей, нельзя дать ему пропасть!

Надо подчеркнуть, что нельзя понять политическую систему и государственную политику без выяснения сущности соответствующего общества – и как субъекта, и как объекта политики. Большинство учебников политологии, берущие за основу известные западные учебники, не дают реального образа общества нынешней России, как и обществ Российской империи и СССР, с которыми существующее сегодня общество генетически связано.

Эту большую работу еще требуется проделать. Однако выявить те особенности нашего общества относительно Запада, которые влияли и влияют на структуру государства и функционирование политических институтов СССР и России – особая и срочная задача. Учить российских политологов по калькам с западных учебников – все равно что послать в тыл противника отряд, дав ему карту совсем иной местности.

В этом кратком курсе мы не сможем провести отбор природных, социальных и культурных особенностей, принципиально влияющих на государственную политику России, но постараемся в каждой теме привести примеры таких особенностей.

Очевидно, что при решении подобных задач политология неразрывно переплетена с социологией. Видные американские политологи (Р. Бендикс и С.М. Липсет) даже выделяли политическую социологию как особую соединяющую их междисциплинарную область. Они писали, что «в отличие от политологии, которая исходит от государства и изучает, как оно влияет на общество, политическая социология исходит от общества и изучает, как оно влияет на государство, то есть на формальные институты, служащие разделению и осуществлению власти».

Что касается России, то наша реальность дает прекрасные учебные примеры переплетения политологии и социологии. Например, политика 1990-х годов привела к дезинтеграции общества – это предмет политологии; возникшая при этом массовая аномия привела к коррупции государственного аппарата и кризису легитимности власти – это предмет политической социологии.

При описании и анализе любой системы, в том числе политической, следует выделять три состояния (среза):

актуальное реально существующее состояние, проявляющееся в структуре;

поведение или функционирование системы;

становление и эволюция зарождающихся форм.

Системный анализ должен охватить все эти три среза, хотя бы грубо. Чаще всего, однако, внимание концентрируется на первых двух срезах – структуре и функциях.

Вообще, в классической науке главным объектом служит «то, что есть» – первые два обозначенные выше состояния. На них делает акцент «наука бытия». В последние десятилетия все больше внимания уделяется неравновесным и необратимым процессам, нелинейности и разрывам непрерывности, переходам «порядок – хаос». В этих процессах зарождаются новые системы – это «наука становления».

За последнее столетие российское, затем советское, а затем и постсоветское государство переживало именно катастрофы и переходы «порядок – хаос». Революции, войны, форсированные программы, смены поколений при стрессе массового изменения образа жизни, катастрофические реформы – все это требует от политологии освоить и развивать методологические подходы именно «науки становления». Здесь зарождаются и гибнут ростки новых социальных форм, обещающих шанс на преодоление кризиса, здесь возникают и лавинообразно развиваются новые, непривычные угрозы.

Взгляд на государственную политику и управление под углом зрения «науки становления» требует от политолога представлений не только об особенностях России, но и об особенностях состояния России. В таких особых состояниях в разные исторические периоды пребывали практически все государства, и везде от политологов (неважно, как их называли) требовалось специальное знание специфики момента.

Назовем некоторые важнейшие «состояния России», о которых пойдет речь в нашем курсе.

1. Россия переживает необычный («системный») кризис, который считается самым глубоким и длительным в истории индустриальных обществ. Некоторые видные политики называют это Великой капиталистической революцией, другие считают эпизодом незакончившейся русской революции ХХ в.

Ясно, что речь идет о чрезвычайном периоде бытия страны и государства – как тяжелая болезнь есть чрезвычайный период в жизни человека. К больному человеку – особое отношение, ему нужны уход, лечение, сострадание и терпимость близких. Так же и государственная политика и управление – в период кризиса они должны следовать иным индикаторам, нормам и критериям, нежели в обычные периоды или тучные годы. Такая чрезвычайная «кризисная» политика – предмет политологии, крайне актуальный сегодня. Эта особенность практически не упоминается в учебниках.

2. Общество – это гетерогенная динамичная система, которая и в норме представляет собой арену множества противоречий. В условиях кризисов сложность и скорость развития противоречий и конфликтов резко возрастают. Общество становится системой крайне неравновесной, процессы приобретают нелинейный характер, возникают критические явления, необычные кооперативные взаимодействия, при которых интенсивность конфликтов может вдруг увеличиться на несколько порядков, и пр. Одна из постоянных функций государства – иметь «карту противоречий» (в динамике), разделяющих общество, обновляемый набор альтернативных действий для разрешения противоречий, их «замораживания» или подавления.

Этот срез политики также не упоминается в учебниках или упоминается вскользь. Это значит, что в принципе государственная политика не проблематизируется, государство и общество трактуются как равновесные системы, в которых идут стационарные процессы. Если что-то делается не так, то это представляется следствием отсталости или некомпетентности нашего госаппарата или населения. Политолог не может списывать проблемы на такие факторы, это называется «заметать мусор под ковер».

3. Особенностью состояния России, причем аномально тяжелой, является дезинтеграция общества и параллельно дезинтеграция народа (нации). В ходе «капиталистической революции» произошел распад ключевых социокультурных общностей (рабочих, интеллигенции, офицерства и др.), что создало крайне сложные и необычные условия для политики государства.

В российской социологии это центральная тема, в ней накоплен огромный эмпирический материал, обсуждаются доктрины «сборки» общностей и их соединения в общество – все это не оставило никакого следа в учебниках политологии.

А ведь тут – корень множества политических проблем, разбираться в которых как раз и должны будут выпускники факультетов политологии.

Политологи должны освоить современные представления о кризисе как особой и неустранимой форме бытия общества и государства. Невозможно не только объяснить, но и описать политический процесс, не понимая, что происходит при кризисе в хозяйстве, культуре, в социокультурных и этнических общностях, в разных поколениях, в семье и т.д. Пока что над нами довлеет иллюзия устойчивости «качеств», присущих людям и общностям. Этот эссенциализм несовместим с политологией кризиса.

4. Западная политология (особенно опирающаяся на либеральную политическую философию), корнями уходящая в Просвещение, оказалась беспомощна перед всемирной волной «бунтующей этничности». Но в России политизированная этничность создает для государства по ряду причин проблемы несравненно более сложные, чем на Западе. Российская наука в этой сфере сильно отстала, политики в массе своей этого вообще «не проходили», а процессы развиваются, угрозы вызревают. Сейчас в учебнике по курсу «Государственная политика и управление» в России насущно необходим раздел, посвященный этническим проблемам «здесь и сейчас». Спецкурс не заменяет рассмотрения этой проблемы в контексте базового курса.

5. Говоря о государственной политике и управлении в нынешней России, нельзя игнорировать тот факт, что на ее территории и в зарубежье действует «недостойный двойник» (и антипод) Российского государства – организованная преступность с большими кадровыми и финансовыми ресурсами и «вспомогательными силами». Этот фактор является фундаментальным для всех стадий почти любого политического действия государства. Ситуацию усугубляют настойчивые попытки преступного мира к сращиванию с властью, особенно в регионах.

Этот фактор и родственные ему резко изменяют политический ландшафт России и делают ущербными курсы политологии, которые этот фактор игнорируют.

Исходя из этих посылок, мы и выстроили данный курс. Не будем питать иллюзий, создание «кризисной» политологии – большое сложное предприятие, но его надо начинать.

Глава 1. Власть

§ 1. Власть как неизбежный атрибут

человеческого сообщества

Власть и господство – неизбежный атрибут любого человеческого сообщества, да и животного мира. В стае птиц или обезьян все подчиняются командам вожака, а детеныши – сигналам матери. В семье возникших первобытных людей была необходима власть родителей над детьми как условие их выживания. Родственные семьи, собравшиеся в сообщества, сразу вырабатывали нормы и правила уже социальных отношений. Первобытная община не могла бы существовать без обязательных норм и запретов, нарушение которых влекло за собой наказания, в том числе насильственные. Власть возникла вместе с самим человеком, он неотделим от этой стороны его бытия.

Для существования человеческих сообществ требовалось, чтобы семьи соединялись в роды, кланы и общины, а для этого было необходимо выработать жесткие культурные нормы (вроде табу на инцест) и механизмы по надзору за их соблюдением. Как утверждал антрополог К. Леви-Стросс, первоосновой социокультурного начала была сексуальная реформа – запрет инцеста. Это табу породило систему коммуникаций, основанную на взаимообмене. Так возникли ранние формы фиксированных брачных связей и нормативного родства, правила старшинства поколений – все это и привело к формированию родовых и родо-племенных общностей.

Запрет что-то делать или приказ не делать того-то и того-то – элемент процесса становления человека и человеческого общества, формирования механизмов обуздания инстинктов, подчинения их контролю общества. Это становление нравственности и культуры. Либеральный американский философ К. Лэш сказал (с горечью и преувеличением): «Ядро любой культуры стоит на ее «запретах» (“глубоко впечатавшихся вето, выгравленных в превосходных и правдивых символах”). Вот почему имеет смысл описывать нынешние Соединенные Штаты как “общество без культуры”. Это общество, в котором нет ничего святого и, стало быть, нет ничего недозволенного».

Из истории политической науки

Кристофер Лэш (1932—1994)

Американский историк, общественный критик, специалист в области этики

Основные сочинения: «Агония американских левых» (1969), «Культура нарциссизма: американская жизнь в эпоху ослабления ожиданий» (1979), «Восстание элит и предательство демократии» (1994)

Смысл очень многих понятий проясняется через антитезу (например, добро–зло) или хотя бы через состояние отсутствия обозначаемой понятием сущности. Так, суть власти легче представить себе, вообразив состояние безвластия. Ужас этого состояния таков, что в периоды смут большинство сдвигается к поддержке той политической силы, которая проявляет способность восстановить власть и порядок.

Историческая иллюстрация

В сентябре 1917 г. в Петрограде в театре по ходу пьесы на сцене появились пристав и городовой. Публика стала аплодировать – натерпелась от безвластия Временного правительства. Во многом по этой же причине крестьяне и обыватели через год Гражданской войны поддержали красных, которые первым делом восстанавливали систему власти, в том числе проводя продразверстку (которую объявило, но не смогло провести ни царское, ни Временное правительство). Белое движение, приняв принцип «непредрешенчества», не вело государственного строительства на местах.

В Древней Греции понятию «архе» (власти) противопоставлялось начало «анархе» (безвластия) как символа общественного устройства, в котором отсутствуют всякая власть, господство и принуждение. Это слово употреблялось с отрицательным оттенком. Считалось самоочевидным, что человеческое общежитие всегда нуждается в «архе» – властном начале, способном укротить стихийные импульсы людей и обеспечить порядок.

Важно!

Под властью подразумевается способность ее субъекта (монарха, группы олигархов, организации типа хунты, правящей партии, институализированного правового государства) навязать свое господство людям, группам, классам, обществу в целом.