– Давай я ещё раз проверю, – предлагает хорунжий.
Крутиус кивает. Чуприна проверяет сначала верхнюю одежду Игонькина, а потом его самого. Крутиус вопросительно смотрит в глаза Чуприне. Тот отрицательно вертит головой. Сотник вздыхает:
– Да! История!
– Это всё черный человек сделал! – Крестится дьяк Омелько.
Чуприна задумчиво крутит на голове хохол:
– Я одного понять не могу. Ну, и забирал бы этот чертов черный человек душу русича – это ладно. А зачем ему письмо генерал-аншефа Суворова понадобилось?
– Вопрос? – Кивает сотник.
– Всё! – Выкрикивает Игонькин, – Конец!
Все смотрят на него. Тот выравнивается и гордо выходит из сеновала.
– Чего он? – Спрашивает Дарина.
– Пошёл смывать позор собственной кровью, – объясняет Крутиус.
– Это как?
– Кончать жизнь самоубивством.
Услышав страшные слова, Дарина начинает причитать. Сначала тихо, а потом все громче и громче:
– Ой, горенько какое!
За ней принимается причитать одноглазая старуха.
– На кого ж ты нас оставляешь, соколик наш ясненький?
Их поддерживает Милка.
– Ой-вей! Осиротеем мы без тебя, голубок ты наш молоденький!
– А ну, цыц! – Орет на них сотник.
Женщины мигом замолкают.
– И без ваших воплей, внутрях водовороты играют, – говорит Крктиус женщинам, а потом обращается к Чуприне, – Пошли посмотрим, чтоб он какой глупости не наделал, а то потом за него перед графом Румянцевым отвечать придется по всей строгости военного времени.
Крутиус и Чуприна выходят. Все направляются за ними.
19
Молоденький Игонькин среди инструментов выбирает косу. Примеряет её к горлу. В хлев входят Крутиус и Чуприна. Крутиус громко кашляет. Игонькин поворачивается к ним с прискорбным видом.
– А стреляться не пробовал? – Спрашивает Чуприна.
– Похороните меня под березою, в крайнем случае, под сосною, – просит Игонькин, – И маменьке отпишите, что погиб, мол, её геройский сын в неравном бою со смертельно опасным противником.
– Не сумневайся, отпишем, – кивает Крутиус, – И место тебе хорошее подберём, соответствующее твоему стану. На кладбище тебе ж нельзя…
– Нельзя, – подтверждает хорунжий.
– По статуту не положено, – объясняет сотник, – Самоубивца.
– На берегу можно.
– Ага. Возле оврага.
– Точно. Его там никто не найдет.
Игонькин пробует пальцем остриё косы. Режется. На пальце появляется кровь. Игонькин сунет палец в рот.
– Самому косой не получится, – комментирует Чуприна, – Для таких целей лучше серп взять.
– Ага. И наточить лучше, чтоб сразу, – советует Крутиус, – А то потом придется мучиться.
– Я оселок могу дать, – предлагает хорунжий, – Он у меня славный. Вмиг серп наточит.
Игонькин смотрит на них с удивлением. Он ждет, что те будут его отговаривать от самоубийства, а выходит наоборот.
– И не уговаривайте меня! Всё равно умру!
– Только давай скорей, – просит Крутиус, – чтоб засветло похоронить успели.
Игонькин ставит косу на место.
– Вы издеваетесь?
– Ни сколько, – отрицательно вертит головой Чуприна.
– А вот не буду я сейчас помирать! – Заявляет офицер.
– Ну, и правильно, – положительно принимает это решение сотник, – Зачем грех на душу брать.
Чуприна снова закручивает на голове хохол:
– Вот я и говорю: зачем черному человеку письмо Суворова? Он же души собирает. Один ответ: незачем!
– Вот и выходит, – кивает Крутиус, – что не он это письмо взял, а кто-то другой.
– Другой? – Спрашивает Игонькин.
– Другой.