– Как твой импресарио – импресарио известной артистки Кики Морэ – я всегда обязан говорить правду, только правду и ничего, кроме правды.
Номер был шикарным. Апартаменты для президентов, для шейхов, королей и миллионеров. В окне красовалась Эйфелева башня – символ Франции и Парижа. Посередине номера возвышалась огромная гора цветов из нескольких корзин.
– Извини, Кикочка, – вдруг скривился он, – но терпеть более – нет сил.
Она засмеялась, игриво оттолкнула его, отошла в сторону и плюхнулась в кресло:
– Столько лет, а ничего не меняется!
– Ничего подобного, – он помахал пальчиком в знак протеста, – меняется среда обитания, – и снова заурчал, как чеширский Кот, – можно, Кикочка?
– Хорошо, – весело согласилась она, – всё равно завтра съезжаем отсюда.
Он, чрезмерно довольный разрешением, подошел к огромному камину, стал на четвереньки, засунул голову внутрь и… жалобно-жалобно завыл.
Этот вой был таким пронзительным, к тому же усиленный дымоходом, что моментально разнёсся по всему зданию.
В одном из номеров гостиницы с одной постоялицей от воя случился удар прямо в туалетной комнате. Услышав его, она подпрыгнула на унитазе, как реактивная ракета, проскочила через всю комнату и рухнула, словно «Челленджер» на взлёте, между ванной и биде.
Все посетители ресторана, находившегося на первом этаже отеля, замерли и с подозрением посмотрели в сторону кухни: «Неужели там из кого-то делают бифштекс. С кровью?» Один из них выронил вилку, которая со звоном полетела на пол. Второй с перепуга отбросил в сторону бокал, треснувший от резонанса, вызванного воем. Третий просто свалился со стула. У ресторанного певца нота застряла в горле, и он захлебнулся своим чудным тембром голоса. Официант выронил разнос, заставленный всякими блюдами.
Пешеходы, проходившие мимо отеля, как при воздушном налёте, повалились на землю и начали отползать подальше от гиблого места.
Дежурный администратор с перепуга нажал кнопку пожарной тревоги, чем ещё больше напугал перепуганных жильцов и прохожих. Во всём отеле всё зазвенело, завыло. Противопожарная система включилась и начала заливать водой коридоры и номера. Все жильцы и работники отеля повалили прочь, сметая всех и вся, из здания на улицу. Некоторые начали выпрыгивать из окон.
И лишь в одном номере весело смеялись, глядя на эту картину: известная артистка Кика Морэ и её импресарио.
– А вот и скорая помощь пожаловала! – веселился Кузя.
И действительно: к парадному входу отеля с сиреной подскочила машина скорой медицинской помощи. Из неё выскочили санитары, схватили носилки и помчались внутрь здания.
– Потом, как всегда, пожарные и полиция приедут, – вздохнула артистка.
Ей быстро надоела происходившая возня, и она отошла от окна к огромному букету цветов, погладила его, пытаясь обнять.
– Как они пахнут!
Среди сотен роз обнаружила визитку очередного поклонника, осторожно, чтобы не уколоться, извлекла её.
Маленький картонный четырёхугольник оказался не визиткой, как она подумала прежде, а посланием. На нём было всего лишь одно слово: «Пора!»
– Кузя, – ойкнула она, – смотри!
Мужчина, нехотя, оторвался от окна, подошёл к ней, взял из рук бумажку, прочёл. Торопливо достал из внутреннего кармана своего пиджака конверт, который получил у стойки администратора, нервно вскрыл его, выудив содержимое.
Это был листок с одним словом: «Пора!»
– И мне пришло, – растеряно сказал он и опустился в кресло, – пора возвращаться домой раньше, чем хотелось бы.
– Чего ты расстраиваешься, Кузьма, – тихо произнесла женщина, – зимой в России хорошо.
4
А это уже теплее. В некотором царстве, в некотором государстве… в России, то есть…
Ханты-Мансийский округ.
Где-то в тайге.
– …А ещё говорят, что этот лесничий появляется всегда, будто из-под земли и под землю уходит, – рассказывал один мужик двум другим, сидящим рядом с ним у костра, странным личностям.
– Прямо Рэмбо какой-то, – скептически произнёс Второй.
– Брехня! – махнул рукой Третий.
Сидели они на небольшой полянке под старой березой. Вокруг был зимний лес, трещавший вверху заледенелыми голыми ветками.
– Вот истинный крест, – настаивал Первый, – Народ говорит, что этот самый лесничий столько нашего народа поизвёл, что и не сосчитать вовсе. Щёлкает нас – братков-охотников, как семечки.
– Терминатор, что ли? – иронично спросил Второй.
– Брехня всё это! – зевнул Третий.
– Брехня? Вот прошлым годом, говорят, – не унимался Первый, – пошли косой Гришка с хромым Васькой капканы на мелкую зверюшку ставить. Быстро управились – расставили. Как водиться после этого закусили хорошо и к вечеру домой пошли. Идут, значит, они по дорожке, глядь, а впереди…
– «Мёртвые с косами стоят и… тишина!» – закончил за него Второй.
– Знамо дело: закусили прилично, вот хренотень всякая и видится, – продолжил Третий.
– Нет, – пропустил шпильку мимо ушей Первый, – впереди на дорожке все их капканы, те, что они целый день устанавливали, в рядочек лежат. Их дожидаются.
Второй и Третий недоверчиво переглянулись, но примолкли. А Первый, вдохновлённый этой победой, продолжил:
– Цельную ночь трудились – капканы изнова расставляли. К утру, уставши, закемарили. А когда проснулись, чуть ума не лишились: все их капканы вокруг них расставлены. Кружочком. Да так плотно друг к дружке, что не пройти меж них, не то, что проехать.
– Ну и что? – Хором спросили Второй и Третий.
– А то, – понизив голос, тихо сказал Первый, – что выйти из круга капканьего они не могли. Только щелку, какую приметят, только в неё направятся, а капканы, будто живые на них, как собаки кусачие, кидаются. Цельных три дня и три ночи они в этом плену просидели голодные и холодные, пока их Служба спасения не нашла и не высвободила. С тех тор хромой Васька – окосел, а косой Гришка – охромел. Они про эту катавасию сразу же куда надо стукану… в общем, сообщили, но никто им, бедолагам, не поверил.
– Чего ж? – Удивились Второй и Третий.
– А возле них десяток пустых бутылок из-под водки нашли. Будто кто-то специально их по всему лесу собрал и им подкинул. А они, горемычные, за трое суток и капли в рот не брали, всё, что с собой принесли, в первый же день уклюкали, а откуда эти бутылки взялись, знать не знали, и ведать не ведали. Вот потому никто и не поверил, хоть они божились и землю грызли.
– Мистика прямо, – сыронизировал Второй, – меньше пить нужно было!
– Брехня! – подвёл итог Третий.
– Во-во! Все так говорили. Брехня – брехнёй, не знаю, как вы, а я меры предосторожности принял, – снисходительно произнёс Первый, – а вы, как хотите.
– Какие – такие ещё меры? – Хмыкнул Второй.