Северные окраины Петербурга. Лесной, Гражданка, Ручьи, Удельная…

…Немало домов в Лесном принадлежало перед революцией высококвалифицированным, а потому и высокооплачиваемым служащим, трудившимся на предприятиях Выборгской стороны.

К примеру, «дом с павлином» на 2-м Муринском проспекте, № 43, принадлежал служащему фабрики Нобеля Владимиру Сергеевичу Добросердову (1884–1933). Достопримечательностью дома служило деревянное резное изображение павлина с распущенным хвостом, украшавшее полукруг над вторым этажом. Вокруг павлина шла надпись, выполненная церковно-славянской вязью: «О добре трудиться есть чем похвалиться». Первый этаж дома Владимир Добросердов приспособил под свою мастерскую, на верхнем этаже жила его семья. До самого закрытия церкви у Круглого пруда Добросердов был ее певчим.

«Дом с павлином» на 2-м Муринском проспекте, № 43. Фото 1950-х годов (из семейного архива Е.И. Агеевой)

«Дом с павлином» на 2-м Муринском проспекте, № 43, уже в окружении новостроек – незадолго перед сносом. Фото 1960-х годов (из семейного архива Е.И. Агеевой)

После революции мастерскую закрыли, и в ее помещении располагались поочередно то библиотека, то небольшой кинотеатр, то обувная мастерская, а под конец – общежитие обувной мастерской. Верхний этаж (четыре комнаты и кухню) оставили семье Добросердова, и здесь образовалась большая семейная «коммуналка». Внучка Владимира Добросердова, Елена Ивановна Агеева, жила в «доме с павлином» с момента рождения в 1938 году до расселения дома в 1967 году. Дом был кирпичным, прочным, с деревянной пристройкой. Вокруг дома располагался чудесный сад, с яблонями прекрасных сортов, кустами малины и смородины, площадкой для игры в крокет. По словам Елены Ивановны, легендарного резного павлина перед сносом дома демонтировал какой-то художник и перевез его к себе в мастерскую…

Один из домов на Железнодорожной улице в Лесном принадлежал бухгалтеру завода «Светлана» Василию Матвеевичу Рослякову. Деньги на дом он скопил, работая прежде приказчиком в метизной лавке в Гостином дворе. По словам его внука, Виктора Викторовича Молодцова, будучи бухгалтером, дед способствовал работе заводской кассы взаимопомощи. Пай от этой кассы дал ему возможность приобрести уже после революции другое строение на той же Железнодорожной улице – пустовавший дом немца-ксендза, покинувшего Россию после 1914 года. В 1929 году власти стали производить «уплотнение», и Василию Рослякову оставили только верх дома…

* * *

Несколько старинных лесновских особняков, принадлежавших коммерсантам и чиновникам «средней руки», можно увидеть и сейчас. Среди них – сохранившаяся на Болотной улице дача купца Генриха Генриховича Бертлинга. Он занимал должность директора правления акционерного общества «Компания Зингер», являвшегося дочерней фирмой знаменитой американской компании, имевшей в России до трех тысяч магазинов по продаже швейных машин и завод в Подольске под Москвой.

Дачу построили в середине первого десятилетия XX века, когда земельный участок принадлежал жене петербургского купца Екатерине Ефимовне Михайловой. Г.Г. Бертлинг купил особняк в 1908 году и владел им до сентября 1915 года (в октябре передал его своей жене), затем новым владельцем стал старший лейтенант механик Валентин Александрович Винстедт. Ныне этот дом на Болотной улице занимает Детский центр исторического воспитания, а прежде здесь долгое время находился Мемориальный дом-музей Выборгской стороны.

Другой особняк сохранился возле Серебряного пруда на бывшей Малой Объездной улице (его современный адрес – Институтский проспект, № 22). Он построен в 1911 году и принадлежал инспектору отдела промышленных училищ Министерства народного просвещения Александру Ивановичу Данилевскому, до этого занимавшему должность старшего лаборанта одной из кафедр Политехнического института.

Бывший особняк Бертлинга Винстедта на Болотной улице. Фото автора, март 2006 года

Примерно на расстоянии сорока метров стояло еще одно здание (его снесли в 1970-х годах), очень схожее по архитектурному облику с домом Данилевского.

Историю соседства этих двух построек проясняет хроника семейной жизни Александра Данилевского: осенью 1911 года он женился на Наталье Петровне Лузановой – дочери сенатора и генерала от инфантерии Петра Фомича Лузанова. Последний являлся военным юристом, профессором Военно-медицинской академии, а после выхода в отставку занимался благотворительной деятельностью, возглавляя Комиссию по благотворительности, 2-е городское попечительство о бедных и несколько приютов. Кстати, именно после женитьбы на Лузановой Александр Данилевский уволился из Политехнического института.

Соседний с дачей Данилевского участок с домом как раз и принадлежал Петру Фомичу Лузанову. На летнее время генерал бесплатно сдавал свою дачу одному из многочисленных петербургских приютов. Петербуржец Евгений Шапилов хорошо помнит оба этих дома, поскольку в 1930-х и 1940-х годах часто приезжал в бывший дом Лузанова к своей тетушке, Александре Ивановне Шапиловой, а в 1956–1961 годах сам жил здесь.

Дом Л.И. Данилевского возле Серебряного пруда на бывшей Малой Объездной улице. Фото автора, март 2006 года

«После революции дом разделили на несколько квартир, но оставались следы его былой жизни, – вспоминает Евгений Шапилов. – Так, между кухней и столовой существовало окно для подачи блюд, а в чулане, где мы, дети, играли, оставался пролет металлической винтовой лестницы. В доме имелся водопровод, ванная комната, телефон…

Дом моей тетушки был двухэтажный, желтый, на высоком фундаменте, немного напоминал старинный замок. Шпиль, венчающий щипец крыши, придавал дому необычный вид. Балкон опоясывал почти половину дома, а под балконом была терраса, на которой летом устраивались чаепития. Помню окна с цельными зеркальными стеклами в дубовых рамах, толстые стены, прекрасный линолеум на полу. В доме было печное отопление, и всегда было тепло».

Соседний дом, прежде принадлежавший Данилевскому, занимал «детский очаг» завода «Светлана». «Два дома, не являясь абсолютными близнецами, но похожие друг на друга как братья, скрывались под сенью берез, дубов и кленов и представали перед взором каждого проходившего по удивительно тихой Малой Объездной улице, – вспоминает Евгений Шапилов. – Да-да, в те далекие годы, по вечерам, когда сумерки опускались на землю и зажигались фонари, воздух здесь словно звенел от тишины, и издалека были слышны обрывки разговоров и шаги обитателей Лесного…»

* * *

Еще одну категорию жителей Лесного составляли известные всему Петербургу странные и загадочные личности, почему-то очень возлюбившие этот район. Еще в 1880-х годах в Лесном клубе, как отмечал местный обозреватель, «устроили свою резиденцию гг. спириты с издателем „Ребуса“ г. Прибытковым во главе». Речь шла о журнале «Ребус» – первом в России периодическом издании по медиумизму и прочим запредельным явлениям, выходившем почти тридцать лет – с 11 сентября 1881 года.

Сохранились свидетельства, что сам В.И. Прибытков не был «медиумом» – сверхъестественными спиритическими качествами обладала его супруга, Елизавета Дмитриевна Прибыткова. Она проводила переговоры с духами, могла передвигать предметы усилием воли. Среди вызываемых ею духов встречались и знаменитости, в том числе, как она утверждала, – Пушкин, Лермонтов и Наполеон. Правда, Прибытков признавался, что «ни один из них не дал доказательства своей самоличности: первые два писали плохие стихи, а последний рассказывал о своих военных подвигах…».

В начале 1910-х годов одна из лесновских дач некоторое время служила пристанищем знаменитой в ту пору в Петербурге «охтинской лже-Богородицы» Дарьи Смирновой, пользовавшейся большой славой среди части столичных бедняков. Она основала целую «общину», чьи собрания устраивались раз в неделю сначала в Новой Деревне, а потом на Охте. На эти собрания старались завлечь людей со средствами. Вера в «охтинскую Богородицу» была у них настолько сильна, что они несли ей свои состояния буквально до последнего гроша.

В 1910 году муж Дарьи Смирновой, которого она изгнала из секты, предъявил к ней два иска, утверждая, что супруга присвоила силой все его состояние. Оба иска суд не удовлетворил, и тогда муж «Богородицы» обратился к судебной палате с просьбой пересмотреть один из исков. На сей раз ему удалось добиться судебного преследования: палата удовлетворила просьбу «пострадавшего» и вернула одно из дел «о растрате имущества Смирнова его женой» для нового рассмотрения.

«Разоблачения кощунственных и корыстных проделок знаменитой „Охтинской лже-Богородицы“ Дарьи Смирновой, сделанные ее раскаявшимися приверженцами, послужили основанием для возбуждения против Смирновой уголовного преследования», – сообщал в октябре 1911 года обозреватель «Петербургской газеты». Одним из обвинений против Дарьи Смирновой стали свидетельства раскаявшегося «лже-апостола» этого «братства» – Авксентия Авдеева, служившего сторожем в казенном учреждении.

«У одного книгоноши часто покупал я книги духовного содержания, – рассказывал он. – Как-то он мне сказал по секрету: „Побывал бы ты на наших собраниях. Мы тайно собираемся, читаем и обсуждаем слово Божие“. Он дал мне адрес, и я отправился. Там застал я много народа – мужчин и женщин. Всем верховодил Петр Обухов, а у него было две „спутницы“ – Марфа и Дарья. Обухов у них считался царем Давидом, а Марфа и Дарья – его жена и наложница, по очереди. Потом я узнал, что Марфа – девица, а Дарья замужем за дворником Смирновым с Колокольной улицы. Через год из-за постоянных споров общество распалось. Дарья Смирнова взяла верх, к ней перешли простодушные и доверчивые поклонники».

На собраниях, куда приглашали людей со средствами, Дарья Смирнова проповедовала, что она Богородица и ее надо слушаться. По-видимому, она обладала сильным даром внушения.

«Ей охотно давали деньги, – рассказал Авксентий Авдеев про Дарью Смирнову. – Первым делом обобрали домовладелицу Чистякову на Охте. Так ее опутали, что она перевела на Дарью дом и отдала ей все деньги, а сама с детьми осталась нищая. Я знаю многих, кто продал последнее, и Дарье к ногам приносил деньги. Дарья хитро придумала: стала своих принимать в одиночку у себя в спальне – и мужчин, и женщин. Жен вооружала против мужей, а мужей учила бросать жен. И брала деньги и от мужей, и от жен. Установила штрафную книгу, стала накладывать взыскания за непослушание. Виновный должен был платить штраф и поститься».

Дарья Смирнова проповедовала безбрачие: она внушала своим последователям, что жениться грех. Многие следовали ее заветам, а те, кто не мог выдержать, скрывали свою семейную жизнь. Женщинам приходилось подкидывать своих новорожденных в приюты.

Между тем, по словам Авксентия Авдеева, «охтинская Богородица» всегда жила с мужчиной. «Как-то раз я не выдержал и спросил Дарью: „Ты проведуешь духовную любовь, а сама почему прелюбодействуешь?“ – рассказывал Авдеев. – Дарья, не смутясь, позвала меня в комнату и заперла дверь на ключ. Она знала, как действует красивое тело не только на мужчин, но и на женщин. Она сказала: „Довольно, что прикоснулся ко мне, а большего не требуй. Это и есть духовная любовь, а плотская не всякому удается“. Присмотревшись ближе, я понял, что не одного меня Дарья так обольщает. Как видит, что кто-нибудь против нее идет, начинает с ним запираться».

Однажды, в январе 1912 года, Дарью Смирнову посетил в ее даче в Лесном репортер газеты «Вечернего времени» Л. Баумгартен. «Приютилась она на пустынной дачке в Лесном, далеко от городской черты, и вьет здесь любострастную и шантажную паутину, – писал Л. Баумгартен. – С одной стороны пустырь, лес. С другой заборы».

Репортер «Вечернего времени» шел с редакционным заданием – внедриться в общину и выведать изнутри ее жизнь. Перед «охтинской Богородицей» он попытался разыграть из себя жертву «любострастия и распущенности», а потому просил спасти его и дать добрый совет. Но Дарья Смирнова, по всей видимости, была очень тонким психологом. Ей удалось уловить фальшь и неискренность. «Почуяла ли, что обман возле нее, что кто-то над нею, обманщицей, зло посмеялся и для того наклепал на себя», – писал в своей заметке в «Вечернем времени» Л. Баумгартен.

После того как муж Дарьи Смирновой подал на нее в суд, она стала на собраниях, после проповеди, собирать деньги – «на адвоката». А после того как осенью 1912 года она оказалась в тюрьме, заявляла, что ее арестовали «по навету врагов», говорила, что она больная женщина и пребывание в тюрьме грозит ей смертью. Подобные же жалобы на имя судебного следователя подали также и другие оказавшиеся в тюрьме «охтинские святые» – «апостол» Денис Шеметов и сын Дарьи Смирновой – сектантский «царь Соломон». Однако петербургская судебная палата отклонила эти жалобы, а также просьбу арестованных об освобождении под залог или на поруки.

Возле окружного суда на Литейном проспекте, куда «охтинскую богородицу» доставляли из женской тюрьмы для общения с судебными следователями и для свидания с родными, поклонники Дарьи Смирновой устраивали настоящие демонстрации. В эти дни толпы сектантов дежурили у ворот окружного суда. Каждое ее появление они сопровождали возгласами: «Дорогая матушка, умрем за тебя!», «Наша родная, не выдадим тебя… благослови… спаси нас». При любом удобном случае они обступали пролетку с арестованной, некоторые фанатики забегали вперед, сбрасывали с себя верхнюю одежду и устилали путь «охтинской богородицы».

Доходило до того, что толпа поклонников Дарьи Смирновой выстраивалась в следственном коридоре окружного суда. Они громко кричали, выражая свое возмущение арестом «святых». Когда стражники выводили «матушку», сектанты обступали ее, клялись в верности и просили благословения и советов. С большим трудом сторожам и конвойным солдатам удавалось отогнать сектантов от «богородицы».

Между тем в деле «Охтинской Богородицы» фигурировало до сорока человек, пострадавших от Смирновой, обобравшей их до нитки. Свидетели обвинения заявляли, что «матушка» взяла с них письменную клятву, что они никогда не выступят против нее. Под угрозой проклятия она запретила им рассказывать на суде любые подробности из жизни их сектантской общины.

Оставшиеся на свободе сообщники Дарьи Смирновой заявляли наивным поклонникам «охтинской Богородицы», что только страдание за арестованную может служить для спасения от грехов. Наиболее предприимчивые сектанты бойко торговали «святыми вещами», оставшимися после ареста Дарьи Смирновой, в том числе ее старыми платьями, шпильками и портретами.

По провинции, где также было немало поклонников «охтинской Богородицы», они разослали воззвания с призывом жертвовать для адвоката «Богородицы», ссылаясь на ее «ужасные мучения» в тюрьме. Дошло до того, что сектанты запугивали друг друга пророчествами о скором конце мира в наказание за арест Дарьи Смирновой.

Судебное разбирательство по делу «охтинской Богородицы» длилось очень долго, и только в середине апреля 1914 года объявили окончательный приговор. На основании вердикта, вынесенного присяжными заседателями, суд признал Дарью Смирнову виновной по трем пунктам обвинения. Вместе с ней приговор огласили и в отношении ее сподвижников по секте – ее сына Петра Смирнова, а также сектанта Дениса Шеметова.

Суд признал виновность Дарьи Смирновой и Дениса Шеметова «в совращении в изуверскую секту» и приговорил обоих к лишению всех прав и ссылке на поселение. Кроме того, суд признал виновность «охтинской Богородицы» в богохульстве и признал справедливым назначить ей предусмотренную законом по этому пункту обвинения «высшую меру наказания» – лишение всех «особенных прав» и заключение в тюрьме на три года. Ее сына – Петра суд приговорил к лишению всех «особенных прав» и отдаче в исправительные арестантские отделения на восемь месяцев. В заключительной части решения суда говорилось, что в отношении Дарьи Смирновой все вынесенные ей приговоры поглощаются самым строгим – ссылкой на поселение…

Традиции милосердия

Природно-географические особенности Лесного обусловили сосредоточение в нем в начале XX века значительного количества различных благотворительных заведений – приютов для взрослых и детей, богаделен и т. п. И хотя, как уже отмечалось, Лесной являлся прежде всего своего рода академическим пригородом Петербурга, благотворительные заведения также служили существенной частью Лесного. Большинство благотворительных заведений Лесного в первые десятилетия XX века располагались на Большой Объездной (ныне улица Орбели) и Новосильцевской (ныне Новороссийская улица), 2-м Муринском и Мориса Тореза проспектах.

Старейшим благотворительным заведением Лесного являлась Орлово-Новосильцевская богадельня. Ее создание связано с трагической историей дуэли между флигель-адъютантом Александра I Владимиром Новосильцевым и поручиком лейб-гвардии Семеновского полка Константином Черновым. Она произошла в сентябре 1825 года и вызвала много толков в обществе[2 - Поединок между Новосильцевым и Черновым был не единственной дуэлью, случившейся в Лесном. В феврале 1840 года в Сосновскому лесу, примерно близ нынешнего пересечения проспектов Светлановского и Мориса Тореза, произошла дуэль М.Ю. Лермонтова с сыном французского посланника в Петербурге Барантом. Дуэль началась на рапирах, а закончилась пистолетами. Лермонтов был легко ранен, а за дуэль его вторично выслали на Северный Кавказ в действующую армию. 14 мая 1872 года в Лесном, на участке Беклешова, близ Большой Муринской дороги, состоялась «литературная дуэль», о которой много говорили в столице. Она стала развязкой долго длившейся истории с политической и любовной подоплекой. Стрелялись сенатский чиновник и одновременно журналист «Санкт-Петербургских ведомостей» Александр Жохов и молодой адвокат и литератор Евгений Утин – сотрудник журнала «Вестник Европы». Среди секундантов были известные журналисты «Санкт-Петербургских ведомостей» Виктор Буренин и Эрнест Ватсон. Результатом поединка стала смерть Александра Жохова. У тина приговорили к нескольким месяцам заключения в крепости, а секундантов признали невиновными… Подробности этой дуэльной истории разыскал и опубликовал знаток истории Петербурга журналист Дмитрий Шерих.]. Чернов входил в круг тех, кого позже назовут «декабристами».

Мать Новосильцева, Екатерина Владимировна, урожденная Орлова, была дочерью Владимира Григорьевича Орлова – одного из пятерых братьев Орловых, участвовавших в возведении на престол Екатерины II 29 июня 1762 года, за что его пожаловали в Графское Всероссийской Империи достоинство 22 сентября 1762 года в день ее коронации. Владимир Орлов пользовался благосклонностью при дворе Екатерины, но придворная жизнь не пришлась ему по вкусу.

Его внук В.П. Орлов-Давыдов писал, что предметом желаний его деда служила жизнь семейная, с досугом для умственных занятий. В 1768 году, получив согласие старших братьев (заменивших ему умершего отца), он женился на фрейлине при дворе Екатерины II Елизавете Ивановне Штакельберг. Они прожили 49 лет счастливой семейной жизни и имели двух сыновей (Александра и Григория) и трех дочерей (Екатерину, Софию и Наталью).

Старшая дочь Екатерина родилась в ноябре 1770 года, ее крестила Екатерина II. И так получилось, что именно фрейлина Екатерина Орлова дежурила у тела Екатерины II в первую ночь после смерти императрицы. В 1799 году Екатерина вышла замуж за бригадира (чин между полковником и генерал-майором) Дмитрия Александровича Новосильцева. Но в отличие от брака родителей, ее брак не стал счастливым – через год супруги разошлись.

В 1799 году у Екатерины Владимировны родился сын, названный в честь деда Владимиром. Свою жизнь она целиком посвятила заботам о нем. Когда сын подрос, Новосильцева переехала из Москвы в Петербург, чтобы отдать сына в лучшее учебное заведение того времени – иезуитскую школу. Новосильцев окончил курс одним из первых и вообще подавал самые лучшие надежды. Окончив школу, Владимир Новосильцев поступил на службу в лейб-гусарский полк, вскоре получил назначение адъютантом к главнокомандующему первой армии фельдмаршалу графу Сакену, а затем в 1822 году сделан флигель-адъютантом. Но такую быструю карьеру он сделал не только благодаря личным качествам, но и из-за того, что графа Сакена в свое время облагодетельствовала Е.В. Новосильцева.

Став флигель-адъютантом, Новосильцев переехал в Петербург, но, с прохладой относясь к высшему свету, ограничил свое знакомство кругом приятелей, занимался музыкой, рисованием и на этой почве познакомился с Галяминым – превосходным музыкантом и рисовальщиком. Среди знакомых Галямина был поручик Главного штаба H.A. Скалой. Летом 1824 года, проводя съемки окрестностей Петербурга, он познакомился с семейством генерал-майора П.К. Чернова в его имении Большое Заречье. Семейство Черновых состояло из пяти сыновей и четырех дочерей. Одна из них, Екатерина, выделялась незаурядной внешностью. Приехав в Петербург, H.A. Скалой расхваливал Екатерину Чернову, как единственную в мире красавицу. Галямин побывал в Большом Заречье, затем пригласил туда В. Новосильцева. Тот влюбился в Екатерину и сделал предложение, не спросясь отца и матери.