Закат блистательного Петербурга. Быт и нравы Северной столицы Серебряного века

Из художников самыми популярными были Илья Репин и Константин Маковский: их портреты разбирали лучше всего. Кроме того, много спрашивали и репродукции их картин. Среди композиторов в огромном спросе был Рихард Вагнер, а из отечественных – Римский-Корсаков, Чайковский и Рубинштейн. Из исполнителей на первом месте находились открытки пианиста Иосифа Гофмана, затем следовали пианист и дирижер Александр Зилоти, скрипач и дирижер Леопольд Ауэр и, наконец, виолончелист Александр Вержбилович.

Среди оперных певцов круглый год пользовалс я популярностью Федор Шаляпин

Среди оперных певцов круглый год пользовался популярностью Федор Шаляпин. После него по количеству покупаемых открыток следовала знаменитая певица, артистка Мариинского театра Мария Николаевна Кузнецова-Бенуа. Затем шли красавица Петренко и московский тенор Смирнов. А вот интерес к прежнему любимцу публики певцу Леониду Собинову угасал…

Среди балетных артисток чаще всего покупали портреты талантливой балерины Анны Павловой. Много покупали открыток с изображениями балерин Тамары Карсавиной и Ольги Преображенской. Карсавину считали в ту пору одной из самых красивых женщин Петербурга. Кроме того, популярностью в балетном мире пользовались Вацлав Нижинский (в ту пору – солист Мариинки), хореограф Мариинки Михаил Фокин и танцовщик, педагог и балетмейстер Николай Легат. И, как ни странно, совсем не в моде оказалась несравненная Матильда Кшесинская.

В драме вне конкуренции была М.Г. Савина, из артистов на первом плане шли В.Н. Давыдов и К.А. Варламов – знаменитый «дядя Костя». В легком жанре больше всего спрашивали «звезду цыганского романса», любимицу петербургской публики Анастасию Вяльцеву.

Авторы исследования зафиксировали падение интереса публики к политике – после недавних бурных лет «первой русской революции». Во времена Первой Государственной думы нарасхват шли изображения лидера «трудовой группы» Алексея Федоровича Аладьина и одного из лидеров кадетской партии, блестящего думского оратора Федора Ивановича Родичева. Напомним, именно ему принадлежало авторство знаменитого выражения «столыпинские галстуки».

Артистка Мариинки Мария Кузнецова по «открыточной» популярности уступала только Шаляпину… (Н. Кузнецов. 1901 г. Государственный музей театрального и музыкального искусства Санкт-Петербург)

К концу 1900-х годов, когда политические страсти спали, интерес публики к думским баталиям поутих, и фотокарточки с портретами депутатов продавались плохо. В спросе был только «незаменимый» думский скандалист, крайне правый Владимир Митрофанович Пуришкевич. Без остатка распродавались не только его портреты, но и любые карикатуры на него.

«Звезда цыганского романса» Анастасия Вяльцева

Балерину Тамару Карсавину считали тогда одной из самых красивых женщин Петербурга

Кумиром публики среди политиков был один из лидеров кадетов, блестящий думский оратор Ф.И. Родичев

Изображения лидера «трудовиков» А.Ф. Аладьина шли нарасхват

Неизменным спросом пользовались фотокарточки «незаменимого» думского скандалиста В.М. Пуришкевича

А вот кого совершенно игнорировала столичная публика, так это депутатов («гласных») Городской думы. Горожане были настолько недовольны состоянием Петербурга в плане благоустройства и санитарно-гигиенического состояния, что совершенно не жаловали местных депутатов. Их фотокарточки были не нужны практически никому.

По-разному сложилась в дальнейшем судьба тех, кто почти век назад являлся кумиром столичной публики. Многим представителям художественного, артистического, политического мира пришлось покинуть Россию и продолжить свой жизненный путь в эмиграции. Имена многих из них в советское время в нашей стране были не просто забыты, а вычеркнуты из истории. Что же, время все расставляет по своим местам. У каждого времени – свои герои. Любопытно, кто из сегодняшних кумиров останется в памяти будущих поколений, лет через сто или хотя бы пятьдесят?..

Битва с Натом Пинкертоном

Век назад интеллигентные петербуржцы отчаянно сетовали на ужасающее падение нравов, считая одним из его проявлений засилье детективной литературы. На первом месте стоял суперпопулярный в ту пору герой – «король сыщиков» Нат Пинкертон, прототипом которого являлся знаменитый американский сыщик. Даже такое понятие существовало в то время, как «пинкертоновщина».

«За последние годы наш литературный рынок пополнился почти однообразной литературой – „шедеврами“ нового русского творчества до порнографии включительно, – констатировал осенью 1910 года обозреватель «Петербургской газеты». – Чистая, художественная литература отошла на задний план, и на сцену русской жизни выступили новые герои и героини – уже не в духе толстовских Пьеров и тургеневских Лиз, а в духе современных Шерлоков, Пинкертонов и Картеров».

Что касается Шерлока Холмса, то еще при жизни его создателя, Артура Конан Дойля, стали появляться литераторы, писавшие собственные рассказы о приключениях сыщика. Так, в начале ХХ века российские писатели П. Никитин и П. Орловец создали цикл повестей о расследованиях Холмса в России.

Впрочем, публика увлекалась не только похождениями заграничных сыщиков. В России в ту пору зачитывали до дыр книги о приключениях Ивана Дмитриевича Путилина. Причем Путилин являлся не литературным персонажем, а реально существовавшим человеком, занимавшим с 1866 года должность начальника сыскной полиции Петербурга. В 1893 году он вышел в отставку, поселился в усадьбе в Новоладожском уезде. Незадолго до смерти в том же 1893 году Путилин написал воспоминания «Сорок лет среди грабителей и убийц». Кроме того, еще при его жизни стали выходить детективы из цикла «Гений русского сыска И.Д. Путилин», подписанные псевдонимом Роман Добрый, под которым скрывался писатель Роман Лукич Антропов.

Объявление о петербургских гастролях Пинкертона, 1914 г.

Особенное распространение «детективщина» получила среди школьников. Учителя часто наблюдали, как ученики младших классов играли в сыщиков и городовых – другие игры просто не признавались. Директора некоторых столичных гимназий развернули настоящую битву с детективной литературой. Так, директор Ларинской гимназии организовал, по собственному признанию, систематическое преследование учеников, увлекающихся подобной литературой. К примеру, у одного ученика младшего класса во время урока конфисковали 21 экземпляр «Пинкертона», после чего устроили форменное аутодафе.

«Перлы сыскной литературы вытесняют из голов детей все что угодно, – сокрушался директор Ларинской гимназии. – Сыскная литература – это зло, с которым надо бороться. Она отвлекает юношество от научных и физических занятий, развивает болезненную фантазию».

По мнению известного в ту пору писателя Евгения Чирикова, по вопросу о «детективщине» двух мнений быть не может: сыскная литература, безусловно, вредна и ведет молодежь по очень шаткому и скользкому пути. Чириков напоминал, что есть конкретные примеры того, как молодежь, начитавшись такой литературы, идет предлагать свои услуги в сыскные отделения.

«Как бороться с этим злом? – вопрошал Чириков. – Только не запретами! Необходимы добросовестные и честные педагоги, помогающие молодежи разобраться в сложном мире литературы».

Впрочем, увлечение детективной литературой возникло не само по себе. Давно известна старая истина: литература – вернейшее отражение умственного и морального состояния общества. «Время теперь переходное, неспокойное; жизнь выбита из обыденной колеи, – отмечал известный в Петербурге адвокат Казаринов, также выступавший противником «сыскной» литературы. – Общество находится в выжидательном настроении, нервы переутомлены, интерес к текущему делу ослабел, печать, носившая политический характер, утомила массы, и в этом состоянии мозг обывательский ищет чего-либо острого, что смогло бы отвлечь от тяготящей действительности».

Обложка одной из книг о приключениях «гения русского сыска» И.Д. Путилина

Не правда ли, звучит очень современно – как будто сказано про сегодняшний день! Нынешняя популярность детективной литературы, причем – чаще всего – одноразового пользования, яркое тому доказательство. А ведь лет через десять никто уже и не вспомнит имен авторов нынешних детективов. Точно так же, как почти забыты сегодня читателями имена Ната Пинкертона или тем более Ивана Путилина. Хотя, как знать, может быть, кто-то из нынешних авторов детективов и будет впоследствии признан классиком жанра…

Портрет писателя Е.Н. Чирикова работы художника И.С. Куликова, 1904 г.

Уездные нравы

Петербургское исследование 1909 года, посвященное кумирам и «звездам», касалось главным образом интеллектуальной петербургской публики. Не менее любопытно будет заглянуть и в «ближнюю глубинку» – петербургскую провинцию, дабы представить, чем же там интересовались. В этом нам поможет отчет общественной библиотеки города Новая Ладога, являвшегося в ту пору центром одного из уездов Петербургской губернии.

Весьма показательно, что вкусы читающей публики в провинции не очень отличались от вкусов столичной публики. Среди кумиров уездной Новой Ладоги можно было увидеть как классиков русской литературы, так и совершенно позабытых ныне писателей, имена которых знают сегодня только специалисты-литературоведы.

В 1910 году чаще всего спрашивали Льва Толстого. На втором месте шла известная в ту пору писательница Анастасия Вербицкая – автор книг по вопросам женской эмансипации, проповедница «свободной любви». После революции, в 1919 году, советская власть объявила ее книги порнографическими. Склад ее изданий удалось спасти от уничтожения только благодаря вмешательству Максима Горького. Чтобы проверить обвинения против Вербицкой, один из первых литературных критиков-марксистов Вацлав Воровский назначил комиссию из 12 человек, которая заседала три месяца и пришла к выводу о совершенной «безвредности» книг Вербицкой. Роман «Дух времени» даже рекомендовали для переиздания. Однако в 1924 году книги Вербицкой окончательно запретили. Она пыталась писать, переводить, сотрудничать в различных изданиях под псевдонимами, писала внутренние рецензии. Ссылки и ареста она избежала чудом, лишь благодаря имени своего сына Александра – основателя 2-й студии МХАТа, народного артиста Республики, заслуженного деятеля искусств, знавшего самого К.С. Станиславского. Умерла она в конце 1928 года…

Вслед за Вербицкой часто спрашивали книги Александра Амфитеатрова, Леонида Андреева, Евгения Салиаса и Михаила Арцыбашева, и уже только потом следовали Антон Чехов, Максим Горький и другие признанные классики.

Имя Леонида Андреева хорошо известно и сегодня, а вот Александру Амфитеатрову – автору романов об интеллигенции, о женском вопросе и проституции – повезло меньше: в глазах советских литературоведов он являлся прежде всего пропагандистом-белогвардейцем. Арцыбашева советские литературоведы обвиняли не только в «антисоветчине», но и в «проповеди аморализма, сексуальной распущенности, отвращении к общественным идеалам». Это касалось в первую очередь его знаменитого романа «Санин».

Имя Амфитеатрова, как и Арцыбашева, вернулось в Россию во времена «перестройки» как часть литературы русского зарубежья. Но вот писатель Евгений Салиас (настоящее имя – Салиас-де-Турнемир) и сегодня практически никому не известен. А ведь век назад многие зачитывались его историческими романами и повестями, такими, как «Пугачевцы», «Петербургское действо», «Свадебный бунт», «Барышни-крестьянки», «Владимирские Мономахи». Теперь эти книги ведомы только историкам литературы.

На «задворках» столицы

Традицией современной петербургской власти уже давно стали «инспекционные» выезды губернатора и районных глав администраций на городские объекты. Существовало такое правило и в старом Петербурге. В ту пору городской голова также имел обыкновение не только принимать участие в торжественных мероприятиях, но и посещать глухие «задворки» столицы.

Многие горожане связывали надежды на «оздоровление» Петербурга с назначением в мае 1913 года городским головой графа Ивана Ивановича Толстого – культурного и общественного деятеля, нумизмата, археолога, одного из основателей Русского музея. Толстой пришел на смену Илье Ивановичу Глазунову, который уже давно стал в Петербурге мишенью всеобщей критики. «Хочется думать и верить, что ныне всем эстетическим изуверствам пришел конец, – писал в августе 1913 года известный столичный литератор, ревнитель старого Петербурга Николай Брешко-Брешковский, имея в виду столь нелюбимую им модернистическую архитектуру. – Граф Толстой больше десяти лет был вице-президентом Академии художеств, понимает искусство, любит и ценит его. Ко всему этому еще, Толстой – человек высокой культуры, широко и европейски образованный».

Свою репутацию Толстой подтверждал «инспекционными» объездами Петербурга. К примеру, в один из июльских дней 1913 года городской голова осмотрел район у засыпанного русла речки Таракановки. Его весьма неприятно поразило неблагополучное состояние этой густонаселенной части города.

«Местность здесь напоминает собой некую Сахару с зыбучими песками и чахлою травкой в виде оазиса посредине грандиозной свалки мусора, – отмечал обозреватель. – На мостовые нет и намека. При малейшем ветре поднимаются столбы пыли. Лошади вязнут в засуху в песке, а в мокрую погоду – в липкой грязи».

С назначением в мае 1913 г. городским головой графа И.И. Толстого многие петербуржцы связывали надежды на «оздоровление» города

В тот же день городской голова отправился осматривать улицы, которые вели к Гутуевской гавани. Здесь картина оказалась не менее плачевной – Виндавская и Динабургская (ныне Двинская) улицы своим неблагоустройством привели Толстого в изумление. Особенно удручили городского голову пришедшие в совершенную негодность мостовые. Картина полной бесхозяйственности еще больше усугублялась присутствием рабочих, которые уныло копались возле разрытых водостоков.

Обеспокоенный увиденным градоначальник отметил, что Городской думе не мешало бы приложить побольше стараний к упорядочению этой важной окраины, чтобы первое впечатление иностранцев от Петербурга хотя бы сколько-нибудь согласовывалось с красотой «Северной Пальмиры». Ведь именно в Гутуевскую гавань приходили океанские пароходы с грузами, а также с пассажирами, прибывавшими в столицу Российской империи. «Тут следовало бы проложить широкие проспекты, соорудить роскошные дома, создать достойное преддверие Петербурга», – отмечал обозреватель.

На следующий день граф Толстой продолжил объезд неблагоустроенных мест Петербурга. На этот раз он нанес визит на Полтавскую улицу, где сооружался храм-памятник в память 300-летия Дома Романовых. К сожалению, неопрятный вид Полтавской улицы оставлял желать лучшего. Толстой обратил также внимание на важность упорядочения площади, на которой возведен храм.

Картина увиденного на Полтавской улице настолько сильно потрясла городского голову, что он вскоре затребовал отчет о грузовом движении по этой магистрали. Оказалось, что количество ломовых подвод, двигавшихся по Полтавской улице в обоих направлениях, достигало пятнадцати тысяч в день. А поскольку рядом строилось новое здание почтовой службы для приема и отправки посылок и произведений печати, нагрузка на Полтавскую улицу должна была возрасти во много раз.

Толстой признавал, что вопрос об урегулировании движения в этом районе относится в числу «злободневных». По мнению городского головы, необходимо было серьезно задуматься об изменениях в этой части города: товарную станцию Николаевской (ныне Московской) железной дороги вообще перенести за Обводный канал, сохранив у расширенной Знаменской площади лишь пассажирский вокзал. К сожалению, начавшаяся через год Первая мировая война не позволила тогда воплотить в жизнь намеченные планы…

Ревизия Петербургской стороны

Столичная действительность, в отличие от мифа о «блистательном Санкт-Петербурге», была довольно-таки суровой, и это подтверждают многие достоверные факты. Один из них – санитарная ревизия Петербургской стороны, проведенная в августе 1910 года, во время бушевавшей в столице в очередной раз холерной эпидемии.

Петербургская сторона в те годы являла собой поразительные контрасты. Некоторые ее улицы стремительно превращались в фешенебельные богатые «авеню», заполненные роскошными и престижными магазинами, конторами влиятельных фирм и дорогими доходными домами. Но едва стоило сделать буквально несколько шагов в сторону от всего этого великолепия, как можно было попасть в глухое питерское захолустье с грязными канавами, темными переулками и покосившимися заборами. (Впрочем, подобные контрасты и сегодня нередко встречаются на Петроградской стороне.)