Пусть твердим мы: «Твоя, вся твоя!» чуть дыша,
Все же сердце вернется из плена,
И вернется душа.
Эти речи в бреду не обманны, не лживы,
(Разве может солгать, – ошибается бред!)
Но проходят недели, – мы живы,
Забывая обет.
В этот миг расставанья мучительно – скорый
Нам казалось: на солнце навек пелена,
Нам казалось: надвинутся горы,
И погаснет луна.
В этот горестный миг – на печаль или радость —
Мы и душу и сердце, мы все отдаем,
Прозревая великую сладость
В отрешенье своем.
К утешителю – сну простираются руки,
Мы томительно спим от зари до зари…
Но за дверью знакомые звуки:
«Мы пришли, отвори!»
В этот миг, улыбаясь раздвинутым стенам,
Мы кидаемся в жизнь, облегченно дыша.
Наше сердце смеется над пленом,
И смеется душа!
Этим, собственно говоря, исчерпывается тот материал, в котором поэты пытались взглянуть на любовь сверху или со стороны, увидеть ее динамичность, выделить какие-то этапы в этой динамике. Всё остальное – это огромное количество фрагментов, в которых говорится об отдельных фазах любви. Основательно и последовательно разбираться во всем этом мы начнем в следующем разделе.
4.1. От исходного бесстрастия к предвкушению и ожиданию
Итак, начнем сначала, с исходного безразличия и бесстрастия, которое мы будем рассматривать как норму, точку отсчета:
К.Д.Бальмонт 1895 (1867–1942)
Пред рассветом дремлют воды,
Дремлет сумрак молчаливый,
Лик застенчивой Природы
Дышит ласкою стыдливой. /…/
Так и ты молчишь бесстрастно,
Нет в душе твоей порыва,
Ты застенчиво-прекрасна,
Ты чарующе-стыдлива.
Возникновение любви в поэзии обычно представляется как некое таинство; явление стихийное, иррациональное и непостижимое:
В.Н.Скобелкин (1924–2003)
Дорогой вечной, неизменной,
Глядя как звездные поля
Мерцают в глубине вселенной,
Под солнцем кружится земля.
И каждый шаг ее движенья
Определивши навсегда,
Упряжкой правит без труда
Закон всемирный тяготенья.
Неутолима и крепка
Его могучая рука.
Стрела Амура лишь ему
Во всей природе не подвластна
(Проказник – бог) и потому
Так для людских сердец опасна.
Действительно, любовь кажется Человеку влюбленному возникшей на совершенно ровном месте и в самое неожиданное время:
Расул Гамзатов (1923–2003) Дагестан (пер. Я.А.Козловского)
Встав в позу, любви не прикажешь: явись!
Сама она, рано иль поздно,
Сломает все планы и вломится в жизнь,
Накатит нежданно и грозно.
Е.М.Винокуров (1925–1993)
Вот живешь ты, покоен, приличен,
Но случается так иногда:
Женский голос поманит, покличет —
И уйдешь, не спросивши куда.
О.Н.Григорьева (р. 1957)
Яркая вспышка, безумия миг:
Что-то замкнуло в невидимых сферах,
Мир вдруг взорвался – и снова возник,
Словно любовь посетила их первых…
Как же происходит этот переход? Можно ли его предвидеть, предсказать, предугадать, наконец, предотвратить? Оказывается, бывает по-разному. Зависит это, с одной стороны от самого характера «стихийного бедствия», т. е. от степени его стихийности, с другой – от того, насколько хорошо «поставлены» наблюдения человека за самим собой, своим душевным состоянием. Если сам процесс бурный, скоростной, а человек не страдает рефлексией и самоуглубленностью, то любовь для него – настоящее откровение и полная неожиданность:
Ю.В.Воробьев (1936–1995)
Моя неразрешимая загадка!
Ну кто же мне ответит, почему
Я, много лет не веря никому,
Вдруг за три дня влюбился без оглядки?
Поэтому в куртуазной поэзии прошлого субъект будущей любви традиционно ассоциировался с наслаждающейся жизнью и не подозревающей об опасности «дичью», предметом охоты или рыбалки: