Собакалипсис

Пока Хуа выбирал себе машину, тыкая в кнопки подушечками лап, а Маугли забавлялся, глядя на его потуги, я размышлял. С одной стороны, дитё должно играть. Любая игра – это, по сути, уход от реальности. В жизни нас кругом подстерегают проблемы. Сковывают всякие разные ограничения. Здоровье там, какие-то моральные принципы. А в игре этого можно избежать.

Помню, во время наших щенячьих забав Хуа иногда побеждал Роти. Если честно, то ротвейлер позволял мелкому пучеглазику почувствовать себя суровым зверем. Я-то никогда не стремился кого-то побеждать. Мне было достаточно того, что меня иногда тискают и дают лизнуть в нос.

Но не думаю, чтобы эти игры приносили кому-то реальную пользу. Вряд ли Маугли научится ездить на машине, лишь поиграв на этой своей плойке. Да там, в настоящей тачке, и нет никаких тазобедренных костей с кнопками. Я заглядывал, так что знаю.

А вообще. Все эти игры, а уж так называемые виртуальные в особенности, похожи на сны. Порой со мной там такие вещи происходят, что диву даёшься. А потом просыпаешься и думаешь, с чего снилась такая чехарда? То ли переел с вечера, то ли химикатов перенюхал.

Об этом я и поведал сидевшему в задумчивости Сене. Он хмыкнул и ответил:

– А у меня вот другая мысль возникла.

– Какая же?

– Вот смотри. Допустим, Маугли и Хуа играют каждый сам за себя. И каждый пытается всячески выбить другого из игры, – сенбернар кивнул на наших игроков.

– Мы сейчас вместе играем, – откликнулся мальчик.– За одну команду.

– Но ведь можно играть за разные?

– Можно…

– Ну, так вот. И доходит у них до того, что готовы просто уничтожить соперника, – Сеня испытующе посмотрел на меня. Мол, понимаю ли я, о чём идёт речь.

– Ну, допустим, – я кивнул.– Главное, чтобы выйдя из игры, Хуа не решил укусить мальчонку.

Сенбернар перевёл взгляд на чихуахуа. Задумался.

– Предположим, что всё нормально, – наконец продолжил он.– И соперничество не выходит за рамки игры. Но их персонажи – будь то машины, люди, или и вовсе собаки – во время состязания страдают и даже умирают. А наши игроки очень сильно за них переживают.

– Не понял, как могут страдать машины? – удивлённо спросил я.

– Это гипотетически.

– Гипо… как?

– Гипотетически. Условно. Фигура речи.

Я похлопал глазами.

– И к чему ты ведёшь?

– А что, если вся наша жизнь – игра? – с умным видом поставил, я бы даже сказал, воздвиг вопрос Сеня.

– Что наша жизнь? Игра! – пропел Хуа, врезаясь на полном ходу в колонны монументального здания.– Вот я хомячок! В лепёшку расшибся!

– Надо было тормозить, – подсказал Маугли.

– Тормоза придумали трусы, – отмахнулся модник.

– Просто признайся, что не умеешь, – хихикнул мальчик.

– Ну, не умею, и что? – фыркнул его соперник.– Я же должен тебя обогнать, а не тащиться, как Бабуля.

– Ты хотя бы до финиша доберись, – парировал мальчуган.

Сеня покачал головой.

– Видел, как затянуло? И это всего лишь какая-то картинка в телике. А представь себе, если бы погружение было полное. Со всеми чувствами.

Я не мог себе подобного вообразить, но на всякий случай утвердительно кивнул.

– Так к чему ты всё-таки ведёшь? – спросил я.

– А теперь представь, что в подобную игру вступили тысячи тысяч детей, – сенбернар взмахнул лапой, точно волшебной палочкой.– А их отец ходит по дому, поглядывает на них со смесью любви – он же их папка – и недовольства поведением чад в виртуальной реальности. Но ведь он не будет наказывать одного своего отпрыска за то, что тот снёс башку другому в рамках игры?

– Наверно, нет, – я пожал плечами.– Но я бы на его месте разогнал всю эту шайку-лейку и отправил учить уроки. Ну, или обедать.

Сеня поглядел на меня с уважением.

– Возможно, он так и сделает.

– Кто? – переспросил я.

Уважение во взгляде сменилось разочарованием.

– Ну, Джек! – сенбернар всплеснул лапами.– Я уж было подумал, что ты всё понял!

– Да что я должен понять? О чём ты тут толкуешь-то? Скажи по-простому!

Сеня вздохнул.

– Ну, вот мы, а до нас и люди, всё сомневаемся в Творце. Мол, если он такой милосердный, то зачем посылает нам всякие болезни, войны и прочие страдания?

– Ну, я об этом не задумывался, – я снова пожал плечами.– Так зачем он это делает?

– А что, если это всё игра? Если мы – всего лишь заигравшиеся дети? Что если всё вокруг не реально, а потому не имеет большого значения?

С этим я уж никак не мог согласиться. Кроме этой жизни у меня ничего нет. А потому она лично мне дорога. И в реальности её сомневаться не приходится.

– А что же тогда имеет значение? – я скептически поглядел на сенбернара.

– То, что вне игры, – Сеня снова взмахнул лапами.

– Только не обижайся, но мне кажется, ты слишком много думаешь, – после недолгого молчания высказался я.– И фантазия у тебя очень богатая.

Сенбернар вздохнул.

– А что мне обижаться? Это всего лишь моё предположение. И доказать его просто невозможно. Но, согласись, оно бы многое объяснило.