Истинная история царевны-лягушки. Оптимистический постапокалипсис

Из оконного проёма валил едкий дым. Я быстро подскочил к колодцу. Пока набирал одно ведро, Степан выскочил из домика и метнулся в мою сторону. Принял из моих рук ёмкость и снова исчез в дверях. Не успел я достать второе ведро, как он снова уже стоял рядом, требовательно протягивая руку.

Видимо, двух вёдер вполне хватило. Никто не стремился вернуть ёмкости, поэтому мне пришлось войти в домик брата. Ну и, конечно, было интересно, что же всё-таки там произошло. В задымлённой комнатушке, отведённой под столовую, сидела испачканная сажей девушка, в которой я с трудом узнал жену Степана Марфу. Сам хозяин дома, злой и раскрасневшийся, стоял у небольшой печурки в луже воды и пытался вытащить нечто чёрное. Нечто раздулось и никак не хотело вылезать.

– Что случилось? – поинтересовался я.

– Жена креативность проявила, шлёпанцы Суворова… – буркнул Степан, а Марфа заревела в голос. – Хлеб испечь решила по новомодному рецепту.

– Он сказал, что масло чудесное! – удалось мне разобрать сквозь слёзы.

– Ей какой-то хлыщ на базаре продал якобы чудесное масло, от которого любое тесто становится «пальчики оближешь», – пояснил брат. – Встала пораньше и давай месить. Масла этого от души ливанула, не пожалела для царя-батюшки. А оно как полыхнёт! Я спросонья думал пожар! Чуть в окно не выскочил!

– А что за хлыщ? – спросил я, забирая вёдра. – Надо бы жулика проучить. Нечего царскую невестку обижать!

– Сходим попозже с Марфой на базар, поглядим, – мрачно промолвил Степан. – Уж я ему бока намну.

– Ну, зови меня, если буду нужен, – я направился к колодцу.

Жанна приняла полные вёдра воды с улыбкой.

– Что там за шум был? – из подсобного помещения выглянула Василиса.

– Марфа хлеб приготовила для царя. Пока твой торт вне конкуренции.

– Какой торт? – спросила кухарка.

– Ой, а что там горело? – перебила её жена. – Может, помощь какая нужна? Надеюсь, пенный огнетушитель у них был? А аварийная система пожаротушения сработала?

– Не шуми, – успокоил её я. – Опять какой-то бред несёшь. Чем смог – помог. Водой снабдил. Отмоются сами. Слуг позовут, если надо будет.

– Пожар?! – Жанна выпучила глаза от страха.

– Всё нормально. Никакого пожара. Просто сгорел пирожок. Как будто у тебя такого не бывает.

– У меня – не бывает, – кухарка с гордым видом отошла к печи.

Вскоре мы сидели за столом и завтракали. Аромат пельменей окончательно уничтожил все следы гари.

– Доброе утро! – мрачно прозвучало от двери во двор.

– А, Степашка! – обрадовалась Жанна. – Заходи, садись с нами!

– Мне б с собой… – попытался преодолеть приступ радушия кухарки старший, но она уже усадила его на свободное место на лавке. Через минуту он уже забыл обо всём и с наслаждением уплетал пельмени.

– Стёпа, ты здесь? – неуверенно донеслось от двери спустя какое-то время.

– Марфушенька! Заходи! – тут же подскочила к новой гостье хозяйка кухни.

Боярская дочка была бережно усажена рядом с мужем. Сначала она морщила чумазый носик, глядя по сторонам, на Жанну, на Василису. Но голод и аппетитно пахнущий завтрак быстро победили брезгливость.

– А ты по какому рецепту пирожок пекла? – поинтересовалась Васька, когда гости, отдуваясь, стали выползать из-за стола.

– Шарлотку хотела, как няня делала, – вздохнула Марфа. – Масло подвело.

– Хлыщ ей какой-то продал. На посулы сказочные и коробочку яркую повелась, ласты Барбароссы… – укоризненно произнёс Степан.

– А можно взглянуть на коробочку?

– Да на кой ляд она тебе. Да и оплавилась изрядно, – махнул рукой брат.

– Ну, хотя бы как называлось? – не сдавалась моя жена.

– Ой, да там всё по-немецки, – сказала Марфа.

– Не по-немецки, а по-пиндосовски, – поправил её Степан.

– Я вот, кстати, наклеечку от неё отлепила. Блестящая, – боярская дочка продемонстрировала рукав сарафана. На переливающейся всеми цветами радуги наклейке красивым шрифтом было выведено «LUKOIL». Василиса крякнула и спросила:

– Прямо в тесто лила?

– Ага, – улыбнулась Марфа. – Только немного на огонь капнуло. И как полыхнёт!

– Ага… – задумчиво промолвила моя квакушка. – Хлебушек, надеюсь, выкинули?

– Э, нет, – улыбнулся Степан. – Пусть батюшка полюбуется на это творчество! Я его еле из печи еле выковырял – зря, что ли старался?

– Ну, Стёпа, может, Жанну попросим что-нибудь испечь? – заныла боярышня.

– Нечего. Будет тебе урок, – брат, как всегда, был твёрд. – И отец конкретно сказал – чтоб сами проявили кретинизм, тьфу ты, креативизм. Где он только этих слов набрался?

– Вань, отойдём-ка, – Василиса взяла меня за локоть и отвела в сторонку. – Проследи там, чтобы никто ненароком Марфушин сухарик не попробовал. Отравится.

– Ладно, – пообещал я, но вновь поглядел на неё с подозрением. – Ты откуда знаешь? Зелье, что ли, какое заморское потравное?

– Вроде того. Для людей отрава, а вот для некоторых машин – незаменимая вещь.

– Машинное масло, что ли? – я почесал макушку. – Но оно ж должно вонять неприятно. Я не заметил, чтобы у Марфы насморк был.

– Это спецсостав для хоумсервов, – с умным видом начала объяснять жена. – Никто же не хочет, чтобы от слуг всякой дрянью несло. Вот и добавляют присадки, отдушки и приятные ароматизаторы.

– Это ты сейчас с кем разговаривала? Я понял только половину из сказанного.

– Потом объясню, – махнула рукой Василиса. – Главное – проследи, чтобы никто не отравился.

– Хорошо, но ты мне всё-таки потом ответишь на кучу вопросов.

– Послезавтра. Хорошо?

– Договорились, – улыбнулся я. – Может, всё-таки баньку тебе организовать? Переоденешься, причешешься…