Нечаянные встречи

Государыня императрица наблюдала за тем, как прооперированного мальчика перекладывали на кровать.

В больничном коридоре доктор Новиков сталкивается с Кэт, которую сопровождает офицер.

– В чем дело, офицер? Какие-то проблемы? Это моя ассистентка, – произнес он.

И уже забыв про офицера, обращается к самой Кэт:

– Ты не поверишь. Это судьба. Божьим промыслом государыня императрица сегодня сама приехала в больницу. Она только что присутствовала на операции. Пойдем, я тебя представлю. Без ее доброго покровительства тебе не удастся в России ничего сделать.

И пошли, оживленно переговариваясь, оставив офицера одного.

Они нашли государыню императрицу в палате для новорожденных.

В этой палате лежали подкидыши. К этим детям государыня подходила сама. Кормилицы раскрывали перед ней детей. Она нежно целовала их ручки и ножки. Заодно внимательно осматривала белье на кормилицах.

Государыня, увидев вошедшего в палату доктора, пошла к нему навстречу.

– Прости, что без предупреждения пришла. Но так оно и лучше. Суеты меньше. – И после небольшой паузы, добавила: – Да и как не приходить к этим подкидышам. Все эти брошенные дети теперь ведь мои и во мне должны находить попечение, которого оказались, лишены в своей жизни.

А затем перевела свой взгляд на Кэт.

– Кто этот ангел? Почему не представишь?

– Я вам уже как-то рассказывал. Это англичанка, сестра милосердия Кэт Марсден, та девушка, что была со мной в военном госпитале. Она хотела бы просить вашей помощи.

В это время Кэт сделала глубокий реверанс.

Государыня подошла к ней. Рукой коснулась подбородка. Посмотрела в глаза. И на английском языке спросила:

– Чай пить любишь?

В больничной столовой уже все было приготовлено для традиционного чаепития. Государыня императрица сидела в центре небольшого чайного стола. За столом находились камергер двора его величества Сиверс, доктор Новиков, англичанка Кэт и две придворные дамы. Дежурный офицер был у дверей.

За императрицей ухаживал Сиверс. Остальные обходились за столом сами. Говорили свободно. Присутствующие, а более всего Кэт увидели в ней ласковую и добрую хозяйку, а не Императрицу.

Поставив чашку чая на стол, государыня обратилась к Кэт:

– Путешествие, на которое вы просите у меня разрешения, будет трудным. С другой стороны, эти неизлечимые, отторгнутые обществом, эти несчастные вызывают к себе величайшее сочувствие и сострадание. Нельзя не одобрить и не поддержать вашего благородного и человеколюбивого предприятия. Я скажу, чтобы вас снабдили необходимыми денежными средствами и письмом, которое обеспечивало бы вам помощь и мое покровительство в течение всего вашего путешествия по Сибири.

Доктор Новиков и Кэт радостно переглянулись.

– Сиверс! – Далее она обращалась к своему камергеру. – Я хочу попросить тебя об одной услуге для меня. Прошу не как твоя государыня и императрица, а как мать, отправляющая свое дитя в опасное путешествие. Будь для нашей гостьи заботливым наставником и переводчиком. А главное, посмотри внимательно, что там, в Сибири, делается. Да ты и сам знаешь, не мне тебя учить…

Сиверс молча склонил свою голову, выражая этим полное понимание и свое согласие.

И императрица снова обратилась к Кэт:

– В Уфе посетите преосвященного Дионисия, который более сорока лет был миссионером в Якутии и истинно жалкое положение несчастных прокаженных видел сам. По благополучном возвращении обо всем мне доложите, и на основании ваших сообщений мы постараемся найти необходимые средства на устройство там постоянного для них приюта, в котором если и бессильна медицинская помощь, то, во всяком случае, больные могли бы найти необходимые условия человеческого существования.

Государыня императрица встала. Все последовали ее примеру.

– Неделю вам на сборы, – произнесла она, обращаясь более к Сиверсу. – Я скажу князю Ивану Голицину, чтобы он подготовил для вас сопроводительное письмо, которым обяжем местные власти оказывать вам помощь и покровительство. И пока дорога позволяет, с Божьей помощью отправляйтесь в путь…

Резкий звук паровозного гудка. За ним следует сцепка вагонов. И мы снова в вагоне поезда, который уже дошел до Москвы.

Поезд останавливается. И нахлынувшая волна встречающих заполнила весь перрон. Снующие носильщики. Продавщицы цветов и, конечно же, снова зеваки.

Коммерсант поднимается и, сняв с верхней полки свой саквояж, прежде чем выйти из купе, обращается к Кэт:

– Мисс Марсден, я как ваш соотечественник, глубоко тронут и пленен рассказанной вами историей. И очень сожалею, что мне придется выйти, не дослушав ее до конца. Но если в вашей жизни вдруг случится беда и вам нужна будет чья-то помощь, кроме Господа, естественно, я готов оказать вам всяческое содействие.

Он поклонился всем и вышел.

Когда за ним закрылась дверь, раздался голос игумена Сергия:

– Какие испытания выпали на долю этого человека! И как он сумел обрести себя во Христе! Неисповедимы пути Твои, Господи. Кстати, а вы действительно имели счастье видеть преосвященнейшего Мелетия?

– Да! Такая встреча состоялась уже в июле 1890 года. Но до этой встречи еще много чего пришлось пережить…

В это время поезд резко тронулся и по вагонам прокатилась встряска.

И вскоре Кэт, по просьбе игумена, продолжила свой рассказ:

– В Уфе, по совету Императрицы, мы встретились с епископом Уфимским и Мензелинским Дионисием, который больше 40 лет был миссионером в Якутии. Он рассказал мне о тяжелом положении якутских прокаженных и подтвердил слухи о траве, сообщив ее название. В Златоусте мы сошли с поезда, и далее несколько тысяч километров мы передвигались уже на санях. Проехали Екатеринбург, Тюмень и Омск. Уже в Иркутске мы были приняты генерал-губернатором Горемыкиным. После нашей с ним встречи и получив надлежащие письма от императрицы, он выступил инициатором организации комитета по оказанию помощи прокаженным. После того как я выехала из Иркутска в Якутск, большую часть пути пришлось проехать по реке Лене. Хотя путешествие до Иркутска было нелегким, но это было ничто по сравнению с тем, что пришлось перенести мне на воде. Три недели мы ехали в паузке, не имея возможности раздеться или переменить одежды; спали где попало, между грузом, питались самой простой пищей.

Кэт рассказывала, а игумен уже видел все это своими глазами…

…Раннее утро на Лене. Нагромождение скалистых уступов. Удивительной красоты леса, словно бы вспарывающие туман своими верхушками, резкие и непривычные для городского человека крики птиц.

Или же утренний туман, когда не видишь на расстоянии вытянутой руки, и вдруг мощной силы удар по воде, который производит крупная рыбина, выскочившая из глубины вод в погоне за мелкой рыбешкой, заставляющий вздрагивать даже бывалого человека.

А вот красавица-медведица, лакомившаяся пойманной рыбой. Вокруг играющие друг с другом медвежата, которые, лишь учуяв посторонние звуки и завидев идущее по реке судно, затрусили под спасительные широкие кроны елей.

Кэт даже пробовала ловить рыбу. Вначале Сиверс увлеченно помогал. Но каждый раз она выпускала пойманную рыбину обратно. Ей не хотелось видеть, как та будет умирать в мучениях у ее ног. Сиверс махнул на это рукой. И следил лишь за тем, чтобы она сама за борт не вывалилась.

Судно продолжало свое монотонное движение. Сиверс и сам уже не выдерживал, часто перегибаясь за борт. Его мутило.

Что же тогда говорить о молодой девушке, которая к концу этого путешествия лежала словно куль, почти без движения и вся зеленая лицом…

Когда они наконец-то добрались до Якутска, то там же, на берегу Лены, имели возможность сходить в баню.

Кэт в ней чуть не угорела. Местные бабы вытащили ее полуживую на воздух.

Когда Сиверс увидел, что Кэт на руках выносят из бани, то бросился к ней.

– Убью, дуры. По этапу у меня в Сибирь пойдете…

Бабы, более от неожиданности, чем со страху, чуть не уронили девушку.